не обученный, и не понимал, почему один лед тает, а другой испаряется, но
просить о чем бы то ни было мальчика, которому нет и десяти лет, даром что
мальчик не только наследник престола, но и фехтовальщик первой руки, и
наездник тоже хоть сейчас вперед на австрияков (почему-то Прохор именно этих
военных противников представлял себе лучше прочих) - просить такого мальчика
ему, обыкновенному камердинеру, было никак не по званию.
Палинского, или еще кто есть. Например, когда граф садился за преферанс с
Диким Оскаром, независимым призраком, лишь по специальному приглашению
поднимавшимся на поднебесные выси Палинского Камня, и с Вечным Чиновником,
все дожидавшимся решения по своему делу "Мокий против Соссия" в городском
суде Киммериона, - четвертым за столом сидел обычно камердинер. Но кто ж
тогда подавал коньяк, свечи, новые колоды карт? В это время Павлик обычно
спал, но в те редкие случаи, когда он почему-либо заглядывал в ломберную,
где шла игра на четверых, камердинер сидел за столом, а Прохор прислуживал,
хотя Павлик поклялся бы всеми змеями, что камердинер-то и есть Прохор!
Однако бывало так, что Дикий Оскар не являлся, тогда со вздохом граф
подходил к восточному окну на лестнице - и в зал по внешней стене влезало
грязное, перемазанное Существо в драном саване, всегда садившееся к
"входному" окну поближе и не заходившее на европейскую часть комнаты. В этом
случае граф, Вечный Чиновник и Существо играли втроем, коньяк граф наливал
себе сам, а Прохор уходил спать. Игра в такие ночи кончалась раньше, и
всегда - скандалом. "Сталинград!" - орало Существо, а граф, неизменно
отвечая: "Уконтрапупим!.." вставал с картами в руках. Короткая перекидка
вызывала вопль Чиновника, похожий на крик полярной совы, впрочем, иной раз
он орал "Без одной!", а бывало, что "Без двух!" и даже "Без семи!" - и по
ядовитому смеху графа было ясно, что Существо крупно проигрывает. Но взять с
него было нечего, и удалялось оно в азиатское окно, грозя и рыдая. Граф
клялся ни в жизнь больше старого маразматика близко не подпускать, но...
оставшись очередной раз в безлунную ночь без партнера, вновь призывал
"ползуна". Павлику "ползун" был бессознательно противен, но его радовало,
что тот хотя бы никогда не выигрывает.
ломберной. Он скользнул в тапочки и, как был, в одних трусиках, которые граф
именовал только "подштанниками", (мама возражала против такого названия),
побежал по боковой лестнице на восьмой этаж. Сквозняки дули повсюду, но
Павлик никакого внимания на них не обращал, последний раз простудился он
больше года тому назад. Из двери в ломберную, приотворенной на ширину
ладони, раздавались вопли, и по меньшей мере один голос был совершенно
незнакомый.
этот голос, скрежещущий, как несмазанная лебедка, что-то сыпалось, видимо,
стеклянное, и свет метался от канделябра, которым кто-то размахивал, - граф,
конечно. Павлик знал это, даже не глядя в щель: кто же еще посмел бы махать
канделябрами в доме графа?
его, Стима, куси, съешь его, съешь его! - надрывался граф, изгоняя
приглашенного из европейской части ломберной в азиатскую. В разбитое
европейское окно протискивалось что-то огромное и отливающее металлом, такое
же сидело на соседнем окне. По полу, как заметил Павлик, быстро скользили,
забиваясь в щели, незнакомые бронзовые змейки, которым тут, на восьмом
этаже, определенно было не место.
рядом со столом, не повредив расклада карт.
соседних окнах. Чудища поражали тем, что в них сочетались два цвета:
позеленевшая медь и ярко-рыжая ржавчина. Но Павлик им не удивлялся, он у
дяди графа в замке на такое насмотрелся, что вид железных птиц его скорей
развлекал.
не особенно, впрочем, настаивая, - Внизу, чай, на Заквачных Хлябях змеееды
лягушек сегодня едят, покуда те квакают - оттого нынче затмение лунное, вот
и не смог Дикий Оскар придти, он без лунного света никуда...
- гаркнула в ответ медно-железная птица из окна, - Нет ему броду в русскую
воду!
А-азия...
бродить будешь, в Антарктиде, а то можем и оттуда выгнать! - парировало
чудище, - Вали!.. К едрени фене!
предложение "быть людьми", обращенное к призраку и чудовищам явно иного
биологического вида, хмыкнул даже Павлик, в биологии и демонологии граф его
уже поднатаскал. Диковины в окнах были, видимо, стимфалидами -
металлическими птицами, обжившимися в ссылке на Урале и теперь его
патрулирующими. Павлик их ни разу не видел, но прикинул, что скиталу
Гармодию такая - на один проглот, не говоря уж о Великом Змее, который,
зевая, сглотает таких полсотни и спать ляжет голодный.
согласно негласной воле императора, призрак этот в Европе не имел права
появляться уже давным-давно, и так уже набродился, хватит. Граф поднял
тяжелый подсвечник, не киммерийского, а каслинского литья, так что и разбить
не жалко, потому как чугун у них так себе, и высоко замахнулся:
ночная! Мало того, что на восьмерной вистуешь, как... студент! Так еще и
попадаешься! А солдат не разбойник, добычь - святая у него! Возьми лагерь -
все твое! Возьми крепость - все твое! Хоть золото горстями, хоть серебро, а
ты... вист пилишь! А вот поди отсюда...
не рассыпать карт, и показал стимфалиде "нос":
то, что неправильно уселся. Пуля, знаешь, дура, зуб - молодец! И единичку на
гору, как за испорченную сдачу...
выкликнул:
в пулю, а единичку наверх за то, что игру портишь. Так что все по закону,
Сувор Васильевич, мы ж еще и половину котла не расписали. То есть не
котла... Как теперь?
обещаю, прослежу, слово мое крепкое, сама знаешь. Лети, Стима, там в
Заполярье без тебя, того гляди, побиение какое... Лутче лети, Стима!
Пособляй и совершай!
из-за окна, стимфалиды отбыли на пути обычного патрулирования. Граф утер лоб
кружевным платком, уселся за стол, взял свои карты (сдавал Чиновник), и
только хотел сказать "Помилуй Бог!", как увидел в приоткрытую дверь Павлика.
чем не бывало доложил:
пока... Пока к присяге не приведен!
Карточные игры и призраки не интересовали его совершенно. А вот почему змеи
по восьмому этажу ползают? Это те самые, которые... оборачиваются. Кем и чем
не просят перекидываются. Непорядок. Нанесут всякие чужие... всякого чужого.
Нагадят малахитом, - что, Прохору подметать?
было. Но он знал - это временно. Временно. Народ еще увидит, какой должен
быть - и будет - порядок.
22
- цель его путешествия была изучение гастрономии.
свои природные разводы, и потому сразу было видно, что кожа - змеиная. Под
обложкой обнаруживалось множество страниц чертежного ватмана (из лавки
Дурисяко на Елисеевом Поле), исписанных круглым, легко читаемым почерком, но
едва ли при помощи чернил; скорее всего, перо обмакивали в желчь змеи
амфисбены, популярную в городе сектантов тем паче, что ни на что иное, кроме
как на чернила, желчь не годилась. Предисловия написать никто не озаботился,
не было ни алфавитного порядка, ни деления блюд хотя бы на горячие и
холодные: просто некогда некто завел книгу для рецептов - и вписывал их туда
по мере вдохновения. Начиналась она старинным полууставом, потом переходила
на простое, хотя старое правописание, дальше исчезали и ять с фитой, но на
содержании все это сказывалось мало: девять десятых рецептов были посвящены
змеиному мясу и наилучшему его употреблению в пищу с приправами и без
таковых; лишь оставшаяся десятая часть описывала способы употребления ящериц