каждого из них не хватало какой-нибудь части тела. Один был безухим,
другой--безносым, у третьего недоставало руки, у четвертого -- глаза. Среди
них не было ни одного, кто мог бы похвастать наличием полного комплекта
частей своего тела. Это объяснялось тем, что законодательство Казонде знало
только два вида наказаний: смертную казнь или увечье, причем степень
наказания зависела от каприза Муани-Лунга. За малейшую провинность
приближенных короля калечили и увечили, и больше всего придворные страшились
лишиться ушей, ибо тогда уже им невозможно было носить серьги.
районов, занимавших этот пост по наследству или назначаемых на четыре года,
был красный жилет и колпак из полосатой шкуры зебры, а в руках они держали
знак своей власти -- длинный бамбуковый жезл, один конец которого был натерт
магическим зельем.
была обмотана запасной тетивой и украшена бахромой, остро отточенные ножи,
копья с длинными и широкими наконечниками и пальмовые щиты, украшенные
причудливой резьбой. Что касается мундиров, то его величеству не приходилось
на них тратиться.
дикари слепо верят в чудодейственную силу заклинаний своих мганнгов, верят в
гадания и в фетиши, которыми являются у них глиняные фигуры, испещренные
белыми и красными пятнами, изображающие фантастических животных, или
вырезанные из дерева фигуры мужчин и женщин. Впрочем, многие колдуны были
так же изувечены, как и остальные придворные. Видимо, разгневанный монарх
подвергал этому наказанию и своих мганнгов, когда их лекарства не приносили
ему облегчения.
трещотками, били в гулкие барабаны, колотили длинными палочками с
гуттаперчевым шариком на конце по своим "маримеба" -- нечто вроде тимпана,
сделанного из нескольких тыквенных бутылок различных размеров. В общем, шум
получался оглушительный, и выносить его могли только уши африканцев.
остриях пик побелевшие черепа соседних негритянских царьков, побежденных
Муани-Лунга.
караванов разрядила в воздух ружья, но звук выстрелов потонул в отчаянном
реве толпы. Хавильдары поспешно натерли свои черные физиономии порошком
киновари, которую они носили в мешках у пояса, и простерлись ниц перед
королем.
"успокоительной травы", как ее называют в Казонде. Это было весьма кстати:
Муани-Лунга как раз нуждался в каком-нибудь успокоительном средстве, ибо он
с утра почему-то пребывал в очень плохом настроении.
метисы, заверили в своей преданности могущественного властителя Казонде.
к сердцу. "Мархаба" на языке жителей Центральной Африки значит "добро
пожаловать". Метисы из Уджиджи хлопали в ладоши и отвешивали низкие, до
самой земли, поклоны. Некоторые мазали лицо грязью и пресмыкались перед
своим гнусным властелином.
мимо них неверной поступью, широко расставляя ноги, словно земля качалась
под ним. Так он обошел всю площадь, осматривая выведенных для продажи рабов.
Если работорговцы боялись, как бы королю не вздумалось объявить своей
собственностью кого-нибудь из невольников, то последние не меньше страшились
попасть во власть этого свирепого животного.
королю. Они беседовали на туземном наречии, если может быть назван беседой
разговор, в котором одна сторона пьяна и только мычит или издает какие-то
междометия. Речь Муани-Лунга стала членораздельной лишь тогда, когда он
попросил своего друга Альвеца пополнить запас водки, исчерпанный последними
выпивками.
Альвец.
разлуки.
запахом спиртового перегара.
работорговец, отлично знавший, чего добивается Муани-Лунга.
огненной воды я дам моему другу Альвецу...
знак, на который тот ответил утвердительным кивком головы.
Дикие инстинкты его сразу ожили при этом предложении.
племени ассуа разрежут его на кусочки и съедят живьем. Они не потеряли еще
вкуса к человечьему мясу, -- воскликнул Муани-Лунга.
углах Центральной Африки еще сохранялся обычай людоедства. Ливингстон в
своих путевых записках отмечает, что племя маньема, живущее на берегах
Луалабы, съедает не только врагов, убитых на войне и покупает рабов, чтобы
пожрать их, заявляя, что "человечоское мясо слегка солоноватое и требует
лишь, немного приправы". Камерон также столкнулся с племенем людоедов --
мэнне бугга, которые для еды по нескольку дней вымачивают в проточной воде
трупы убитых, а Стенли наблюдал случай людоедства у жителей Оукуса; словом,
обычай этот весьма распространен в Центральной Африке.
не понравилась Негоро: в его расчеты не входило выпускать жертву из своих
рук.
помни уговор: по капле огненной воды за каждую каплю крови белого!
убедишься, что ее недаром называют огненной. Она будет пылать! Сегодня
Хозе-Антонио Альвец угостит короля Муани-Лунга пуншем!
радости. Свита и жены короля разделяли его восторг. Они никогда не видали,
как горит "огненная вода", и думали, что ее можно пить пылающей. А затем,
упившись, они еще насладятся и видом пролитой крови.
цивилизованные люди в пьяном виде теряют облик и подобие человеческое, то
можно себе представить, какое действие оказывает алкоголь на дикарей!
пришлась по вкусу не только Негоро, у которого были личные счеты с юношей,
но также метису Коимбре, Альвецу и всем прочим работорговцам и туземцам.
наступила ночь; в темноте пунш должен был гореть особенно эффектно.
королевскому величеству новый вид спиртного напитка. В последнее время
Муани-Лунга уже находил, что огненная вода, собственно говоря, плохо
оправдывает свое название. Быть может, полыхающая огнем водка более заметно
пощекочет потерявший чувствительность королевский язык...
белого человека.
смерть. Невольников -- проданных и непроданных -- загнали обратно в бараки.
На обширной читоке остались только король, его приближенные, работорговцы, а
также хавильдары и солдаты, надеявшиеся, что им будет дозволено отведать
королевского пунша, если после короля и придворных что-нибудь останется.
для пунша. По приказанию работорговца на середину площади вынесли медный
котел, вмещающий по меньшей мере двести пинт жидкости. В него вылили
несколько бочонков самого плохого, но очень крепкого спирта. Туда же
положили перец, корицу и другие пряности, чтобы придать пуншу еще больше
крепости.
подошел к котлу. Водка притягивала его, как магнит, -- казалось, он готов
был бросится в котел.
огоньки!
более острым. Отблески пламени придавали людям, обступившим котел, ту
призрачную синеватость, какую человеческое воображение приписывает
привидениям. Опьянев от одного запаха алкоголя, туземцы дико завопили и,
взявшись за руки, закружились в бешеном хороводе вокруг короля Казонде.
помешивал в котле огненную жидкость; на лица бесновавшихся танцоров падали
отсветы синего пламени.