Чтение 55–й страницы книги ~Детство в Соломбале~

"И вот нашли большое поле..." - футбольную площадку в Соломбале около
полуэкипажа. Моряки "Луизы" выставили команду в полном составе -
одиннадцать человек. В нашей команде было всего десять игроков. Я сколько
ни просил, в команду меня не приняли.

- Учеников не брать! - решительно заявил предсудкома. - А вдруг "подкуют",
потом отвечай за вас.

- Да, а Косте Чижову почему можно?

- Чижову уже шестнадцать лет, и он - машинист, а ты - ученик. И не проси,
сказал нельзя, значит, нельзя!

- Ничего, и десять человек сыграют, - сказал Иван Пантелеевич.

Судил международную встречу английский моряк Чарльз Виндгам. На больших
фанерных щитах мы с Костей черной краской написали: "Октябрь" - СССР" и
"Луиза" - Норвегия". Для такого случая боцман Родионов не пожалел ни
фанеры, ни белил, ни краски.

Зрителями были полкоманды "Октября", полкоманды "Луизы" и почти половина
всех мальчишек и девочек Соломбалы. Была здесь и Оля Лукина со своей
подругой Галинкой. Пожалуй, хорошо, что я не попал в команду. Ведь в игре
можно было осрамиться, а тут была Оля.

Я сидел рядом с Иваном Пантелеевичем. Оба мы страшно волновались, глубоко в
душе все же веря в победу нашей команды. На всякий случай у нас был даже
припасен букет цветов, надежно спрятанный в кустах.

- А если наши проиграют, что будем делать с цветами? - тихо спросил я у
Ивана Пантелеевича.

- Отдадим козам, - усмехнулся боцман.

Собственно говоря, у нас было даже два букета. Второй втайне от боцмана я
заготовил для Кости.

Интересно, видел ли Костя Олю?

Игра началась по всем правилам. Футболисты резво выбежали на поле. Капитан
команды "Октября" Павлик Жаворонков обменялся рукопожатием с капитаном
команды "Луизы" Карлом Свенсеном. Свисток - и игра началась.

Костя играл в нападении левого края.

С первых же минут моряки "Октября" бросились в яростную атаку. Они рвались
вперед, к воротам противника, с заветной целью - забить гол, открыть счет.

Норвежцы же начали игру осторожно. Они словно присматривались, оценивали
силы нашей команды.

Иван Пантелеевич не мог сидеть спокойно. Он вскакивал, кричал, снова
садился и снова вскакивал. Мальчишки свистели и гикали, девчонки - редкие
гости на футболе - визжали.

Хотя наша команда настойчиво атаковала, успеха в игре она не имела.

Вначале боцман Родионов радовался. Потом он стал злиться, досадуя на
медлительность наших игроков, и вскоре он уже на чем свет стоит клял всю
команду.

Вратарь команды "Луизы", высокий, настоящий великан, невозмутимо стоял на
своем месте. Казалось, он так уверен в своей защите, что даже и не
собирается участвовать в игре. Вызывающее спокойствие норвежского вратаря
еще больше раздражало Родионова.

В воротах команды "Октября" стоял кочегар Матвеев. Он и в воротах
футбольного поля действовал не хуже, чем у топки.

На стадион пришел Георгий Родионов, сын боцмана. Он долго наблюдал за
игрой, стоя около нас. Потом сказал:

- Никакой тактики. И не чувствуется тренировки. Так они, конечно, проиграют.

- Типун тебе на язык! - огрызнулся боцман.

И в ту же минуту почти вся команда "Октября", прорвавшаяся на половину поля
противника, вдруг осталась без мяча.

Матвеев заметался в воротах. Момент был критический и самый неприятный. От
сильного удара Свенсена мяч ворвался в ворота подобно снаряду.

Свист и оглушительное гиканье словно взорвали стадион. Рядом со мной
раздался вопль. Иван Пантелеевич схватился за голову.

- И я еще на свои деньги купил им мяч!

Через несколько минут свисток судьи возвестил о перерыве. Разочарованный и
обозленный Иван Пантелеевич даже не встал с места.

- Иди расскажи этим молокососам и шалопаям, как нужно играть! - сердито
сказал он сыну.

Весь перерыв Георгий Родионов разговаривал с футболистами "Октября". Он
упрекал их за неслаженность в игре и за излишнюю горячность, советовал
"держать" игроков противника.

Во второй половине норвежцы стали играть напористее. Они все чаще и чаще
прорывались к нашим воротам. Было видно, что Матвееву приходится
трудновато. Он прыгал, падал и под одобрительные выкрики и аплодисменты
брал мячи мертвой хваткой.

Между тем игра подходила к концу, и над командой "Октября" нависала угроза
проигрыша с "сухим" счетом. И вдруг всех удивил - кто бы вы думали? - Костя
Чижов. Матвеев выбил мяч далеко на середину поля. Мяч был принят матросом
Якимовым и стремительно передан Павлику Жаворонкову. Радист ловко обвел
полузащиту норвежцев и ударил по воротам. Зрители ахнули - мяч угодил в
стойку ворот и отскочил. И тут подвернулся Костя Чижов. Может быть,
случайно, но Костя так ударил по мячу, что тот влетел под планку и
затрепетал в сетке.

Я хотел броситься на поле обнимать Костю, но боцман удержал меня. Впрочем,
и сам Иван Пантелеевич от радости и восторга едва сидел на скамейке.

Оля и Галинка неистово аплодировали Косте.

Международная встреча так и закончилась вничью со счетом 1:1.

Команды поприветствовали друг друга. И в это время наш боцман вышел на
середину поля и торжественно передал Павлику Жаворонкову, капитану команды,
букет цветов. При этом он тихо, чтобы не слышали посторонние, пробурчал:

- Хотел козам отдать, да ладно уж...

Я тоже вспомнил о своем букете и поспешил отдать его сегодняшнему
имениннику, моему другу Косте Чижову. Тут были астры, георгины, анютины
глазки...

Костя смущенно взял букет, повертел его и потом спросил у меня:

- А что если я их тоже подарю?

- Кому?

Костя решительно подошел к капитану команды "Луизы" Карлу Свенсену и подал
ему цветы. Норвежец широко улыбнулся, взял цветы и обнял Костю, а его
товарищи захлопали. Рукоплескал и весь стадион.

- Это на дружбу! - сказал Костя.

- Спасибо, - сказал норвежец и повторил: - На дружбу! Хау хапи ай ам!

- Он говорит, что очень счастлив, - перевел Павлик Жаворонков.

Костя был героем. И главное, все это видела Оля. Я радовался за друга и
втайне завидовал ему.

Когда мы возвращались на "Октябрь", Иван Пантелеевич все время шел с Костей
и расхваливал его. Вот такие ребята никогда не ударят лицом в грязь и не
уронят честь команды советского парохода.

А через час я снова слышал ворчливый голос боцмана, раздающийся со спардека:

- Эй, парень, ты забыл, что находишься на палубе "Октября"?! Я тебя в одну
минуту приучу к порядку.

Эти слова относились к Косте Чижову, который нечаянно обронил на палубу
кусок пакли.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ОЛЯ ЗАБОЛЕЛА

Дед Максимыч вернулся с рыбалки. Вместе с ним приехал лесник Григорий. За
то время, которое я его не видел, он почти не изменился, был такой же
загорелый, могучий и застенчивый.

- А где Илько? - спросил Григорий.

- Он у Кости Чижова. Я сейчас его позову.

Я сбегал к Чижовым и привел Илько к нам.

Лесник любовно оглядел своего питомца.

- Ну, моряк, когда у тебя отпуск? - спросил он, усаживая Илько на стул. -
Поедем ко мне! У меня теперь хозяйка есть. Козу теперь сам не дою, да и с
горшками и ухватами дел больше не имею.

Мама расставила на столе посуду и разлила по тарелкам уху из свежих,
привезенных дедом окуней.

- Ох, - воскликнула мама, - я чуть и не забыла. Для тебя, дедушка,
припасено. И гостя как раз угостим!

Она достала из посудного шкафа и поставила на стол бутылку и два маленьких
стаканчика.

- Вот за это спасибо, Татьяна, - сказал дед. - Невестка у меня, Григорий
Нилыч, заботливая. Давай-ка пропустим под ушку!

Григорий выпил стаканчик, потом - второй, но от третьего отказался, как ни
упрашивал его дед.

- Достаточно, - сказал он, отодвигая стаканчик. - Я ведь, Максимыч, до
этого не охоч. Разве изредка, когда застынешь, или с устатку маленько. Вот
дай-ка я с Илько потолкую.

- Ну-ну, - согласился дедушка. - Потолкуй, а я с дороги прилягу пока.
Наломался на веслах.

Почувствовав, что Григорию хочется побыть с Илько наедине, я вышел на улицу.

В саду играл духовой оркестр. Может быть, там, на гулянье молодежи, Оля?

На горбатом мостике, перекинутом через Соломбалку, я неожиданно встретил
Галинку Прокопьеву.

Я остановился и тихо сказал:

- Здравствуйте.

Она тоже остановилась, и я испугался. Я думал, что Галинка усмехнется, как
обычно. Но она не улыбалась. Глаза ее были грустные.

- Вы знаете, Оля заболела, - сказала она и вдруг отвернулась.

- Заболела? А где она?

- Дома... лежит. До свидания! - И девушка, должно быть, чтобы не показать
своих слез, быстро отошла от меня.

- Постойте! - крикнул я, но она не обернулась.

Я бросился было за Галинкой, надеясь расспросить ее обо всем, но она уже