Чтение 55–й страницы книги ~Вид на битву с высоты~

И все же у меня было ощущение прошедших суток, может, от страшной
усталости в мозгу - нас опустошали, проверяли, наполняли, провоцировали, учили
почти беспрерывно. Разок нас покормили - в том же зале, где мы должны были
ночевать, покормили скудно - кашей с жидким чаем. Но и каша и чай были
безвкусны, хотя это не вызвало ни у кого возмущения - во мне, да и, наверное, в
остальных не было тяги к пище. Поели - и Бог с ним, забыли.

Потом я помню, как в перерыве между занятиями либо беседами мы сидели в
рядок на скамейке, протянутой вдоль стены нашей казармы. Кто-то курил. Мне
курить не хотелось. Вообще-то я курю, особенно когда переживаю. А сейчас не
хотелось.

Ким, сидевший рядом, произнес, глядя перед собой:

- Странно. Я знаю, что у меня в городе мать осталась. Точно знаю. А не
могу ее вспомнить. Я стал бумажник искать - потом вспомнил, что, когда мы
уезжали на это задание, у меня отобрали бумажник. У тебя тоже?

- И у меня.

- Жалко. Я не думал, что мы будем так близко от нашего города.

- А ты помнишь, как раньше воевал?

Ким нахмурился. Почесал серые, тугие космы, посмотрел на меня - глаза у
него были прозрачно-зеленые, ослепительные глаза. На такой испитой роже и такие
чистые глаза!

Он должен был бы спросить сейчас - где раздобыть выпивку. Но он не
спрашивал об этом. Как будто и у него желания угасли.

- Раньше воевал? - повторил он мой вопрос. - Наверное, воевал. Я же многое
помню, какие-то вещи - несвязные, но помню.

- Можно, дам совет? - спросил я.

- Давай.

- Может, здесь не стоит рассказывать о том, что вспоминаешь.

- Здесь особый случай. Мы не на чужого дядю пашем, мы свой дом защищаем.

- Правильно, - согласился я. - Свой дом. Он верил.

В наши головы, спасибо Якову Савельичу, что сделал во мне шторку, введено
убеждение в том, что мы - последний рубеж на пути врага к твоей родной хате.
Хорошая идея. Уже ради нее стоило отправиться в этот вояж.

Наконец-то какая-то умная голова придумала вариант идеального наемника. Он
сражается не за деньги, не за какие-то там привилегии - он стоит за святое
дело! Ну просто чудо, какая умная голова!

- А я помню, - сказал Цыган. Он молчал сегодня весь день, а тут вдруг
заговорил. - Я сестренку помню. Ее убили. Бомбежка была, и убили, истребители
прилетели.

Эй, Цыган, хотел я остановить его. Надо помолчать. По тому, что мне
пришлось здесь увидеть, никаких технических средств ведения войны здесь не
наблюдается. Лук, стрелы, меч, какой-то дракон, что-то о воздушном шаре и
зажигательной бомбе - странное сочетание терминологии наших дней, полевых карт,
кинопроектора... кстати, а как же крутился кинопроектор? Я постарался
вспомнить. Изображение двигалось неровно, рывками, а сзади стоял человек и
крутил ручку - конечно, он крутил проектор вручную. Но откуда появлялось
изображение на экране? Значит, какая-то лампа в проекторе была. Странный мир,
мир-ублюдок. Как будто мир будущего - мир после атомной войны, разваленный,
расколотый, скатившийся к дикости и в то же время сохранивший в чем-то память о
своем прошлом и цепляющийся за эти реалии.

Эта идея мне показалась плодотворной, и я принял ее в качестве рабочей
гипотезы. Теперь посмотрим, насколько она ложится на то, что происходит вокруг.

Впрочем, решение такой задачи найти нетрудно. Для этого надо увидеть все,
что осталось от прошлого. И в первую очередь город - тот город, который мы
защищаем и который, как нам уже вдолбили в головы, наш родной дом.

Я посмотрел вокруг - из местного начальства никого не было, и никто не
слышал слов Цыгана, которые могли оказаться крамольными. Из всех лекций и бесед
я вынес заключение, что некоторые достижения цивилизации, которые мы
воспринимаем как должное, здесь не только не существуют, но знать о их
существовании не следует. Так что лучше Цыгану молчать.

Ким сообразил раньше меня.

- Цыган, - сказал он. - Ты бы помолчал.

- Почему?

- А потому, что самолетов не бывает.

- Чего не бывает? - спросил мужичок из мелких гномов.

- Вот видишь, - вмешался я в разговор, - знающие люди сомневаются.

Опять замолчали. Потом справа от нас заговорили о бабах - видно, это
существует в подкорке, и этого стирать не стали.

Ким Зоркий тихо спросил меня:

- А ты помнишь самолеты? Я пожал плечами.

- Черт знает что, - сказал Ким. - Вот есть ощущение. Близко - еще
чуть-чуть и соображу.

- Не надо соображать, - сказал я.

- Ты уверен? - спросил Ким.

- Кому-то надо верить, - сказал я.- Если хочешь, можешь верить
майору-идеологу. Или Шейну. Или мне.

- Понял, - сказал Ким.

- И поменьше выражай свое мнение. Сначала мы с тобой должны понять, куда
попали и что им от нас надо.

- Ну куда попали - это ясно! - сказал Ким уверенно. Боюсь, что работа с
ним будет труднее, чем казалось.

- А ты пьешь много?

- Очень, - сказал Ким. - А что же здесь не пьешь?

- А что пить?

- Алкаш всегда найдет.

- Алкашом меня не называй. Не люблю, - сказал Ким Зоркий. - Алкаш пьет по
обязанности, а я для морального удовлетворения.

- Давно придумал?

- Давно, - согласился Ким.

Пришел Шейн и с ним еще один военный, кажется, тот, кто крутил ручку
проектора.

- До этой минуты, - сказал разведчик после того, как мы построились, - вы
были безымянными солдатами. И если бы кто-то из вас погиб, на его могиле
пришлось бы написать "неизвестный солдат". Теперь наступил момент возвращения
вам имен. Каждый из вас может попасть в плен к ублюдкам. Мы с вами вчера видели
фильм о том, что они делают с теми, кто попадает к ним в плен...

Шейн сделал паузу. Фильм этот показывали. - Следовательно, каждый теперь
получает псевдоним. И даже если вас будут пытать, вы не скажете настоящего
имени. Для этого... - Шейн щелкнул длинными грязными пальцами, и
солдат-киномеханик передал ему пачку пластиковых карточек на веревочках. - Это
ваши опознавательные знаки. Вы повесите их на шею. И запомните ваши имена.
Каждый из вас имеет право на имя. Я внимательно наблюдал за вами и понял, что
своих имен вы не помните. Так что временно вы получите условные имена, которые
называются псевдонимами. Они придуманы не случайно. Некоторые произошли от
ваших внешних качеств, другие возникли эмоционально... Слушайте и смотрите...

Все молчали, не понимая смысла этой угадайки.

- Цыган, - сказал граф Шейн.

Все обернулись к Цыгану. И в самом деле, его уже все для себя так
называли.

Цыган почувствовал внимание, обращенное к нему, и сделал шаг вперед.

Шейн взял у киномеханика табличку и повесил ему на шею.

- Твое официальное имя Цыган. Ясно?

- Так точно!

Любопытно, что Киму дали кличку Кудлатый. Мне хотелось сказать, что его
никто так звать не будет. Оказалось, что я ошибся. Кроме меня, все его звали
Кудлатый.

Меня назвали Седым. И на табличке уже было выдавлено:

"Седой". Я не возражал - это имя не хуже других.

После того как завершилась раздача имен, Шейн сказал:

- Все вы определены в первый полк. Там особенно тяжелые потери. А
направление ответственное.

Из-за угла казармы вышли три человека. Двое в касках, нашего возраста, с
нашивками и галунами. Один с кое-как обритой головой. Все без масок, так как мы
в тылу, в учебке. Шейн обратился к бритому, сутулому и немолодому и, видно,
перманентно мрачному:

- Капитан Дыба, принимай пополнение в свой батальон. Ребята хорошие,
обстрелянные; готовы положить жизнь за родину и своих близких. Двоих я
рекомендую тебе на должности младших комвзводов. Конечно, ты их натаскаешь. Но
они могут, я проверял. Притом все трое хорошие стрелки.

- Не люблю я этого, - сказал капитан Дыба. - Или они стрелки хорошие, или
младшие командиры. У меня и тех и тех не осталось.

- Вот и будут тебе и те и те, - отмахнулся Шейн. Потом обернулся к нашему
строю и приказал: - Кудлатый, шаг вперед!

Ким вышел вперед. Дыба подошел к нему и стал осматривать как лошадь. За
ним к Киму подошел один из молодых офицеров - он мне понравился с первого
взгляда. Бывают такие острые, птичьи, но в то же время сильные лица. У него был
крепкий, с горбинкой, нос, полные губы, очень четкий раздвоенный подбородок и
карие птичьи глаза. Пожалуй, его лоб был узковат, да залысины указывали на то,
что он довольно скоро облысеет. Хорошее, открытое лицо.

- Седой, шаг вперед.

Я задержался на секунду - пока не вспомнил свое новое имя.

- Вот эти двое будут служить у тебя в батальоне, - сказал Шейн.

- Я возьму Седого, - сказал молодой офицер с горбатым носом.

- Бери, Коршун, - согласился Дыба. - А Кудлатого я отправлю во вторую
роту, пускай пока заменит комвзвода. Там совсем плохо.

- Я тебе еще двух стрелков дам, - сказал Шейн. - И шесть рядовых.

Так нас развели по взводам и ротам. И я попал командиром практически
несуществующего взвода в роту, которой командовал человек по прозвищу Коршун.

Когда мы небольшой группой, кое-как одетые и почти невооруженные, спешили
за мускулистым Коршуном в расположение его роты, я разглядывал местность вокруг
и старался прийти к каким-то выводам, хотя сделать это было почти невозможно.