Снап сел у кровати. Я заперла дверь изнутри и вылезла наружу. Стоял
отвратительный холод. Щелкая зубами, я донеслась до "Рено" и тихо-тихо, на
первой скорости покатила к воротам. Уже нажав на брелок, при помощи
которого автоматически раздвигаются створки, я оглянулась. Наш дом был
погружен в темноту, только в моей спальне горел ночник, я забыла выключить
свет.
Молоков жил в симпатичном кирпичном домике. Здание пряталось за железными
воротами, охранник, очевидно, привычный к потоку гостей, молча пропустил
"Рено". Я црдрулила к крыльцу и нажала кнопку. Дверь распахнулась, на
пороге стоял сам хозяин, одетый в джинсы и голубую водолазку. Сразу стало
понятно: Кирилл не лгал про больной зуб. Правая щека мужика выглядела
полнее левой.
- Вы Дарья? - вздохнул он и поморщился. - Проходите.
В шикарно обставленной гостиной Молоков сказал, открывая бар:
- Наверное, не станете пить коньяк?
- Нет, спасибо, лучше минеральной воды...
Кирилл открыл бутылку "Перье", отхлебнул из своего бокала и скривился.
- О боже!
- Так болит?
- Жутко, - простонал Молоков, - измучился до предела...
- Чего к врачу не пошли?
- Боюсь, - ответил мужик, - бормашину увижу и умру. Прямо в момент.
- Все равно придется идти...
- Ни за что!
- Заражение крови может произойти...
- Не-а, уже не в первый раз, - вздохнул Кирилл, - дней пять поболит и
утихнет.
- Вы прямо пещерный человек, - возмутилась я, - сейчас придумали
изумительные обезболивающие...
- Не, - тянул свое Молоков, - ни за какие баксы. Может, и больно не будет,
только от страха скончаюсь. Все эти инструменты, крючки, палочки... Прямо
камера пыток. Буду терпеть!
Я сочувственно вздохнула: если я кого и боюсь, так это стоматологов.
Милейшая Танечка Рудых, которой я изредка разрешаю заглядывать в свой рот,
один раз призналась:
- Обожаю, когда ты садишься в кресло!
- Почему? - удивилась я.
- А так орешь, так визжишь...
- Что же в этом хорошего? Извини, сдержаться не могу. Ведь не больно
совсем! Воплю от страха.
- Знаю, - веселилась Танюша, - а больные в коридоре этого не знают и
думают, будто я несчастной бабе челюсть пассатижами выламываю. Отпущу тебя,
выгляну в коридор... Никого! Все смылись! Можно идти пить чай. Красота!
Приходи почаще.
Так что я очень хорошо понимаю Кирилла. Впрочем, могу попытаться помочь
мужику.
- Вы верите в колдунов?
Молоков проглотил коньяк.
- Нет, конечно, разве я похож на идиота? Почему вы спрашиваете?
- Видите ли, у меня была бабушка, очень своеобразная женщина. Все в ней
было необычно, начиная с имени, бабусю звали Афанасия. Она курила, с
удовольствием прикладывалась к рюмке, обожала компании, до самой смерти
носила каблуки, словом, вела себя отнюдь не как пожилая дама. Более того,
бабуля самозабвенно играла в карты, в преферанс. Надо отдать ей должное,
делала она это великолепно, потому что обладала великолепной памятью и
логическим мышлением. Иногда везение покидало ее, нам, например, пришлось
переехать из центра в Медведково, потому что Фасенька ухитрилась проиграть
гигантскую сумму... Но чаще она все же побеждала. Ее великолепно знали во
всех московских квартирах, где шла крупная игра. Вот видите это кольцо?
Молоков кивнул.
- Бабуся обштопала в свое время некоего Ваню Барона, крупного столичного
шулера. А тот, совершенно ошеломленный таким поворотом событий, снял с руки
перстень и подарил даме. После бабушкиной смерти печатка досталась мне, я
практически не расстаюсь с ней, это мой талисман. Так вот, бабушка умела
заговаривать зубы...
- Это невероятно, - пробормотал Кирилл, - такого просто не бывает. Ну-ка,
дайте сюда колечко.
Я стянула с руки перстень. Кирилл повертел его и сказал:
- Ага, насколько помню, так.
Он нажал куда-то, и перстень... раскрылся.
- Ой, - ахнула я, - надо же! Понятия не имела, что он с секретом. Бабуля об
этом не рассказывала...
- Наверное, она сама не знала, - улыбнулся Кирилл, - видите, там внутри
фотография, очень крохотная, правда.
Я уставилась на пожелтевшее, еле видное изображение.
- Кто это?
Молоков улыбнулся.
- Иногда жизнь выделывает такие кренделя, что ни одному писателю не
придумать... Перед вами изображение моей матери. Дед обожал ее.
- Не понимаю ничего, - пробормотала я, глядя на кольцо.
- Ваня Барон мой дед, - пояснил Кирилл, - вашей бабушкой он восхищался,
знаете, кажется, у них был роман.
- Не может быть!
- Отчего же? Сколько вам исполнилось тогда, когда Афанасия получила
перстень?
- Ну... Где-то около десяти...
- А бабушке?
- Думаю, в районе шестидесяти... шестидесяти трех...
- Вот видите, еще не вечер! И деду было примерно столько же... Отлично
помню, как злилась моя бабка, когда слышала имя Афанасия. Очень редкое,
кстати, ни разу больше не встречал такое.
- Его и нет, - ответила я, - есть мужской вариант - Афанасий. Прадед
поругался с попом, что-то они не поделили, и когда родилась бабушка,
зловредный священник заявил: "Сегодня день святого Афанасия, вот и крестим
младенца по святцам. Не хочешь, езжай в город". До ближайшего населенного
пункта было семьдесят километров по октябрьскому бездорожью. Отсюда и такое
имечко.
- Зато запоминающееся, - улыбнулся Кирилл, - погодите тут минутку.
Он поднялся и вышел. Я повертела в руках перстень. Бывает же такое!