Чтение 55–й страницы книги ~Путь Императора~

Самериец молча смотрел на стражника. Не лицо - маска с узенькими
прорезями глаз. Стражник отвел взгляд... и наткнулся на отполированную до
блеска, непривычно длинную рукоять меча за головой самерийца. Стражник
почувствовал пустоту в животе. "Убьет!" - подумал он в панике и попятился.

- Марш за лекарем, - негромко сказал горец. - Бегом!

Стражник припустил по коридору, грохоча подбитыми железом сандалиями.

"Зверь, ну зверь, - думал он на бегу. - Дикарь, одно слово!"

- Вчера звать надо было, - равнодушно уронил лекарь.

Стражник у него за спиной поежился. Но Хархаздагал даже не взглянул на
него.

- Выживет? - спросил он.

- Вряд ли. Это тот самый разбойник, что задушил льва?

- Да. Делай свою работу, старик!

От голоса Хархаздагала лекаря пробрал озноб.

- Да я же не отказываюсь, - пробормотал он, разматывая вонючие бинты, -
только я ведь не маг какой-нибудь... Подержи его.

И принялся копаться в ране.

Фаргал лежал неподвижно. Он не чувствовал боли, он вообще ничего не
чувствовал.

Лекарь закончил, наложил новую повязку, порылся у себя в сумке, не
нашел того, что искал, пожевал губами.

- Ему еще отвар нужен, - сказал он. - Сделать?

- Ему нужен лосанский бальзам, - сказал Хархаздагал.

- Ты что, воин? - Седые брови лекаря поползли вверх. - Он же стоит
столько, сколько три таких раба!

- Старик, - ровным голосом произнес горец. - Я знаю, что у тебя есть
лосанский бальзам. И ты принесешь его этому гладиатору. Я заплачу.

- Ну раз так... - Лекарь недоуменно оглянулся на стражника, но тот
ничего не смог бы ему объяснить. - Ладно, найдем и лосанский бальзам. Только,
знаешь, это обойдется тебе в восемнадцать золотых.

- Тринадцать, - отрезал горец. - Больше не пробуй меня обмануть, я знаю
цену.

- Тебя обманешь, - пробормотал лекарь. И, выйдя в коридор, добавил: -
Самерийский удав... Но совсем-совсем тихо.

Бальзам он принес, и страшный горец собственноручно развел его в вине и
напоил раненого. К следующему утру жар спал, опухоль уменьшилась. Фаргал
очнулся и даже попытался встать, но приставленный к нему раб-сиделец не
позволил.

- Хозяина запретил, - сказал раб, коверкая слова. Был он табит, черный
длиннорукий дикарь, пойманный сектами и проданный в Великондаре всего полгода
назад.

- Лежать, пить. - Табит поднес к губам Фаргала чашку.

Эгерини мотнул головой, часть настоя пролилась ему на грудь.

- Пить, здороветь! - обеспокоился табит. - Умрешь - хозяина мой тоже
убить!

Фаргал выпил поднесенную жидкость, пить и впрямь хотелось. Настой,
кисловатый, с горечью, сразу утолил жажду.

- Хозяин - кто? - подстраиваясь под дикарский выговор табита, спросил
он.

- Большой Меч, правитель!

Табит плотно сжал губы и оттянул пальцами кожу на висках, имитируя
узкие глаза самерийца.

- Хозяина ты очень любит, - доверительно сообщил он. - Ходит твой как
сын. Почему, знаешь? - спросил с любопытством.

- Убить меня хочет, - ответил Фаргал. - Сам. "Вырастай скорей,
волчонок, чтоб я смог скрестить с тобой клинки". Как будто вчера сказано, а не
пять с лишком лет назад.

Табит с сочувствием глядел на эгерини.

- Убить - да, - согласился он. - Хозяина убивать, как ты - пить.

Глава седьмая

Фаргал поправлялся быстро. Через восемь дней он уже самостоятельно
спустился в трапезную. Еще через день дал по зубам гладиатору, попытавшемуся
отнять у него еду. Дружки за пострадавшего заступаться не стали: исполосованное
шрамами тело Фаргала о многом говорило тому, кто понимает. Да и про задушенного
льва все слышали.

Хархаздагала эгерини не видел ни разу. Но выяснил, что горец здесь -
один из хозяев. Помощник управителя двора.

На ночь Фаргала приковывали к кольцу в полу его камеры. Это не особое
"отличие", как в тюрьме, а обычная мера. Всех гладиаторов после захода солнца
сажали на цепь. Днем цепь снимали. Но покидать камеру эгерини мог только трижды
в день, чтобы сходить в трапезную. Все, что он видел, - длинный коридор,
лестница, мощеный двор, который пересекала канава с проточной водой, и
трапезная. Да еще кусок крыши Царского дворца в узком окошке камеры. Других
гладиаторов сразу после завтрака уводили на тренировку, а Фаргала - обратно в
камеру. Так продолжалось до тех пор, пока осмотревший эгерини старичок-лекарь
не нашел, что Фаргал поправился.

На следующий день, после завтрака, стражник повел Фаргала не в камеру,
а в небольшой дворик, окруженный глухими стенами.

- Жди тут, - приказал он и оставил эгерини одного.

Фаргал огляделся. Но смотреть тут было особо не на что. Серые стены
вокруг, синее небо - наверху, утоптанная земля - внизу. И решетка-дверь.

От нечего делать эгерини попрыгал, прошелся колесом: в камере особо не
разомнешься. Нога побаливала, свежие рубцы на груди отзывались болью на каждое
резкое движение. Но тело вроде бы слушалось. Фаргал встал на мостик, с мостика
- на руки. Затем с места сделал сальто назад. Вышло коряво, тяжелый стал, не то
что лет пять назад.

Лязгнул засов. Эгерини оглянулся - и увидел Хархаздагала.

Самериец молча смотрел на него. На широком лице горца невозможно было
что-либо прочесть, зато второй меч, который он держал в левой руке, подтверждал
подозрения эгерини.

Не сказав ни слова, Хархаздагал бросил меч Фаргалу рукоятью вперед и
одним движением обнажил свой.

Эгерини поймал оружие, раскрутил, пробуя: меч пришелся по руке. Фаргал
сразу же почувствовал себя уверенней.

- Атакуй, - негромко сказал горец.

И эгерини атаковал. Клинок его описал двойную петлю и сверху, наискось,
упал на голову самерийца...

Эгерини услышал скрежет стали, когда клинок его, пойманный, был
отброшен мечом Хархаздагала, обнаружил, что противник исчез, а через миг
эгерини рухнул на землю, корчась от режущей боли в правом боку.

Но Фаргал не умер. Более того, когда в глазах у него прояснилось, и он
посмотрел на свой бок, то не обнаружил даже царапины.

Хархаздагал стоял в нескольких шагах, глядел невозмутимо; меч - за
головой, острием вперед, левая рука направлена на Фаргала, сомкнутые
указательный и средний пальцы - как нож.

Эгерини вскочил на ноги. Во рту - горький вкус желчи.

- Атакуй, - уронил самериец, и Фаргал ударил. На этот раз он сумел
углядеть, как слегка изогнутый клинок горца встретил плоскостью его меч и
словно бы рванул вверх и вперед. Тот же пронзительный скрежет, снова острая
боль в боку - и твердая земля под щекой.

"Ашшур, - подумал эгерини, превозмогая боль, - он просто ткнул меня
пальцами".

- Нападай, - в третий раз скомандовал горец. Фаргал рассердился. И
применил один из лучших своих приемов. Раскрутив меч так, что клинок
превратился в два серебристых крыла, молодой воин внезапно послал меч вперед.
Тут даже он сам не знал, в какое место ударит его клинок. Это был уже не
поединок-игра, а бой насмерть.

Но самериец и теперь как-то ухитрился поймать клинок. Меч Фаргала
рванулся из его ладони и взлетел высоко вверх, самериец оказался вплотную к
эгерини, Фаргал ощутил сталь, полоснувшую по животу, и сильный толчок в грудь,
отбросивший его назад.

На этот раз эгерини увидел собственную кровь. Живот его пересекла узкая
красная, идеально ровная черта. Всего лишь царапина, но Фаргал понял, что,
пожелай горец - и он сейчас увидел бы собственные вывалившиеся внутренности.

Он перевел взгляд на Хархаздагала... и его ждало еще одно потрясение.

Меч самерийца с бешеной скоростью вращался у того над головой. И при
этом ладонь Хархаздагала была раскрыта.

Фаргал поднялся, подобрал меч.

- Нападай, - в четвертый раз произнес горец, но Фаргал покачал головой.

- Волчонок, - уронил Хархаздагал. Меч над его головой продолжал
описывать шелестящий круг.

- Как ты это делаешь? - не выдержав, спросил эгерини.

- Смотри, - невозмутимо уронил самериец.

* * *

Спустя девять месяцев Фаргал стоял посреди того же двора, держа двумя
руками длинный, чуть изогнутый меч, заточенный с одной стороны. Хархаздагал,
скрестив ноги, сидел у стены. Тяжелые веки его были опущены, но эгерини знал,
что самериец следит за каждым его движением.

Фаргал шагнул вперед, меч упал вниз, переворачиваясь в правой ладони,
со свистом описал два полукружия, слева и справа, затем - выпад вперед,
поворот, раньше, чем клинок поразил невидимую цель, и шелест стали, трижды
разрезавшей воздух там, где могли быть подкравшиеся сзади враги. Прыжок в
сторону - рукоять перекатилась через тыльную часть кисти - и меч застыл, жалом
назад, крепко схваченный тремя пальцами правой руки, а левая выброшена вперед,
сомкнутыми пальцами - в направлении невозмутимого Хархаздагала.

Губы Фаргала растянула улыбка. Он не смог ее удержать. Лицо его
наставника осталось неподвижным. Темная кожа, прорезанная морщинами, сплющенный
перебитый нос.

- Так, - сказал он, не одобряя и не порицая, просто определяя