объяснил, что все это время он хлопотал за меня и добился у главного судьи
благоприятного решения; короче говоря, он принес мне отсрочку в исполнении
приговора.
чтобы сообщить мне эту весть, таить которую было бы, впрочем, еще более
жестоко, и все-таки я ее не перенесла; ибо как прежде горе ошеломило меня,
так теперь радость; я впала в еще более глубокий обморок, чем прежде, и лишь
с большим трудом меня привели в чувство.
того, чтобы радость избавления не заслонила памяти былой печали; затем,
сказав, что ему надо пойти и вписать приказ об отсрочке моего приговора в
тюремную книгу, чтобы шерифы с ним познакомились, он встал и перед уходом
произнес горячую молитву: он просил Бога, чтобы мое раскаяние оставалось
искренним и непритворным и чтобы, возвращаясь вновь к жизни, я не обратилась
вновь к тем безумствам, от которых я так торжественно отреклась и в которых
каялась с таким смирением. От всей души присоединилась я к его молитве. За
эту ночь я глубже прониклась милосердием Божиим и сильнее возненавидела свои
грехи, чем когда-либо в жизни; радость, которую я только что вкусила,
подействовала на меня сильнее, чем горе, в котором я до сих пор пребывала.
переживаниям вообще не место в моем рассказе. Боюсь я также, что многим
читателям, которые с интересом следили за мной, пока я описывала свои грехи
и безумства, эта часть моей жизни, на мой взгляд лучшая, наиболее полезная
для меня, наиболее поучительная для других, - боюсь, что им она покажется
скучна. Как бы то ни было, я надеюсь, что эти читатели не откажутся
выслушать мою историю до конца. И не хочу думать о них дурно, не может ведь
быть, чтобы они предпочитали преступление раскаянию! Не может быть, чтобы
они желали трагической развязки для этой истории! А ведь она чуть было так и
не случилась!
душераздирающая сцена. Первым меня приветствовал гул большого колокола
церкви Гроба Господня, возвещавший наступление дня. Как только он раздался,
из ямы смертников послышались жалобные стоны и вопли - там находились
шестеро несчастных, которых должны были казнить в тот день; одних - за одни
преступления других - за другие, в том числе двоих за убийство.
разные лады выражавших свое сочувствие несчастным смертникам. Одни плакали,
другие орали во всю глотку "ура!" и желали им счастливого пути, третьи
ругали и проклинали виновников их горькой участи, то есть свидетелей и
судей; многие их жалели, а иные - таких было совсем мало - молились за них.
милосердное Провидение, вырвавшее меня из пасти смерти. Я оставалась немой и
безгласной, не будучи способна выразить охватившие меня чувства, ибо в таких
случаях чувства эти бывают настолько бурными, что мы не в силах быстро
совладать с ними.
священник уговаривал их подчиниться приговору, - все это время я дрожала от
ужаса, точно положение мое со вчерашнего дня не изменилось; меня словно
трепала жестокая лихорадка, речь и взгляд у меня были как у помешанной.
Когда осужденных посадили в телегу и увезли - у меня не хватило мужества
взглянуть на это зрелище, - когда, повторяю, их увезли, я отчаянно
разрыдалась и не могла остановиться, несмотря на все усилия!
успокоилась, этих несчастных, должно быть, уже не было в живых. На смену
слезам пришло чувство, радости, тихой, благостной, задумчивой; я была в
настоящем экстазе, в каком-то обаянии восторга и благодарности, которые я
все еще была не в силах выразить словами; в этом состоянии я провела большую
часть дня.
свои превосходные рассуждения. Он поздравил меня с тем, что теперь,
благодаря отсрочке, я успею покаяться во всех своих грехах, в то время как
души тех шести несчастных обречены, их уже ничто не спасет. С жаром убеждал
он меня не терять моего нового отношения к делам мирским, какое у меня
появилось, когда передо мной впервые разверзлась вечность. Под конец же
сказал, что мое дело еще нельзя считать решенным, что отсрочка не есть
помилование и что он не может полностью ручаться за благополучный исход. Тем
не менее я должна радоваться, что мне подарили какое-то время, и постараться
использовать его возможно лучше,
поняла, что мое дело может еще закончиться роковым образом, хоть священник и
в этом не был уверен. В тот день я даже и не стала его ни о чем
расспрашивать; он ведь сам сказал, что приложит все силы к тому, чтобы дело
завершилось благополучно; по существу он надеялся на успех, но не хотел
обнадеживать меня до времени. Последующие события показали, что опасения его
были не напрасны.
смертников в следующую сессию. Лишь с большим трудом, подав слезное прошение
о ссылке, удалось мне избегнуть этого: такой дурной я пользовалась славой и
так упорно держалось мнение, что я рецидивистка, хотя, с точки зрения
закона, я ею не была, ибо ни разу еще не привлекалась к суду; таким образом,
судьи не могли, обвинить меня в этом, но председатель изложил мое дело так,
как нашел нужным.
тяжелым наказанием, но по сравнению со смертной казнью казалась, большой
милостью; поэтому я ничего не скажу ни относительно приговора, ни
относительно предстоявшей мне участи. Мы готовы предпочесть смерти все что
угодно, особенно когда за гробом нас ожидает мало приятного, как было в моем
случае.
обязана своим спасением, искренне огорчался моей предстоящей ссылкой. Он
рассчитывал, как он мне сказал, что мне удастся провести остаток своих дней
под чьим-нибудь благотворным влиянием; он боялся, что я забуду свои былые
невзгоды, что попав в общество отпетых каторжников, - в основном ведь они
все отпетый парод! - я снова вернусь к своим прежним делам, разве что
Господь Бог, прибавил он, еще раз окажет мне свое таинственное
покровительство.
была тяжело больна; болезнь эта для нее оказалась тем же, чем для меня мой
приговор: каждая из нас побывала на краю смерти. Она сделалась в полном
смысле этого слова раскаявшейся грешницей, Я не упоминала о ней так долго
оттого, что за все время ее болезни - мы не встречались. Но вот она стала
поправляться, выходить понемногу и тотчас пришла меня проведать.
то страх, то надежда, сказала, чего я избежала и на каких условиях. Старуха
присутствовала при моем свидании со священником и слышала высказанное им
опасение, как бы я, попав в общество ссыльных, снова не вступила на путь
порока. У меня самой были печальные мысли на этот счет, так как я знала,
каких отпетых людей отправляют обыкновенно в ссылку. Вот почему я сказала
пестунье, что страхи доброго священника не лишены оснований.
таким ужасным примером.
как ей, может быть удастся устроить меня особенным образом, о чем она
Подробно поговорит со мной в другой раз.
Веселее, чем обыкновенно; и тотчас же у меня зародилась надежда на
освобождение, но ни за что на свете не могла бы я придумать, как его
осуществить. Однако дело это слишком близко касалось меня, и я решила не
отпускать пестунью, пока не услышу объяснений; та долго отнекивалась, но
наконец, вняв моим настойчивым просьбам, коротко мне ответила:
человека с сотней фунтов в кармане отправили в ссылку?
точного исполнения приговора, и так как эта суровость считается милостью, то
нет сомнения в том, что все будет строго соблюдено.
задержка, не знаю, но по прошествии этого срока меня посадили на корабль,
стоявший на Темзе, вместе с шайкой в тринадцать самых отпетых негодяев,
каких когда-либо порождал Ньюгет. Понадобилась бы книга гораздо длиннее, чем
вся повесть, чтобы описать бесстыдства и подлости, до которых докатились эти
тринадцать человек, а также их поведение в пути; обо всем этом у меня
сохранился занимательный рассказ нашего капитана, подробно записанный его
помощником.
в промежуток от окончательного постановления о моей ссылке до посадки на
корабль, да и места нет для этого, так как повесть моя приближается к концу;
однако не могу не упомянуть об одном обстоятельстве, касающемся моего
ланкаширского мужа.
привилегированных во внутреннем дворе; с ним было трое других, так как
спустя некоторое время к ним присоединили еще одного; не знаю, почему их
держали там почти три месяца без суда. Кажется, они ухитрились дать взятку
или подкупить свидетелей, которые должны были выступать против них, и, таким
образом, у обвинения долго не было достаточных улик. После некоторого
замешательства удалось все же собрать против двоих кое-какие показания, на
основании которых их и отправили на виселицу; но участь двух других, в том
числе и моего ланкаширского мужа, оставалась нерешенной. Правда, по одному