объяснение; вплоть до временного помрачения ума. Потому вела себя с Ев-
гением Викторовичем осторожно, ласково, как с ребенком.
не может собраться с мыслями, что-то решить. По правде сказать, уже на-
чал ей немного надоедать капризами, неуверенностью, сомнениями. Что за
мужик? Втайне сочувствовала Ирине: жить с таким нелегко, неудивительно,
что та не ищет.
на улицу Кооперации, обошла забор, поинтересовалась у постового: "Стро-
ят, что ли?.." - "Да вроде..." - пожал плечами милиционер. Лишь после
этого уверилась в случившемся.
компанию старых друзей - еще со школы. Демилле, узнав, нахмурился. Ехать
ему туда не хотелось, было не совсем удобно, да никто и не приглашал.
Наталья, как само собою разумеющееся, сообщила о том, что уезжает на три
дня, принялась собираться... "А я?" - спросил Евгений Викторович. "А что
ты?" - "Что мне здесь прикажешь делать?" - "Ничего не прикажу. Делай что
хочешь".
стал демонстративно читать переписку Достоевских. Наталья упаковывала
рюкзак. "Турпоходы - это для двадцатилетних", -не выдержал Евгений. На-
талья в сердцах швырнула в рюкзак ком одежды, выпрямилась.
них живу - и ничего!.. Женя, давай раз и навсегда договоримся: ты мне не
муж, и даже любовником я тебя не считаю...
здесь сколько угодно, как домашний кот. И ничего бы между нами не был
о...
колько точно это сравнение именно сейчас, когда он, свернувшись калачи-
ком, лежит на тахте под пледом, ему тепло и сытно... фу, какая гадость!
И вправду, ты на кота похож... - улыбнулась она примиряюще. - Ну, не
куксись! Я тоже кошка! Кошка, которая гуляет сама по себе. Пожрать тебе
я оставлю, не волнуйся.
не мог уснуть в широкой Натальиной постели, рассматривал проступавшие в
весеннем полумраке ночи стены с книжными полками - библиотека у Натальи
была неплохая, на книжки тратила она почти всю зарплату, - думал поче-
му-то о великих писателях, как они жили, мучались, писали свои гени-
альные книги, из которых все равно ничему нельзя научиться. Почему же
так все подло устроено, что каждый должен сам расшибить себе нос, чтобы
удостовериться в истине? Где тот неуловимый смысл жизни, над которым би-
лись веками? Как посмотришь вокруг: зачем люди живут? Только о немногих
можно догадаться... Вот, например, Наталья... Она ведь хорошая женщина,
а семьи нет, детей нет... Что ей там, в АПУ? Ну, йогу читает, фильмы
смотрит... Получается, что живет по инерции.
ни? Или же начать сначала, создать новую семью, снова добиваться жилья,
потом ребенок... Скучно.
как найдутся? Что им сказать?
своем любовнике, операторе с документальной студии. Мол, появилась у нее
перспектива, которой с Демилле не наблюдалось. Чушь! Перспектива одна:
все умрем рано или поздно. А теперь еще лучше перспективка появилась:
умрем все сразу, когда ахнут над головой дьявольские боеголовки - перек-
реститься не успеешь!..
ся, его воздетые к небу глаза.
винул занавеску. Прямо под окном, пошатываясь, мочились двое. Демилле
резко задернул занавеску, повалился в постель, закрылся одеялом. Гнусно,
гнусно на душе! Вдруг он вспомнил свой спичечный Коммунистический дом,
святую веру и непоколебимые идеалы. Как радостно тогда было жить! Какая
перспектива открывалась впереди! Жизнь казалась широким проспектом, ве-
душим в счастливое будущее... Теперь же она представляется черной подво-
ротней, где то и дело мочатся пьяницы.
дуктор. Тревожное ощущение Первомая, его прохлады и ветра над Невой, по-
лощущего знамена, проникло в душу; захотелось на улицу, к людям, к
празднику. Демилле быстро умылся, оделся и вышел в плаще на улицу. Гром
репродуктора ударил яснее, обозначились бодрые слова диктора и маршеоб-
разная музыка.
проспекту группировались демонстранты разных предприятий и учреждений,
каждая под своими знаменами и эмблемами. Люди смеялись, пели под гитару,
толкались плечами, согреваясь, что-то глотали из фляжек и термосов.
Между группками сновали деловитые мужчины с красными повязками "распоря-
дитель" - они формировали сводную колонну района. В самих же группках
выделялись местные руководители, которые обеспечивали демонстрантов
флажками, лозунгами и портретами. Демилле, по неосторожности проходя
сквозь одно из людских скоплений, внезапно получил в руки портрет на
длинном древке. Молодой человек, распределявший портреты (у него была
целая охапка), бросил коротко:
дующее древко кому-то другому.
портрет Устинова. Таким образом он стал полноправным участником де-
монстрации и пошел дальше уже с портретом, беззаботно неся его на плече,
как винтовку.
лись все плотнее и организованнее, пока не слились в один людской поток,
впадающий в Невский проспект.
ся радиомегафонами: "Побыстрее, товарищи! Разберитесь по восемь человек!
" - толпа убыстряла шаг, сплачивалась, становилась вязкой... Демилле по-
нял, что он уже не принадлежит себе и вынужден двигаться вместе с колон-
нами... впрочем, это его не огорчало, хотя и навело на следующую мысль:
"Находящийся в толпе может двигаться только в сторону движения толпы...
И только со скоростью толпы!" - заключил он эту сентенцию, когда все
вокруг вдруг перешли на рысь, догоняя переднюю колонну.
широкая река от Московского вокзала - вся в знаменах и транспарантах, -
по кромке тротуара тянулась живая цепь солдат и матросов, между которыми
попадались милиционеры... работала схема Рыскаля, в то время как послед-
ний впервые за долгие годы был занят совсем другими делами.
уплотнялась, то вдруг ускоряла шаг, двигаясь короткими перебежками, и
тогда, в полном соответствии с законами физики для жидкостей и газов,
давление в потоке падало, появлялись разрежения, пользуясь которыми Де-
милле мог перемещаться вдоль колонны вперед и назад.
ренге трудящихся галантерейной фабрики, то в коллективе ученых-химиков,
то среди геологов, то рядом с учащимися ПТУ и школьниками... И везде по-
чему-то не к месту - так ему казалось - с этим портретом, по-прежнему
болтавшимся у него за спиной лицом вниз. Уже на Аничковом мосту ему ста-
ло невыносимо от одиночества, охватившего его среди веселой, сплоченной
толпы - со своими шуточками, перемигиваниями, окликами, подначками, пе-
сенками, разговорчиками - в каждой группе свои собственные, но в целом
одни и те же. А он не мог ни поддержать, ни отойти... Был чужим. И это
ощущение чуждости как никогда ранило душу, омрачая праздник.
мысленно прикидывал путь до площади, получалось невообразимо далеко,
дальше, чем до Луны. Разрежения встречались все реже, движение замедля-
лось, Евгений Викторович поневоле надолго прибивался к той или иной
группе трудящихся; заметив, что многие демонстранты развернули знамена и
подняли транспаранты повыше, он тоже снял портрет с плеча и понес его,
держа обеими руками перед собой. Миновали наконец улицы Герцена и Гого-
ля, где в народную реку Невского влилось несколько притоков, рассекаемых
живыми цепями курсантов на отдельные струи, и вышли, повернув, на прос-
тор Дворцовой площади, с противоположной стороны которой шагала навстре-
чу демонстрантам фигура Ленина, изображенная на огромном, прикрывающем
трехэтажное здание плакате.
медленно ехала грузовая машина, задрапированная красной материей; на ма-
шине громоздилась эмблема предприятия. Микрофонный голос над площадью
без передышки выкрикивал лозунги и приветствия, на которые эхом "ура!"
отзывались демонстранты. Дошла очередь и до спутников Демилле. "Привет
славным труженикам орденоносного Ленинградского Металлического завода!"
-разнеслось над площадью, и колонна взорвалась криком "ура!". Евгений
Викторович тоже крикнул "ура", но как-то неубедительно, так ему самому
показалось, поскольку кричал из вежливости и желания хоть на секунду
Посняков Андрей
Русанов Владислав
Сертаков Виталий
Глуховский Дмитрий
Суворов Виктор
Шилова Юлия