Микрорельефы деталей ствола, отобразившиеся на гильзах, оказались
совершенно идентичны.
- задумчиво пробормотала Зюзя. - Месяц назад ты оставил где-то гулять
неизвестный ствол, вот он и выстрелил. Теперь придется вернуться к
покойным Куликовскому и Воронкову. К рецидивисту и наркоману. У них уже
не спросишь, что их могло связывать с руководителем пресс-службы
крупнейшей парламентской фракции и американским профессором-политологом.
Ведь так не бывает, чтобы людей убили из одного ствола, довольно редкого
ствола, и при этом их совершенно ничего не связывало. Как тебе кажется?
А, Шура? Хорошо, что прошел только месяц, а не год. Эй, ты здесь? Ты
меня слушаешь?
энергично закивал Арсеньев.
Вспомнил что-нибудь интересное?
свой компьютер, отыскала нужную программу и кивком пригласила Арсеньева
сесть рядом.
недалеко от Кольцевой дороги и непосредственно от поворота на Лыковскую
улицу, от того самого поворота, у которого вчера ночью решительный
черный ?Фольксваген-гольф? подобрал одну из двух
проституток-любительниц. В красном трикотажном платье, в лаковых черных
босоножках на немыслимой ?платформе?, с белыми волосами до пояса. Именно
ту, которая лежала сейчас на столе у Масюнина с ярко накрашенными губами
и следами от пластыря.
подробностями, Арсеньев рассказал сначала о своем ночном визите в
автосервис и исповеди Павлика Воронкова, потом об утреннем звонке Геры
Масюнина, о мертвой проститутке и уж от нее осторожно перешел к
некоторым особенным признакам на трупе Кравцовой. Но тут Зинаида
Ивановна замотала головой, да так энергично, что растрепалась ее
шикарная прическа.
что делаешь? Нехорошо.
остановилась перед зеркалом и занялась своими белоснежными аккуратными
локонами.
феньки? он вносить не станет, и разговор у вас с ним был сугубо
конфиденциальный. Предупреждал или нет?
сугубо конфиденциальный разговор, - продолжала Лиховцева, кончиками
пальцев взбивая пряди на макушке, - я молчу, как партизанка. А ты? Тебе
не стыдно?
помаду и, прежде чем подкрасить губы, покрутила золотистым цилиндриком у
Арсеньева перед носом. - Ты думаешь, только ты удостоился? Для Масюнина
взять кого-нибудь под локоток и поделиться своими гениальными
прозрениями - все равно что для непризнанного поэта продекламировать
свои новые стихи.
взглядом по кошачьей галерее. - Я видел сам, я был трезв и
галлюцинациями не страдаю.
тебя, сегодня утром в морг смотреть на утопшую проститутку не помчалась,
поскольку дорожу своим временем и нервами.
подкрасила губы, припудрила нос и щеки, вернулась за стол.
убийством Кравцовой и Бриттена и самоубийством проститутки не вижу. Если
ты хорошо подумаешь, то сам поймешь. Эксперт обратил наше внимание на
ряд сомнительных признаков, которые можно трактовать по-всякому. Но
поскольку эти признаки противоречат нашей основной версии, лучше их пока
оставить в покое. К тому же сейчас идет повторная экспертиза трупов,
проводит ее группа профессора Бирюкова, это серьезные специалисты, люди
трезвые, в отличие от Масюнина. Вот когда они подтвердят все эти
прелести с помадой и лейкопластырем, тогда будем думать. А пока у нас
заказное убийство, со слабыми признаками ограбления. И на сегодня твоя
задача, майор Арсеньев, сначала побеседовать с Рязанцевым и
домработницей убитой, Светланой Лисовой, потом отработать дневники и
записные книжки Кравцовой, попытаться максимально подробно восстановить
последние трое суток ее жизни, опросить всех, с кем она встречалась, ну
и так далее. Ясно тебе?
Зюзиной коллекции.
белоснежного пушистого меха, ему вставили стеклянные глаза, даже не
кошачьи, а совершенно человеческие, небесно-голубые, ясные, ласковые, но
одновременно насмешливые и хитрые. Кот смотрел прямо на Арсеньева и
ухмылялся.
чучела. Это авторская работа, сшила одна художница, кукольный мастер.
Живет в Нью-Йорке, разумеется, наша эмигрантка.
Зюзя. - Ты когда-нибудь видел такие выразительные лица? Такие глаза? В
них светится кошачья душа. Шерстка из искусственного меха, а выглядит
как настоящая. - Зюзя подошла к стеллажу, сняла белого глазастого кота.
- Смотри, у него лапки двигаются, головка крутится. Я назвала его
Христофор, в честь Колумба, который открыл эту несчастную, Богом забытую
Америку. Между прочим, я где-то читала, что бабушка Колумба была
русская.
***
только сердце, но весь его организм пульсировал и дрожал, словно во сне
к нему подключили какие-то электроды и пускали короткие болезненные
разряды. Дневной сон всегда действовал на него ужасно. Он потел, как
мышь, и потом долго еще чувствовал себя разбитым.
склонилась над ним так близко, что стал слышен крепкий дрожжевой запах
ее дыхания.
дали бы поспать. Знаешь, нельзя включать этот ужасный виброзвонок, он
так действует на нервы, лучше уж просто звонок, какая-нибудь приятная
мелодия.
пока я спал? Слушай, ты совсем рехнулась? Я разве не объяснял тебе, что
никогда, ни при каких обстоятельствах не расстаюсь с этим аппаратом?
Есть люди, с которыми я всегда должен быть на связи.
бы позвонили, я бы спросила, кто, по какому вопросу, я бы все записала и
тебе передала.
дела и шарила по моим карманам! - он кричал все громче, все злей и
распалялся от своего крика.
тебе не дадут поспать, - бормотала она, бледнея и пятясь к стене.
торговки на оптовых рынках! Ко мне постоянно приходят люди, никто, никто
в моем доме не позволяет себе ходить в таком виде! Ты на минуточку
забыла, кто я? Я глава огромной думской фракции, лидер крупнейшей
оппозиционной партии, я политик, я очень известный человек!
последняя надежда российской демократии, я ни на секунду не забываю об
этом и очень горжусь тобой. Но ты, Женечка, никогда не говорил, что тебе
не нравится мой спортивный костюм, я конечно, сниму, если он тебя так
раздражает, и больше не надену, - она дернула язычок молнии у горла, но
что-то там заело.
смешно, и он засмеялся, захихикал, нервно, тоненько, омерзительно.
Светка растерянно моргала, мотала головой и не знала, что ей делать.
толстые пальцы, он опомнился. Истерика сменилась тихой тоской. До чего
же его довели, если он орет на верную безответную Светку, объясняет ей,
какой он важный политик, и замечает, что надето на несчастной толстухе!
фуфайки на молнии со всякими красно-белыми полосками и фирменными
надписями всегда его бесили. Деловито-провинциальная, стыдливая и