свою книгу. - Вероятно, вы поживете здесь некоторое время, мистер
Копперфилд?
со временем компаньоном фирмы будете вы!
строил подобных планов, но Урия стоял на своем и на все мои возражения
льстиво повторял снова:
вы!
против того, чтобы он потушил свет, и когда я выразил согласие, немедленно
потушил его. Пожав мне руку - на ощупь в темноте его рука была похожа на
рыбу, - он чуть-чуть приоткрыл дверь на улицу и, проскользнув в нее,
захлопнул за собой, а мне пришлось пробираться по дому во мраке, что стоило
мне немалых трудов и даже паденья, так как я налетел на его табурет. Такова
была, вероятно, главная причина, почему, как показалось мне, в течение
доброй половины ночи я видел во сне Урию Хипа. Приснилось мне, между прочим,
что, спустив на воду дом мистера Пегготи, он отправился в пиратскую
экспедицию, причем на верхушке мачты развевался черный флаг с надписью
"Руководство Тидда", и под этим дьявольским флагом он увлекал меня и малютку
Эмли к Испанскому морю *, чтобы там утопить.
мое смущение, еще через день я справлялся с ним еще лучше, и мало-помалу оно
окончательно рассеялось; не прошло и двух недель, как я уже чувствовал себя
совсем как дома и был счастлив среди моих новых товарищей. Я был достаточно
неловок в играх и весьма отстал в науках, но надеялся, что в первом мне
поможет привычка, а во втором - упорный труд. Занявшись усердно тем и
другим, я вскоре преуспел во всем и заслужил общее одобрение. Прошло очень
мало времени, но жизнь у "Мэрдстона и Гринби" стала казаться мне чем-то
невероятным, а с жизнью в школе я так освоился, как будто находился здесь
давным-давно.
Крикла так же, как отличается добро от зла. Порядок поддерживался в ней
строго и благопристойно, в основе лежала разумная система: всегда и во всем
полагались на честь и порядочность учеников и открыто признавали за ними эти
качества, если сами мальчики не обманывали доверия, и такая система творила
чудеса. Все мы сознавали, что принимаем участие в руководстве школой и
поддерживаем ее репутацию и достоинство. В результате мы быстро
привязывались к ней, - во всяком случае, так было со мной, и за все время
моего пребывания там я не встречал ни одного ученика, который относился бы к
- нашей школе иначе, - и учились с большой охотой, желая сохранить ее добрую
Славу. После занятий мы развлекались чудесными играми и пользовались полной
свободой, но, помню, несмотря на это, в городе отзывались о нас
одобрительно, и редко случалось, чтобы мы своим видом или поведением
наносили ущерб репутации доктора Стронга и его воспитанников.
них я узнал кое-что о его жизни. Узнал, что не прошло еще и года, как он
женился на красивой молодой леди, которую я видел в кабинете, женился по
любви, ибо у нее не было ни единого шестипенсовика, но зато была целая стая
бедных родственников (так говорили наши мальчуганы), готовых захватить дом
доктора, вытеснив самого хозяина. Узнал я также, что глубокая задумчивость
доктора приписывается вечным его поискам греческих корней; по простоте
душевной и по невежеству своему, я вообразил, будто доктор одержим какою-то
ботанической манией - к тому же во время прогулок он всегда смотрел в землю,
- и лишь впоследствии я установил, что это были корни слов для нового
словаря, который он задумал составить. Адамс, наш старшина, обладавший
способностями к математике, произвел, как сообщили мне, вычисления, сколько
времени займет составление словаря, принимая во внимание план доктора и темп
работы. Он полагал, что словарь может быть закончен через тысячу шестьсот
сорок девять лет, считая с последнего, то есть шестьдесят второго, дня
рождения доктора.
дело обстояло иначе, ибо доктор был добрейший человек, наделенный
простодушием - и доверчивостью, которые могли растрогать даже каменные
сердца урн на стене. Когда он прогуливался в той части двора, которая
примыкала к боковой стене дома, а залетевшие сюда грачи и галки, лукаво
склонив головы, смотрели ему вслед, словно понимая, что в житейских делах
они куда более сведущи, чем он, - когда он там прогуливался, достаточно было
любому бродяге приблизиться к нему настолько, чтобы заглушить скрип его
башмаков и привлечь его внимание хотя бы к одной фразе о бедственном своем
положении, - и такой бродяга бывал обеспечен на ближайшие два дня. Это было
так хорошо известно всей школе, что учителя и старшины, выскочив из окон,
старались перерезать путь этим мародерам и прогоняли их со двора, прежде чем
им удавалось оповестить доктора о своем присутствии. Иногда операция
завершалась благополучно в нескольких акрах от него в то время, как он,
ровно ничего не подозревая, прохаживался взад и вперед неровными шажками. За
пределами своих владений, не оберегаемый никем, он был настоящей овцой,
которую каждый мог стричь. Он готов был снять с ног и отдать собственные
гетры. Среди школьников ходил рассказ (я не имею и никогда не имел понятия,
на чем он основан, но я верил ему столько лет, что в правдивости его не
сомневаюсь), - рассказ о том, как однажды в морозный зимний день он
действительно отдал свои гетры какой-то нищенке, что вызвало затем скандал
во всей округе, так как она таскала от двери к двери хорошенького младенца,
завернутого в эти принадлежности туалета, которые были опознаны решительно
всеми, ибо пользовались в наших краях не меньшей известностью, чем собор.
Единственным человеком, не опознавшим их, добавляет легенда, был сам доктор;
когда они незамедлительно появились у двери маленькой лавчонки старьевщика,
который пользовался дурной славой, так как обменивал такие веши на джин,
было замечено, что доктор не раз рассматривал их с одобрением, словно
восхищаясь интересным новым фасоном и находя их лучше своих собственных.
любовь к ней выражалась в отеческой нежности, что уже само по себе рисовало
его как прекрасного человека. Я нередко видел, как они прогуливались по
саду, где зрели персики, а иногда мог наблюдать их вблизи, в кабинете или в
гостиной. Мне казалось, что она очень заботится о докторе и очень его любит,
хотя я никогда не верил в живейший ее интерес к словарю, тяжеловесные
отрывки коего доктор вечно носил в карманах и в подкладке шляпы, а во время
прогулок, по-видимому, давал обстоятельные разъяснения жене.
утро, когда был представлен доктору, и с той поры она всегда была добра ко
мне и интересовалась мною, а отчасти потому, что она очень любила Агнес и
постоянно захаживала к нам. Мне чудилась какая-то странная, никогда не
ослабевавшая напряженность в ее отношениях с мистером Уикфилдом (которого
она как будто побаивалась). Приходя к нам по вечерам, она всегда уклонялась
от его предложения проводить ее и убегала со мной. Иной раз, когда мы весело
перебегали двор собора, думая, что никого не встретим, мы встречали мистера
Джека Мелдона, который при виде нас всегда выражал удивление.
мальчики, прозвали ее "Старый Вояка" за умение командовать и сноровку, с
какою она напускала на доктора несметные полчища родственников. Это была
маленькая востроглазая женщина, всегда надевавшая в торжественных случаях
один и тот же чепец, украшенный искусственными цветами и двумя
искусственными бабочками, которые якобы порхали над цветами. Среди нас
ходило поверье, будто этот чепец прибыл из Франции и мог быть не иначе, как
произведением искусства сей хитроумной нации. Но, в сущности, я знал о нем
лишь то, что он неизменно появлялся по вечерам, где бы ни появлялась миссис
Марклхем; что она приносила его в индийской корзиночке на дружеские
собрания; что бабочки были наделены способностью постоянно трепетать и,
подобно трудолюбивым пчелам, не теряли золотого времени, высасывая соки из
доктора Стронга.
отнюдь не было непочтительным) однажды вечером, который памятен мне по
причине, о коей я сейчас расскажу. У доктора собралась небольшая компания по
случаю отъезда мистера Джека Мелдона в Индию, куда он отправлялся, кажется,
для поступления в армию: мистер Уикфилд в конце концов уладил его дела. Этот
день совпал со днем рождения доктора. Нас освободили от занятий, утром мы
преподнесли ему подарки, старшина произнес речь от имени всех нас, и мы
приветствовали его возгласами "ура!" - пока не охрипли и пока он не
прослезился. А вечером мистер Уикфилд, Агнес и я отправились к нему (на сей
раз - как к частному лицу) пить чай.
Стронг в белом платье с лентами вишневого цвета играла на фортепьяно, а он,
склонившись над ней, переворачивал ноты. Когда она оглянулась, румянец на ее
белом лице показался мне не таким ярким, как всегда, но она была очень
красива, удивительно красива.
доктор, - сказала матушка миссис Стронг, когда мы уселись. - Но можете быть
уверены, что мое поздравление - не пустые слова. Желаю вам еще много раз
встречать этот счастливый день.
Вояка. - Желаю вам этого не только ради вас, но и ради Анни, и ради Джона
Мелдона, и ради многих других. Мне кажется, будто не дальше, чем вчера,
Джон, ты был мальчуганом, на голову ниже мистера Копперфильда, и по-ребячьи
ухаживал за Анни в огороде, за кустами крыжовника.
Стронг.
Василенко Иван
Контровский Владимир
Акунин Борис
Орлов Алекс
Браун Дэн
Самойлова Елена