к своей подруге. Много есть в Клюзо, да и вообще на белом свете товарищей,
хороших товарищей, есть товарищи чуть похуже, есть совсем плохие, и,
наконец, существуют просто изумительные люди, которых Пьеретта не знала
или видела только мельком, о чьих подвигах читала в книгах и газетах. Но
подруга у нее одна-единственная, и это - Маргарита. И до чего же прекрасно
иметь подругу.
попросилась, чтоб меня перевели в цех "РО".
время перерыва проводила беседы. Она предупреждала своих товарок, что
дирекция приложит все усилия, лишь бы перетащить в цех "РО" любую из них.
"Наш цех единственный, где каждая работница обслуживает только один
станок, - поясняла она, - недаром наш цех зовут "стальным". И верно, он
стальной, не сгибается, да и только, к великому огорчению Нобле и
дирекции. Но помните, нас будут пытаться разъединить. Впрочем, решайте
сами". Работницы единодушно уверяли, что откажутся от всех возможных
предложений. Цех дружно охранял свою коллективную честь, завоеванную
годами борьбы.
киснуть. Дядя и тетка, видно, никогда меня в Париж не вызовут. Не верю я
больше их обещаниям. Их надо поставить перед свершившимся фактом. А в цехе
"РО" я за три месяца прикоплю тридцать тысяч франков. С этими деньгами
можно ехать в Париж, а там будет видно.
восемь лет профсоюзной и политической борьбы. Предательство как таковое
уже не потрясало ее теперь. Давно прошли и те времена, когда она чуть не
заплакала, узнав, что великий Горький, великий писатель, свято веривший в
счастливое будущее человека, самый любимый ее писатель, по доброй воле
взял себе псевдонимом слово, означающее горечь. Она молча слушала
Маргариту, только уголки губ чуть-чуть опустились книзу; ничем больше не
выразила она своих чувств.
уговоров, но только не этого молчания.
спросила Пьеретта.
что очень устала, устала сильнее, чем вчера, чем позавчера, чем за все эти
дни, посвященные борьбе, исход которой вдруг показался ей таким далеким,
таким бесконечно далеким, что у нее потемнело в глазах и она пошатнулась.
домой. Но по дороге он решил посмотреть, как идут приготовления к
торжественному открытию цеха "РО".
муниципалитета участке земли вдоль левого берега Желины. Новый цех
отгородили от реки стеной, по гребню которой натыкали осколки бутылок.
Такой оградой была обнесена вся территория фабрики. Мимо цеха шла
внутрифабричная дорога, по которой курсировали грузовики, доставлявшие
изделия из цеха в цех.
цеха. По обе стороны образовавшегося прохода воздвигли пилоны, а между
ними протянули длинное коленкоровое полотнище, на котором огромными
буквами, в рост человека, было выведено:
буквами по белому фону было написано "Вход", а на другой "Выход".
на переоборудование цеха, они проходили по всему корпусу - от двери с
надписью "Вход" до двери с надписью "Выход", - куда вела специально
проложенная дорожка, по обе стороны был натянут канат, выкрашенный в алый
цвет. Для инженера Таллаграна, руководившего всеми работами, построили
специальную конторку - всю стеклянную, высоко поднятую над полом и похожую
на корабельную рубку. Техники - американцы и немцы - распоряжались
установкой оборудования. Девицам, которые с утра до вечера вертелись у
окрашенного в алый цвет каната, они говорили по-английски и по-немецки
всякие гадости, а те хихикали, считая, что с ними заигрывают.
Мадам Таллагран в вельветовых брюках, в ковбойке, с сигаретой в зубах
командовала целым отрядом садовников. В память "Маленького арпана господа
бога" Кодвила, который супруга инженера прочитала захлебываясь, она
потребовала, чтобы вдоль всей стены посадили вьюнок; приглашенный
специально для этого случая агроном объяснил ей, что, если бы даже сюда
свезли удобрения со всего света (он прекрасно знал, что АПТО не постоит за
десятком килограммов суперфосфата, но количество в данном случае не играло
роль), - даже вопреки успехам, достигнутым агробиологией в деле повышения
плодородия почвы, вьюнки все равно не успеют обвить стену ко дню открытия
цеха: вьюнки полагается сажать весной. Пришлось помириться на цветущих
олеандрах. Их привезли на грузовиках из садоводства; если зарыть кадки в
землю, никто даже не догадается, что они выросли не здесь, у стены, прямо
в грунте.
укатывали, поливали, подстригали. Ответственной за газон назначили
Раймонду Миньо. Ничего не подозревавший муж вдруг заметил в цветнике свою
жену, которая командовала садовниками и в подражание мадам Таллагран тоже
надела вельветовые брюки и тоже не выпускала сигарету изо рта. Миньо
схватил ее за лямку комбинезона и закричал:
женщин доброй воли помочь ей. Ты посмотри только, какой шик! - добавила
она. - Траву и ту пересаживают, будто какие-нибудь орхидеи...
пойти на любой скандал, ибо всей душой, безоговорочно примкнула к лагерю
мадам Таллагран, уже подходившей к супругам с фальшиво-равнодушным видом,
примкнула к лагерю важных дам Клюзо, которые наконец-то снизошли до нее. И
Раймонда злобно, дерзко захохотала.
видишь, им ни в чем не отказывают. Может быть, среди цветов они будут
лучше работать, перестанут лодырничать...
ту и другую, - но Миньо вообразил, что они издеваются над ним: хорош
секретарь секции, который не способен внушить уважение к рабочему классу
даже в своем собственном доме.
его затуманенный, словно подернутый дымкой взгляд и поняла, что это
означает: ведь и ее родной отец к концу жизни начал пить.
сейчас ее догадки превратились в уверенность, и она упрекнула себя, что
раньше не обратила на это внимания. Впрочем, она была, пожалуй, удивлена:
уж очень не вязалось представление о пьянстве со всем его обликом.
как некогда говорила ее мать со своим мужем, тоном терпеливой сиделки,
которая, даже падая с ног от усталости, все-таки жалеет своего больного.
Женщины Клюзо с самого рождения знают, как нужно обращаться с пьяницей.
Фабричный цех, фабричная контора, звонок к мадемуазель Летурно,
неприветливый поселок, прилепившийся к голой скале, муж, который вдруг
запил, - все это было здесь, в Клюзо, тесно связано одно с другим, и надо
было ко всему этому приспособиться, чтобы существовать.
вечером действительно не то сказал.
черт знает что творится.
имел случай убедиться, добровольно трудится для открытия цеха "РО".