Милилейн показалось, что она узнает его: уличный торговец, продавший ей
как-то вертел сосисок за пять крон. А, может быть, и не он. Ведь совсем
непросто отличить одного лиимена от другого.
шепнул:
тобой благодать водяных королей.
она нашла себе место среди коленопреклоненной, бормочущей молитвы паствы.
Никто не взглянул на нее, и вообще никто не смотрел друг на друга: взгляды
всех были устремлены на лиимена, стоявшего между двумя чучелами морских
драконов. Милилейн тоже посмотрела на него. Она не осмелилась оглядеться,
так как опасалась встретить знакомых.
заметила, что каждый из молящихся, когда к нему попадал кубок, делал
большой глоток; кубки приходилось наполнять заново по мере того, как они
передавались из рук в руки. Ближайший из кубков сейчас находился в четырех
или пяти рядах от нее.
вспомнила. Она слышала о драконопоклонниках. Что ж, подумала она, может, в
этом что-то и есть. Почему не отдать мир морским драконам, если все и так
рухнуло. Она видела, что кубок уже в двух рядах от нее, однако, тот
перемещался очень медленно.
моря, - говорил лиимен. - Мы поедали их плоть и пили их молоко. И это было
их даром нам, великой добровольной жертвой, поскольку они боги, а отдавать
свою плоть и свое молоко низшим существам, вскормить и сделать их самих
подобным богам, вполне достойно богов. Теперь же наступает время водяных
королей. Берите. Пейте. Соединяйтесь.
хозяева. Они - владыки. Они - истинная Власть, и мы принадлежим им. Мы и
все остальные, живущие на Маджипуре. Берите. Пейте. Соединяйтесь.
дикое нетерпение - она такая голодная, ей так хочется пить! - и она едва
удержалась, чтобы не вырвать кубок у соседки, испугавшись, что ей ничего
не достанется. Но она дождалась, и вот - кубок у нее в руках. Она
заглянула в него: темное, густое, сверкающее вино. Она неуверенно
пригубила. Вино было сладким и пряным, крепким на вкус, и сначала она
решила, что никогда не пила ничего подобного, но потом ей показалось, что
вкус ей что-то напоминает. Она сделала новый глоток.
когда входят в соединение с твоей душой и объясняют беспокоящий тебя сон!
Точно: сонное вино. Хотя Милилейн посещала толкователей всего пять или
шесть раз, да и то несколько лет тому назад, она узнала ни на что не
похожий аромат их напитка. Но откуда оно здесь? Ведь только толкователи
снов имели право пользоваться им или даже хранить его. Поскольку то был
сильный наркотик, вино разрешено было употреблять лишь под присмотром
толкователей. Но каким-то образом тут, в этой молельне-чулане, сонное вино
оказалось в огромных количествах, и собравшиеся хлещут его, как пиво...
глупо улыбнулась и извинилась, но он неотступно смотрел вперед и не
обратил на нее ни малейшего внимания; так что, пожав плечами, она поднесла
кубок к губам и сделала подряд два больших глотка и передала кубок дальше.
кое-как удержала голову, грозившую упасть на грудь. Вот что значит выпить
на пустой желудок, сказала она себе, обмякла, наклонилась и начала петь
вместе со всеми. То был бессмысленный речитатив без слов - оу-уа-ва-ма,
оу-уа-ва-ма, - такой же нелепый, как и тот, что она слышала на улице, но
более нежный, проникновенный, напоминающий плач. Оу-уа-ва-ма, оу-уа-ва-ма.
И когда она пела, ей казалось, будто она слышит какую-то отдаленную
музыку, сверхъестественную и надмирную, далекий звон многих колоколов, что
вызывают накладывающиеся друг на друга мелодии, за которыми невозможно
уследить, поскольку каждая последующая переигрывает предыдущую.
"Оу-уа-ва-ма", - пела она, и ей откликался звон колоколов, а потом к ней
пришло ощущение чего-то огромного, что находилось очень близко от нее,
возможно, даже в этой самой комнате, чего-то исполинского, крылатого,
древнего, наделенного гигантским интеллектом, в сравнении с которым ее
собственный воспринимался не более чем игрушкой. Это нечто обращалось по
широкой орбите, и при каждом обороте разворачивало свои огромные крылья и
простирало их до пределов мира, а когда складывало их, они касались ворот
в мозгу Милилейн - всего лишь легкое неуловимое, будто перышком,
прикосновение, но после него она почувствовала себя преображенной, словно
вышла из своего тела, стала частью какого-то организма из множества
разумов, невообразимого и богоподобного. Берите. Пейте. Соединяйтесь. С
каждым прикосновением крыльев она все прочнее сливалась с этим организмом.
Оу-уа-ва-ма. Оу-уа-ва-ма. Она исчезла. Милилейн больше нет. Остался лишь
водяной король, голосом которого и был колокольный звон и разум из
множества разумов, частью которого стала Милилейн. Оу. Уа. Ва. Ма.
наполнялись водой, боль была невыносимой. Она боролась. Она не хотела,
чтобы крылья касались ее. Она уворачивалась, она отбивалась кулаками, она
изо всех сил стремилась к поверхности...
продолжалось пение. Оу, уа, ва, ма. Милилейн содрогнулась. Где я? Что я
делала? Мне надо выбираться отсюда, подумала она. Охваченная ужасом, она с
трудом поднялась на ноги и на ощупь двинулась к выходу. Никто ее не
останавливал. Вино все еще туманило ей голову, ее шатало, она спотыкалась
на каждом шагу и хваталась за стену. Она вышла из комнаты и побрела по
пропахшему благовониями коридору. Вокруг нее по-прежнему трепыхались
крылья, они обволакивали ее, проникали в ее разум. Что я натворила, что я
натворила?
Деккерета, Орден Тройного Меча или как их там? Неважно. Будь, что будет.
Она побежала, не зная куда. Где-то вдали раздался низкий раскатистый
зловещий звук. Она надеялась, что это гейзер Конфалума. В мозгу у нее
бились другие звуки. Я-та, я-та, я-та, вум. Оу, уа, ва, ма. Она
почувствовала, как крылья смыкаются над ней. Она побежала, споткнулась,
упала, поднялась и побежала опять.
казалось все Валентину. И одновременно в нем росло убеждение в том, что он
совершает ужасную, страшную ошибку.
аромат роста и гниения, которые шли одинаково быстро под непрерывными
теплыми дождями, затейливый букет, от которого при каждом вдохе кружилась
голова. Он вспомнил спертый, липкий, влажный воздух и дожди, которые шли
почти ежечасно, барабанили по лесным вершинам высоко над головой, а потом
с одного блестящего листа на другой стекали капли, пока уже совсем
небольшое количество влаги не достигало земли. Он вспоминал фантастическое
буйство растительности, когда все росло и расцветало почти на глазах,
подчиняясь однако каким-то непостижимым законам, когда каждому растению
отводился определенный уровень: устремленные ввысь, тонкие, на семь
восьмых своей высоты лишенные веток, распускающиеся к вершине гигантскими
зонтиками из листьев деревья, связанные в единый покров переплетением лоз,
лиан, побегов; пониже - более приземистые, округлые, со стволами потолще,
лучше переносящие тень; затем - слой сбившегося кучками кустарника и,
наконец, лесное дно, темное, таинственное, практически бесплодное - голое
пространство сырой, скудной, пористой почвы, которая весело пружинила под
ногами. Он вспоминал неожиданные, неизвестно откуда бравшиеся столбы
яркого света, что пробивался в самых непредсказуемых местах сквозь лесной
покров, и ненадолго рассеивался полумрак.
самом центре Цимроеля, и любой их участок был как две капли воды похож на
другой. Где-то в этих лесах располагалась столица метаморфов Иллиривойн,
но Валентин спрашивал у себя, какие у него основания думать, что он
находится неподалеку; только потому, что ему кажутся знакомыми по
воспоминаниям многолетней давности запахи, звуки и обличье этих лесов?
голову нелепую идею о том, что могут заработать несколько роялов, выступив
на празднике урожая у метаморфов. Но там, по крайней мере, с ним был
Делиамбр, способный при помощи своих колдовских штучек разнюхать верное
направление на перекрестке дорог, и доблестная Лизамон Хултин, знакомая с
жизнью джунглей. Теперь же, во время этого похода в Пьюрифайн, Валентин
оказался предоставлен самому себе.
предчувствий на их счет, поскольку в течение прошедших недель не общался с
ними даже во сне, - были теперь в нескольких сотнях миль позади, на
дальнем берегу Стейша. Никаких известий не имел он и от Тунигорна,
которого послал назад, на поиски. Сейчас его сопровождали лишь Карабелла,