Чтение 55–й страницы книги ~Операция "Гадюка"~

12. ДОКТОР ФРЕЙД

Доктор Фрейд сказал Гоглидзе, что устал и пойдет подышать свежим
воздухом.

Занятие непонятное - воздух везде чистый, и никому он не нужен, но
Леонид Моисеевич лучше знает, что такое моцион.

То же Леонид Моисеевич сказал и охраннику у двери.

Охранник у двери, как только доктор скрылся за поворотом лестницы,
дернул за шелковый шнур, который вел наверх, в комендатуру.

В комендатуре сидел сержант и рассматривал книжку с картинками. Книжка
принадлежала старинному писателю Толстому и рассказывала о деревянном
человечке Буратино. Там были интересные картинки.

Услышав два звонка снизу, сержант отложил книжку и пошел в кабинет к
товарищу Берии.

Берия сидел за большим столом, перед ним лежали чистые листы бумаги. В
руке карандаш, красный карандаш, которым он что-то вычеркивал на листах.

- Ушел? - спросил он, не поднимая головы.

- Только что, еще из дома не вышел.

- Отпустите его метров на двести и следовать за ним незаметно.
Махальщика на крышу!

Сержант побежал на верхний этаж.

Там сидел в одиночестве и очень скучал махальщик. Перед ним лежал
наполовину разложенный пасьянс.

- Опять не вышло, - сказал он сержанту.

- Иди на крышу, - приказал сержант, - подавай сигнал рикше.

- А он где сейчас?

- Где и положено, на площади.

Махальщик посмотрел на пасьянс.

- Минутку, - сказал он. - Вроде получается.

- У тебя еще тысячу раз получится! - рассердился сержант и ногой
наподдал по картам. Пасьянс рассыпался и безнадежно погиб.

- Ну зачем ты! - обиделся махальщик. - У меня же получалось.

- Ты пойдешь или нет! - завопил сержант.

- Да не пойду я никуда, - ответил махальщик и стал собирать карты. -
Сам иди и махай.

Люди в Чистилище, как правило, куда замедленнее и равнодушнее, чем их
собратья в Верхнем мире. Но это компенсируется редкими дикими вспышками
ярости, которые охватывают в Чистилище людей.

Такое случилось и с сержантом.

Словно безумный он накинулся на махальщика, и тот, так и не собрав
карт, принялся отступать к стене, отмахиваясь от сержанта, как от осы.

Сержант стремился к ослушнику, стараясь вцепиться в него длинными
ногтями, и ногти уже достигли глаз, когда махальщик всерьез испугался, что
придало ему смелости.

Вместо того чтобы отдаться полностью на милость сержанта, он ринулся
ему навстречу и, продолжая отбиваться от воображаемой осы, ударил
сержанта.

Тот от неожиданности остановился.

- Да ты что... - пробормотал он, - да ты как посмел...

Он говорил это с радостью - теперь он имел все права добить махальщика.

Убежденный, как любой чекист, в оправданности конфликта с низшим
существом и в своей неприкасаемости, сержант не видел того, что махальщик
и моложе его, и крупнее. Сержант являл собой кабана, ринувшегося на
медведя.

Даже получив несколько ударов в грудь и по поясу, сержант еще не
понимал, что самое разумное для него - отступить и бежать за подмогой или
оружием.

Он же кидался вновь и вновь на махальщика и отшатывался под его
ударами.

Махальщик также уже понял, что он сильнее.

И воспылал гневом к сержанту. Не было больше перед ним сержанта, не
помнил он о всесилии Лаврентия Павловича - он был оскорблен, его ударили,
его пасьянс уничтожили.

И перейдя в наступление, махальщик загнал в угол сержанта, который еле
успевал защищаться, но не мог попросить пощады, так как понимал: сейчас,
вот-вот все изменится... все изменится... я тебе покажу.

И тут от удара сержант грохнулся на пол.

А раз в борьбе не было правил, то махальщик принялся бить лежачего,
пинать его ногами, так что сержанту стало очень больно.

- Ты что... - Тон сержанта вдруг изменился. До него дошло, что
махальщик намерен его убить, что нужно прекратить этот бой, потому что он
складывается неправильно.

Может, сержант уже не думал так отчетливо, потому что мысли его
путались и каждый удар вносил все большую сумятицу в ослабевший мозг.

- Хватит, - попросил сержант, - хватит...

- Хватит так хватит, - вдруг согласился махальщик. - Тогда лезь сам на
крышу и махай - вон там флаг лежит.

Он показал в угол.

Он отошел от сержанта и принялся снова собирать карты.

Сержант с трудом поднялся на ноги.

Ему было больно. Его никто еще никогда так больно не бил.

Он и в самом деле чуть было не пошел сам на крышу махать флагом, но тут
понял, что не сможет подняться на целый этаж.

Он махнул рукой и пошел вниз, держась за стенку и кривясь от боли.

Он спускался вниз, и с каждым шагом в нем поднималось чувство мести.

Конечно, ему надо было бы пойти в комендатуру и взять там оружие, а
также позвать кого-то на помощь.

Но его затуманенное сознание почему-то выбрало другой путь - к кабинету
Берии.

Охранник с удивлением смотрел на окровавленного сержанта.

Тот ввалился в кабинет без стука.

Берия стоял у окна и наблюдал, как доктор Фрейд быстро шагает меж
редких деревьев, полагая, что его никто не видит.

Берия представлял себе, как, подчиняясь сигналу, с крыши на перехват
доктора выезжает рикша, как поднимают свои машины велосипедисты...

И тут ввалился этот идиот.

- Там, - сказал он, с трудом шевеля распухшими синими губами, - там
махальщик меня... избил.

- Что? - Берия сразу напрягся, что бывало с ним в моменты опасности,
подобрался как волк при звуках охоты.

- Махальщик, гад...

- Сигнал дали?

- Он сказал, не будет...

- Почему?

- Я ему сказал - иди, а он сказал - не буду и стал меня бить.

Сержант всхлипнул и принялся размазывать по щекам жидкую кровь, которая
текла из носа.

Берия сразу почувствовал, что сержант врет. Не мог флегматичный
махальщик ни с того ни с сего наброситься на сержанта.

Но это не играло сейчас роли.

Он оттолкнул сержанта и выбежал в коридор.

- За мной! - крикнул он.

Охранник побежал за Берией.

Они ворвались в комнату наверху.

Махальщика там не было.

Махальщик, хоть и был неумен, сообразил, что сержант приведет
мстителей, а потому ушел из комнаты и залег на чердаке.

Берия увидел, что в углу лежит флаг.

Он схватил его и выбрался наверх, к чердачному окну.

Оттуда был виден простор справа от главного фасада. Там, за палками
мертвых деревьев, Берия угадал фигуру рикши.

Берия принялся махать флагом.

Он давно не был так взбешен. Хотелось лечь и завыть, в полной
безнадежности, как когда-то в одиночной камере.

Неужели он так стремился на волю и вырвался из застенков только для
того, чтобы существовать среди кучки бестолочей и подонков, которым ничего
нельзя поручить, которым ни в чем нельзя довериться?

И нет никакой гарантии, что его агенты, отправленные наверх, смогут
выполнить задание. И не было уверенности в том, что ему удастся отразить
еще один штурм консулов.

Рикша смотрел куда угодно, только не на крышу Смольного, откуда должен
был получить приказ.

Берия не выдержал и закричал. Пронзительным, женским голосом, который
ему самому показался горным кличем, несущимся от Эльбруса к Тбилиси.

И как ни странно - то ли тишина была чувствительна к звукам, то ли
случайно, - рикша обернулся и увидел фигуру человека, махавшего флагом.

Он помахал в ответ - вижу, мол.

Развернул коляску и поехал к воротам Смольного. Но опоздал.

В то время доктор уже выбрался наружу через дыру в ограде и поспешил
через площадь в сторону Невского.

Рикша выехал к воротам, никого не увидел и решил, что, наверное, его
жертва припозднилась.

Поэтому он остановился, слез на землю и стал прохаживаться вокруг
коляски, изображая конского барышника.

Вся эта идиотская сцена была видна Берии, и он понимал, что флагом он
себе не поможет.

Он побежал вниз, к выходу, где должны были ждать сигнала велосипедисты.