Чтение 55–й страницы книги ~Удар "молнии"~

подъезда на Лубянке, иногда самым "удачливым" и "всемогущим" удавалось
пробиться на несколько минут в кабинет директора и получить короткое
интервью. "Брандмайор" прилично отработал "оплошность" дилетанта в службе
безопасности, проговорился о Кархане, а еще через пару дней интерес
газетчиков к горячему материалу вдруг резко, как по команде, упал.
Некоторые, стоящие на крайних позициях, еще продолжали шуметь и вещать о
надвигающейся на Россию беде; самые же "независимые" прочно замолчали. И
это было симптоматично: кто-то, на самом деле всесильный, велел не трогать
проблем, связанных с чеченскими сепаратистами, и не поднимать волны
возмущения в обществе. Точно так же, на самой высокой ноте, была оборвана
"песня" прессы о фальшивых авизо и триллионах перекачанных в Чечню рублей,
незаконных поставках нефти, которая экспортировалась в третьи страны, и
прочих криминальных действиях, заставляющих гореть от возмущения всякое
честное журналистское сердце.

Сыч предполагал, что так и будет, поэтому уже готовил новый ход - утечку
"секретной" информации, когда его пригласил к себе "брандмайор". Кажется,
он только что вернулся с теннисного корта, где проигрался в пух и прах:
полковник никогда не видел на его лице тяжелой задумчивости - будто мать
родную схоронил.

- Скажи мне откровенно, Николай Христофорович, к тебе никто не приезжал
из... высших должностных лиц? - спросил он как-то отвлеченно и безнадежно.
- Не интересовался работой?

- Нет, - осторожно проронил Сыч, ожидая еще какого-то неприятного признания
"брандмайора".

Сыч работал под плотным прикрытием своего руководства, и этот надежный
громоотвод избавлял его от прямых контактов с кем бы то ни было - такие
условия обговаривались заранее.

- Так я и думал, - обреченно вымолвил директор ФСК, но в глазах загорелся
тихий злобный огонь. - Ты старый кагэбэшный волк... Скажи, как можно
работать, если уже никому нельзя доверять?

- Вопрос риторический, товарищ генерал. Отвечать не буду.

Кажется, "брандмайор" проговорился где-то еще, оплошал уже по-настоящему.
Утечка информации становилась полезной, если давалась в строго дозированной
форме, как гомеопатические средства. В ином случае лекарства обращались в
яд...

- Я задаю вопросы самому себе! - вдруг вскипел он. - Любой секретный
документ, касаемый чеченского вопроса, становится известным Диктатору. Как
это называется?

- Это называется просто - сбор секретной информации. Служба работает.

- А нам как работать в этих условиях?

- Нам требуется извлечь из этих условий полезное для себя и использовать во
благо, - невозмутимо сказал Сыч. - В наших руках теперь будет хороший канал
для дезинформации. Только каждый шаг, каждую бумажку нужно делать с
расчетом и умом.

- Да, Николай Христофорович, я подумал об этом. Я тоже становлюсь
иезуитом... Но самое главное - операция с Карханом провалена!

Сыч ни о чем не стал спрашивать, не выдавая своих чувств, ждал, когда
"брандмайор" признается сам. Он не признался, задавил в себе и возмущение,
и обиду.

- Департаменту госбезопасности Чечни известно, что Кархан находится у нас,
- вдруг заявил он. - И наша Комиссия по правам человека теперь спрашивает,
куда мы дели гражданина Саудовской Аравии.

Это могло быть обыкновенной проверкой спецслужбами противника, которые
отрабатывали Кархана со всех сторон, действуя исподволь и в лоб, по своим
агентурным каналам и через государственные институты. Зная обстановку
глухого непрофессионализма в органах власти, противостояния между
чиновниками и аппаратами, они рассчитывали на возможность, что кто-нибудь
да проговорится. Однако "брандмайор" что-то недоговаривал, и потому,
вероятно, Кархана засветили по большому счету.

А даже малейшее подозрение могло свести всю операцию на нет. Скорее всего,
директор ФСК неосторожно ответил на чей-нибудь вопрос, заданный ему на
теннисном корте после интервью, опубликованного в "независимой" прессе.

- Жалко отдавать Кархана, - сказал Сыч. - Немедленно уберут.

- Туда ему и дорога! Пусть за него отвечают мудрецы из Комиссии по правам
человека!

- Комиссия ни за что не отвечает. А вот нас в очередной раз вываляют в
грязи. Кархан предстанет благородным разбойником, мы - злоумышленниками,
наследниками проклятого прошлого КГБ. И убийство Кархана обязательно спишут
на нас.

- Потому я и спрашиваю: как можно работать в таких условиях? - снова
закричал "брандмайор" и осекся, справился с чувствами. - Мы можем
предъявить ему обвинение? Посадить на несколько лет? Для его же блага...

- Обвинение предъявим, но дело в прокуратуре обязательно развалят, -
вздохнул Сыч. - Там не захотят ссориться с Комиссией по правам человека. Но
даже если его и посадят, то он умрет в тюрьме от сердечного приступа или
повесится еще в следственном изоляторе. А смерть все равно повесят на нас,
иезуитов.

Директор ФСК походил по кабинету, потряс головой, зло рассмеялся:

- Теперь что же, нам его спасать? Парадокс! - Ничего, товарищ генерал, -
успокоил Сыч. - Подобное случается во всех спецслужбах мира. А Кархан
все-таки наш бывший разведчик, Герой Советского Союза... Мы ему устроим
побег. Пригласим членов этой Комиссии, передадим из рук в руки, покаемся.
Эти... члены обязательно захотят потолковать с мучеником из наших
застенков, повезут его в свои апартаменты, чтобы устроить пресс-конференцию
По дороге он сбежит. Ему ведь невыгодно позировать перед тележурналистами,
знает, какая уготована судьба. Сбежит, а мы его встретим и надежно спрячем.
Только об этом не следует нигде говорить...

- Да, я уже сделал кое-какие выводы, - недовольно проговорил "брандмайор".
- Мог бы и не предупреждать... Все мордой об лавку!

- Извините, товарищ генерал, - удовлетворенно повинился Сыч. - За одного
битого двух небитых дают.

Директор ФСК неожиданно остановился перед полковником, посмотрел ему в
лицо, сузил глаза.

- Ты хитрый мужик, Николай Христофорович! Большой, а какой-то скользкий,
неуязвимый. Тебя ведь голой рукой не возьмешь. Если хочешь, ты даже
неприятен мне.

- Спасибо за откровенность, - усмехнулся Сыч. - Это мне нравится.

- Что тебе нравится? Откровенность моя?

- Нет, особенно ваша характеристика.

- Вот опять хитришь! - воскликнул "брандмайор". - Ты же меня презираешь! Ты
же готов по физиономии дать! Ну скажи, дал бы? Ведь это я провалил операцию
с Карханом!

- Дал бы, - помедлив, согласился полковник. - Если б знал, что делу
поможет. Но ведь не поможет, а после драки кулаками не машут.

- Вот! Опять выскользнул! Как рыбина!

- Я не рыбина, товарищ генерал, - признался Сыч. - Я профессионал.

- Знаю! Я это знаю! - "Брандмайор" тяжело уселся за свой стол. - И еще
знаю, что вы все, профессионалы, меня терпеть не можете. Вижу это в ваших
глазах. Стоите тут передо мной, козыряете и презираете. Разве так можно
работать? Вы же считаете, я щеки надуваю, а сам - идиот!

Прежде ни подобных откровенностей, ни разговоров директор ФСК не допускал.
А когда-то и впрямь надувал щеки...

- Что-то еще случилось, товарищ генерал? - поинтересовался Сыч, сохраняя