сквере, под корявым старым кленом, освещенный тусклым фонарем,
покачивающимся от ветра. Воротник поднят, и поза старушечья -- всунув руки в
рукава. Совсем замерз, бедненький, ожидая. Шофер поднял голову от руля,
потянулся рукой к ключу, другой рукой протирая глаза.
пройдусь пешком.
подкралась к Ивлеву сзади, отогнула воротник, подула ему в ухо. Не
оборачиваясь, он сильно сгреб ее рукой.
между колен.
переулок...
фонарей для экономии электричества была погашена. Возле тротуара лежали
сугробы, черные от копоти, в окружении больших луж. Прогромыхал грузовик --
строительные детали по Москве возили и ночью. Милицейская патрульная машина
проехала мимо, задержавшись. Наряд подозрительно оглядел Ивлева и Надю, но
вылезать и проверять документы поленился.
толкучки, очередей, хамства. Особенно люблю, когда выпал снег: все
становится чистым.
вперед, поцеловала в щеку. -- Знаешь, я всегда думала, что это будет в
двухспальной кровати, как в заграничных фильмах. Простыня -- с мелкими
цветочками. А утром раздвинешь занавес -- за окном солнце и лес -- весь в
снегу!
Добилась все-таки тебя. Получила!
женщина?
отделе два социолога материалы для диссертации собирают. Вчера один, когда
мы вдвоем в комнате остались, подходит и кладет руку на талию. "Наденька, --
говорит, -- у меня к вам просьба..." "Пожалуйста", -- говорю. Снимаю его
руку с талии и кладу в нее пачку писем... "Я попрошу письма антисоветского
содержания откладывать, чтобы нам не приходилось просматривать всю почту".
знала... А сегодня поняла.
Вячеслав Сергеич, обязательно почитайте серую папку. Только никому! Я
сказала вам, потому что... у меня никого нет. Вот мой Староконюшенный... В
том подъезде живет Хрущев.
столу в углу холла. Дверца лифта захлопнулась, и сквозь решетку просунулись
тонкие пальцы. Он стал целовать их, все по очереди.
желаний.
корпус в сосновой роще на Рублевском шоссе. Но он все еще лежал на спине.
Первое время он вздрагивал от пронзительных звонков, периодически
раздававшихся во всех палатах.
в коридор нельзя: член Политбюро лечиться приехал. А пройдет он -- и опять
можно...
звонок: вот и здесь, в больнице, Игорь Иванович находился поблизости от
руководства. Вчера после очередного консилиума профессор Мясников пообещал,
что вот-вот разрешит повернуться на правый бок.
еще маринованный...
принести из библиотеки "Трудовую правду". Он читал свою газету, как все
читали, утром, а не накануне. Внимательно просмотрел все номера, вышедшие в
его отсутствие.
присела возле него. -- Чем заполнены полосы? Мышиная возня, когда я сотни
раз им твердил: поднимайте значительные вопросы! Не мельтешите!.. Зачем
только я согласился взять Ягубова?
"Трудовую правду". -- Ягубова ведь не ты выбирал. Конечно, ты нашел бы
своего человека... Но скоро выйдешь, и этот Ягубов опять будет выполнять
твои распоряжения.
заместителя редактора, и кто-кто, а уж Игорь Иванович не мог не понять, чем
это пахнет. Все замы были двойного подчинения -- ему и ЦК. Ягубов, без
сомнения, предназначался в фигуры тройного подчинения -- еще и КГБ. К чему
этот сверхконтроль? Недоверие, закулисные шашни... Ведь покончили с этим --
и вот опять. Чего-то я не понимаю... Я всегда сам делал газету, можно
сказать вдохновлял людей. А теперь второстепенные работники решают вместо
меня и меня же считают старомодным за то, что я приезжаю вечером посмотреть
полосы. Это, видите ли, атавизм -- вникать в конкретные дела. Ведь прав был
Ленин, говоря: если что и погубит советскую власть, так это бюрократизм.
Теперь узнаете, каково без меня.
Надеюсь, я сделаю это аккуратней сестры, хотя тебе, может, и приятней, чтобы
протирала она и хлопала при этом ресницами.
копчика ваткой со спиртом от пролежней. Она опять села, раскрыла "Трудовую
правду" и просматривала ее. Иногда она это делала, но только при Игоре
Ивановиче. Думала она о том, как удачно ей удалось сделать дорогой подарок
палатной врачихе. На доллары, оставшиеся от последней заграничной поездки
мужа, она купила в валютной "Березке" джинсовый костюм и японские часы,
узнав, что у врачихи сын-подросток. Та была очень рада и тут же сообщила,
что ей уже обещали по великому блату новый швейцарский препарат, которого
тут, в Кремлевке, днем с огнем не найти, и она его израсходует на Макарцева.
Зинаида Андреевна пообещала ей японский зонтик и заодно спросила размер ее
обуви, после чего они расстались довольные друг другом. Мужу, разумеется,
рассказывать это было ни к чему.
только что заданный сестрой, Макарцеву понравился, и глаза у него
заблестели. Сами давали разрешение медперсоналу пропускать к себе те
больные, у кого дело шло на поправку, кто снова становился ответственным
работником. В палату медленно и неуклюже вошел Яков Маркович, придерживая
белый халат у шеи рукой, более волосатой, чем его голова. Он замахал руками,
затопал на месте, брызгая слюной.
всем данным в больницу должен был загрохотать я...
очень свежо. У меня сто болезней, а ты взял мой процент на себя!
Зина, это Тавров, ты о нем слышала.
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Андреев Николай
Прозоров Александр
Смит Кордвейнер
Шилова Юлия