снегу, то утром я точно уже не поднимусь. Сразу навалились мысли о Ленке, о
дочери, как им придется жить одним. Эти грустные размышления прервал
радостный голос Андрея:
Самая обычная тайга, множество громадных кедров. И лишь подойдя поближе, я
увидел среди деревьев плотный деревянный заплот трехметровой высоты из
вкопанных в землю цельных бревен, заостренных сверху. Дерево потемнело от
времени, и если бы чуть посильней разыгралась бы пурга, мы могли пройти мимо
скита, не заметив его. Для нас это означало бы только одно - неминуемую
смерть.
забору. По счастью, именно с этой стороны оказались и ворота, смотревшиеся
не менее внушительно, чем сам забор. Двухметровые плахи толщиной с мою
ладонь
мамонтовое сооружение на массивных деревянных же петлях. Но вблизи мы
рассмотрели, что все это было очень древним, изъеденным временем и
источенным короедами. Одна
обнаружил в них калитку, сделанную на диво аккуратно и так же без единого
гвоздя. Лейтенант торкнулся было в нее, но она оказалась закрыта. Тогда он
постучал в нее обухом топора. За забором тут же залился лаем звонкий собачий
голосок.
голос, затем загремела деревянная задвижка, и калитка со скрипом отворилась.
с деревянной клюкой в руках. И мы, и она пристально всматривались друг в
друга, стараясь определить, что нам ждать от этой встречи. Честно говоря,
лицо старухи мне не понравилось. Худое, морщинистое, с крючковатым носом и
черными глазами, оно напоминало классический портрет ведьмы. Еще больше это
подчеркивалось ее темной одеждой и черным платком.
старуху.
Андрея на меня. Я как раз зашелся мучительным, сухим кашлем. - Откуда идете,
страннички?
помочь.
пришли... За нами они охотились. Судя по всему, убили они его, а заимку его
сожгли. Мы еле успели уйти.
никак не мог унять кашель. И старуха неожиданно смягчилась:
показал, значит, зла вы за душой не держите. Да и друг твой, я вижу, сильно
болен.
по-прежнему исходившую заливистым лаем. Старуха внимательно наблюдала, как
мы переступаем порог ее оплота, и мне показалось, чего-то ждала. Потом уже я
понял, она надеялась, что мы перекрестим лбы хотя бы "никонианским кукишем",
как она называла трехперстное крестное знамение. Увы, мы не сделали даже
этого. Старуха вздохнула и повела нас за собой. Площадь, огороженная
забором, показалась мне огромной. Уже вечерело, к тому же падал густой снег.
Много разглядеть не удалось: стояло с десяток больших домов, потемневших от
времени, в окне
стояло что-то вроде часовни: большое крытое сооружение с крестом наверху и
массивной иконой с потемневшим от времени ликом Спасителя. Перед иконой
старуха остановилась, перекрестилась, а потом обернулась к нам.
палкой на одну из изб. - Там у нас все мирское. Игнат, когда в гости
приходил, здесь останавливался. Это ведь мы его в веру обратили, до этого
совсем безбожником был. Вы, я смотрю, тоже безбожники?
сейчас ни во что не верят! А так нельзя...
прошептала слова короткой молитвы, а потом клюкой показала на дверь.
домов сени и вошли в дом. Андрей зажег спичку и почти сразу же наткнулся на
точно такое же приспособление на стене, как и у деда Игната - лучина,
закрепленная на кронштейне над кадкой с замерзшей водой. Странно, но когда
лучина, чуть потрескивая, загорелась, мне показалось, что в доме стало еще
темнее. Мрак сгустился в углах, прибавив угрюмости этому заброшенному
жилищу. Андрей с облегчением сбросил свою поклажу. Оставил свою скромную
ношу, топор и котелок и я. Взяв одну из запасных лучин, Андрей разжег ее и
прошелся по дому. Пляшущее пламя высветило длинный массивный стол, две столь
же мощные лавки около него, пару табуретов, обширную двухспальнюю кровать,
застеленную медвежьей шкурой. В красном углу висела потемневшая икона с
неясным ликом святого.
Сунувшийся в этот угол Андрей тут же пожалел об этом. Поднявшаяся пыль чуть
не задушила его. Откашлявшись, он скинул шапку и телогрейку, и принялся
возиться с печью. Сами размеры ее и конструкция указывали на седую
древность. Уложив поленья под полукруглый свод, Андрей быстро разжег их,
сказывалась выучка Жеребы, но дым почему-то пополз внутрь дома.
в потолок упиралась массивная труба. Но тут с порога раздался суровый голос
старухи:
на себя. К моему удивлению, заслонка оказалась сработанной из плоского
камня. Явно скит испытывал большие затруднения с железом.
под закопченные своды кожуха. Но дом все равно пришлось проветривать.
теплой серой массой. Не скажу чтобы это было очень уж вкусным, но вполне
съедобным. Вот чем порадовала нас суровая хозяйка, так это двумя кусками
черного хлеба. Вряд ли доставшаяся мне осьмушка была длиннее моего
собственного языка, да и вкус у хлеба оказался непривычным. Но все равно,
это был первый хлеб, съеденный нами за три месяца нашей эпопеи.
лбу.
сосуд размером с бутылку из-под пепси. - Завтра лечить тебя начну.
передергивался после принятия таежной микстуры, бабка выглянула в окошко и
поспешила наружу.
мне показалось, женскую фигуру, передавшую бабке очередной узелок и поспешно
удалившуюся прочь. В узелке оказался большой глиняный сосуд с горячим
таежным чаем, сильно приправленным медом. Пока мы блаженствовали за
чаепитием, мать Пелагея покидала в печь остатки дров. Затем принялась
наставлять нас на сон грядущий:
прогорят, а то угорите. Еще и этот грех-то на душу мне ни к чему. Завтра
баню вам устроим. Спокойной ночи.
капли, принялись устраиваться на ночлег. Печь за это время раскалилась до
такой степени, что пришлось подстелить на лежанку все наше барахло:
телогрейки, брезент, оставшийся от полога Жеребы. Ни одну из шкур, лежавших
на кровати, мы, помятуя об эксперименте проведенном Андреем с другой
кроватью, трогать не стали. С полным желудком и в тепле я уснул мгновенно,
будто слившись в одно целое с громадным, горячим телом печи. Последнее, что
я слышал, это как ложился рядом со мной Андрей, но проснувшись среди ночи от
приступа кашля, почувствовал, что
указал на расположение лейтенанта.
почувствовал, вынырнув из объятий сна, это ни с чем не сравнимый запах
русской печи, смесь пыли, извести и прогревшихся за ночь тряпок. Печь хоть и
растратила былой
голову, я увидел, как в желтовато-коричневые стекла окон бился яркий
Максимов Альберт
Прозоров Александр
Лукьяненко Сергей
Буркатовский Сергей
Афанасьев Роман
Майер Стефани