Чтение 55–й страницы книги ~Ритуал после брачной ночи~

голосом домохозяйки произнесла:

- Конечно... Я вот о чем подумала, Сергуня... Может быть, мы начнем? С
завтрашнего дня...

- Что - начнем? - не на шутку перепугался он.

- Книгу писать. Я созрела и готова поведать тебе некоторые подробности из
жизни женщины, убившей дву... Договорить я не успела.

- Знаешь... Только не обижайся, пожалуйста, - Сергуня виновато улыбнулся.
- Ты молодец... Хладнокровная. Бесстрашная. И история у тебя
замечательная... Но на книгу она не потянет. Извини. Так, статейка... И на
подвал не наберется. А статейки меня уже не интересуют. Профессионально
вырос. Вот так.

- Понятно, - я щелкнула кончиками пальцев по брошюре, торчащей из
Сергуниной подмышки. - Вавилонская блудница.

- Без обид?

- Конечно. Но...

- Но ты все равно можешь пожить у меня... Ты мне не мешаешь...

Я благодарно ткнулась в его щеку - холодную и равнодушную, как засиженный
голубями памятник Сергею Мироновичу Кирову.

Отныне рассчитывать на связи Сергуни не приходится. И откуда ты только
взялся, культуролог Роман Попов?..

...Когда я появилась в галерее, стройные ряды винных бутылок уже одержали
победу над шайкой журналистов. Полную и окончательную. Платки с петухами,
нанятые предусмотрительным Аурэлом Чорбу, приводили в порядок поле боя:
выносили битые черепки, складывали в пакеты ошметки мамалыги и плэчинте,
подтирали блевотину и разлившееся вино. А Барашковые Шапки складировали у
выхода особенно отличившиеся в битве журналистские тела.

Я подошла к Аурэлу и философски произнесла:

- Придется делать еще один ремонт.

- После русских всегда приходится делать еще один ремонт, - так же
философски ответил мне Чорбу. - А все почему?

- Почему?

- Потому что вы относитесь к жизни, как к водке: обжечь нутро и поскорее
забыться. А к жизни нужно относиться, как к вину: сделать маленький глоток и
почувствовать послевкусие. Послевкусие - вот что важно.

***

Мы добирались до Крестовского больше часа. И все из-за проклятого
удивительного вина, которым был забит микроавтобус Аурэла Чорбу. Бутылки
были везде - на сиденьях и под сиденьями, в плетеных корзинах и льняных
полотенцах в яблоках, в давленой черешне, в подсохших лепестках цветов.

- Вино не терпит одиночества, - поучал меня Аурэл Чорбу, перебирая
лепестки в жестких пальцах. - Так же, как и мужчина. И обожает поклонение.
Так же, как и женщина.

Теперь я была более осмотрительна: дегустировала еще неизвестные мне
сорта наперсточными дозами и старалась сохранять ясную голову. Тем более что
молдаванин обращался именно к моей голове. На все остальные части тела ему
было ровным счетом наплевать.

Это потрясающее ощущение - чувствовать себя чуть более хмельной, чем на
самом деле. И чуть более умной. Может быть, именно это и есть настоящая
жизнь, к которой нужно относиться, как к послевкусию?..

У въезда на Крестовский Чорбу остановил свой микроавтобус, достал еще
одну бутылку вина и позвал меня наружу:

- Идите сюда, Римма.

Я повиновалась.

Молдаванин подвел меня к старой липе - почти отцветшей, но еще
сохраняющей тонкий приторный аромат - и снова откупорил бутылку.

- А бокалы? - удивилась я.

- Подставляйте ладони, - подмигнул мне Чорбу. - Только сожмите их крепче.

Я сложила ладони лодочкой, и он осторожно налил в них вино. А потом
припал губами к этой импровизированной чаше. И быстро добрался до дна.

- А теперь? - спросила я, холодея от предчувствий.

- А теперь - вы.

Я перехватила бутылку пальцами, подсушенными неторопливым молдавским
ртом, и опрокинула ее в живой Ковшик ладоней Аурэла.

- Можно?

- Пейте, - позволил мне Чорбу.

Вот что было гвоздем вечера - вино из рук мужчины! Самая натуральная
сцена соблазнения, как же я раньше этого не поняла?! Но думать об этом не
хотелось - во всяком случае, до тех пор, пока не закончилось вино.

- Ну, как? - спросил у меня он.

- Потрясающе.

- Определите букет? Я задумалась.

- Немного базилика - но это вино, не вы...

- А я?

- Металл... Чуть-чуть дерева... Нет, пожалуй, только металл. Но не
обычный... Очень старый... - Слова выскакивали из моего горла без всякой
посторонней помощи.

- Потрясающе! - Аурэл Чорбу коснулся большим, сладким от вина пальцем
моего подбородка. - Как называется ваша газета?

- "Петербургская Аномалия", - с трудом вспомнила я.

- Похоже. У вас аномальный нюх. Такой нюх воспитывается десятилетиями.
Или дается от бога. Вы не молдаванка?

- Нет.

- Может быть, румынка?

- Нет.

- И даже не француженка? Не итальянка из Пьемон-та? И не имеете никакого
отношения к винограду?

- Никакого.

- Тогда я ничего не понимаю... Идемте. Мы вернулись к автобусу, Аурэл
забросил в рот горсть черешни, повернул ключ зажигания и посмотрел на меня.

- А хотите знать, что почувствовал я?

Нет. Только не это. Если позволить молдаванину исследовать меня и дальше,
то он наверняка наткнется на два трупа у береговой линии моей отчаявшейся
душонки. Два трупа, которые, возможно, сам и подложил...

Нет. Вить из себя веревки я не позволю. Нет.

- Да, - потупив глаза, сказала я. - Я хочу знать, что почувствовали вы.

- Чужую кожу. Не вашу. Чужую кровь. Не вашу. И Meталл. Он тоже не ваш. И
тоже необычный. И тоже очень старый...

От сладкого и какого-то невесомого испуга я щелкнула зубами и потянулась
за черешней.

- Что скажете? - доморощенный молдавский поэт подмигнул мне и погладил
усы.

- Даже не знаю. Это хорошо или плохо?

- Это замечательно. Вы не похожи на других женщин.

- На блудниц? - на всякий случай уточнила я. Аурэл Чорбу рассмеялся, и
его фикса сверкнула в темноте, как прожектор.

- Поехали...

...Он заглушил двигатель в сотне метров от гостиницы, неподалеку от
кустов жимолости, за которыми совсем недавно поджидал клиентов шофер Гена,
так слу-л чайно сосватавший мне коллекционера Дементия.

- Идемте, Римма. Обещаю вам романтический взлом гостиницы. А потом мы
отметим это событие коньяком "Дойна". Двадцать пять лет выдержки,
исключительный ванильный букет.

- А как же камеры слежения по периметру? - спросила я.

- А вы откуда знаете о камерах слежения? Действительно, откуда я, рядовой
газетный мусорщик, приставленный к псевдосветской помойке, могу знать об
особенностях периметра VIP-гостиницы на Крестовском?

- Мой коллега... С которым мы пришли в вашу галерею... - быстренько
выкрутилась я. - Он как раз занимается этим делом. Он мне все и рассказал.

- Он ваш любовник?

- Нет. Он любовник всех самых громких преступлений в этом городе, -
выложила я всю убийственную правду-матку о Сергуне. - Ни на что другое у
него не хватает времени.

- Понятно.

- А убийцу виолончелиста так и не нашли?

- Надеюсь, что не найдут, - с искренним сочувствием произнес Чорбу. -
Женщину должен наказывать бог. Или дьявол. Женщина выше человеческого суда.
Так же, как и вино.

Выслушав эту сомнительную с правовой точки зрения тираду винодела, я
подумала о Монтесуме: Аурэл Чорбу - вот кто нашел бы общий язык с идейной
мужененавистницей! Да еще смочил бы этот язык коньяком "Дойна"
двадцатипятилетней выдержки.

Чорбу подтолкнул меня к кустам жимолости, а после этого влез в них и сам.
Некоторое время мы простояли в опасной близости друг от друга. Я даже
приготовилась к поползновениям лукавых молдавских усов, но ничего подобного
не произошло.

- Теперь-то что? - спросила я.

- А вот что.

Он нагнулся и, подсвечивая себе спичками, зашарил руками по траве.

- Здесь проходит кабель, - принялся объяснять он. - Нагнитесь и сами
увидите.

Я присела рядом с Чорбу и заглянула в маленькую металлическую коробку,
удачно замаскированную дерном. В коробке находился какой-то цилиндр с двумя
довольно внушительного вида близко стоящими штырями. На штыри были наброшены
тоненькие провода.

- Электрическая цепь, - пояснил мне Чорбу. - Понимаете что-нибудь в
электрических цепях?

- Ни уха ни рыла, - честно созналась я.

- Я тоже. Но это неважно. А теперь смотрите. Он вытащил из кармана