нежно и страстно, как она его.
бесстыдные мысли куда-то ушли и в душе Юрия стало тихо и чисто.
вверх, увидел золото иконостаса, искорками поблескивающее от свечных
огоньков, а еще выше - две перекладины креста, и с давно забытым чувством и
непривычным напряжением мысленно крикнул:
любил ее так же, как сейчас!"
снисходительно улыбнулся над собой.
Карсавина.
эти тихо поющие и громко читающие голоса, вздохи и мерцания огоньков; рядом
прошли ограду и через старую калитку вышли на обрыв горы. Здесь никого не
было, и старая белая стена, с облупившимися башенками, отделила их от .всех
людей. У ног их по обрыву кудрявились верхушки дубов, а далеко внизу
блестела река и уходили вдаль, за темный горизонт, зеленые луга и поля.
делать. Чего-то они боялись и не смели. И, казалось, никогда бы у них не
хватило силы сказать и сделать, но Карсавина подняла голову и как-то совсем
неожиданно и просто вышло так, что губы ее встретили губы Юрия. Карсавина
вся побледнела, забилась и замерла, а Юрий молча обнял ее, в первый раз
почувствовав в своей руке теплое, гибкое тело. Тихо стало кругом, и им
показалось, что весь мир замер в торжественной и напряженной тишине.
неслышимый колокол властно ударил час встречи.
мог вспомнить, крикнула ли она эти слова звонким, отозвавшимся в темном лесу
голосом или теплый вечерний ветер донес к нему прерывистый скользящий шепот.
глаза, пожал плечами, как будто отвергая, в эту минуту все свои прежние
мысли, сомнения и страдания.
лицо горело. Она крепко прижала рукой под волнующейся левой грудью и на
минуту прислонилась к стене.
подобрала черную юбку и быстрыми молодыми ногами побежала по дорожке к
гостинице, еще издали крикнув старенькой темненькой тетке, сидевшей на
крылечке в ожидании:
XXXVII
внизу, на зеленых лугах, далекое ржание лошадей и засветились луговые
огоньки.
Точно звездочка!.. А ведь там теперь сидят большие люди, мужики, выехавшие в
ночное, варят картошку, говорят... Костер горит весело, вспыхивает,
потрескивает и слышно, как лошади фыркают... А отсюда совсем как искорка...
вот-вот потухнет!
торжествующего счастья он не слышал собственных мыслей. Он сидел очень
долго, ощущал, как собирается в его теле упругость и сила, точно
подготовляясь к чему-то, о чем нельзя было сознательно подумать. Он все еще
ощущал свое первое прикосновение к молодому, пока скрытому тонкой материей
телу и полураскрытым свежим губам и по временам с испугом говорил себе:
становясь сильным, свежим и смелым.
вслушиваясь в далекое ржание лошадей, голоса гусей за рекой и еще тысячи
неуловимых звуков леса и вечера, струнно дрожащих высоко над землей.
узнал, что это она, и весь задрожал, охваченный любовью, желанием и испугом
перед роковым моментом.
вдруг, почувствовав радостную уверенность, что сделает все, что нужно, Юрий
сразу обернулся и с внезапной дерзостью и силой схватил ее на руки, понес,
скользя по траве, вниз.
пышной, как женщина, то маленькой и хрупкой, как девочка. Сквозь платье рука
его почувствовала ее ноги, и Юрия даже испугала мысль, что он касается ее
ног.
обрезавший светлое небо, падал бледный сумеречный свет. Юрий опустил девушку
на траву и сам сел, и оттого, что было покато, они оказались лежащими рядом.
При бледном свете Юрий нашел ее горячие мягкие губы и стал мучить их
тягучими требовательными поцелуями, от которых точно белым огнем
раскаленного железа стало жечь их томящиеся тела.
сила. Карсавина не сопротивлялась и только дрожала, когда рука Юрия и робко,
и нагло коснулась ее ног, как никто никогда еще не касался.
темноте губ был странен, как легкий таинственный звук лесной.
бледным и светлым, как в зимний день, в котором нет уже ни жизни, ни силы.
потянулась к нему. Но вдруг тоже быстро и широко взглянула, увидела его лицо
и себя, вся вспыхнув нестерпимым стыдом, быстро отбросила платье и села.
остановиться, точно это было бы смешно и противно. Растерянно и нелепо он
попытался продолжать и хотел броситься на нее, но она так же растерянно и
нелепо защищалась, и короткая, бессильная возня, наполняя Юрия ужасным и
безнадежным сознанием позорного и смешного, противного и безобразного
положения, была действительно уже смешна и безобразна. Растерянно и опять
как будто в то самое мгновение, когда силы ее упали и она готова была
подчиниться, он опять оставил ее. Карсавина дышала коротко и прерывисто, как
загнанная.
это оскорбительно. Пот облил все его ослабевшее тело, и опять язык его,
точно против воли, забормотал что-то о том, что он сегодня видел, потом о
своих чувствах к ней, потом о тех своих мыслях и сомнениях, которыми он был
полон всегда и которыми, увлекаясь сам, так часто увлекал и ее. Но все
казалось теперь неловким, связанным, лишенным жизни, голос звучал фальшиво,
и наконец Юрий замолчал, внезапно почувствовав одно желание, чтобы она ушла,
и так или иначе хоть на время прекратилось это нестерпимое смешное
положение.
мгновение задержала дыхание и прошептала робко и просительно: Мне пора...
Пойду...
прежнее Юрий слабо обнял ее. И вдруг в ней опять пробудилось что-то
материнское. Как будто она почувствовала себя сильнее его, девушка мягко
прижалась к нему и улыбнулась прямо в глаза ободряющей милой улыбкой.
закружилась голова, и что-то, похожее на благоговение перед ней, согрело его
растерянную душу.
отыскал свою фуражку, полную листьев и земли, вытряхнул ее, надел и,
спустившись вниз, пошел в гостиницу, далеко обходя ту дорожку, по которой
должна была пройти Карсавина.
эту чистую святую девушку... непременно кончить так, как сделал бы всякий
пошляк на моем месте?.. Бог с ней... Это было бы гадко, и слава Богу, если я
оказался на это неспособен! И как это гадко: сразу, почти без слов, как
зверь!" - уже с брезгливым чувством думал он о том, что еще недавно
наполняло его таким счастьем и такой силой.
глухой и тяжелый стыд. Даже руки и ноги, казалось ему, болтались как-то
глупо, ни к чему, и фуражка сидела на голове, как колпак.
XXXVIII
ладаном. Проворный здоровый монах мчал куда-то толстый, как арбуз, самовар.
Николаев Андрей
Конюшевский Владислав
Прозоров Александр
Корнев Павел
Свержин Владимир
Доставалов Александр