видела, как ты пальцами шевелил!
Царя-полоза, все-таки один из древних богов, которых новые низвергли до
демонов. Однако воины, похоже, в этот момент были сторонниками старой
веры. Смотрели жадными глазами, губы их шевелились. Во взглядах был
расчет, плату на этот раз стоит взять и на полгода вперед. Пока золота
хватает...
воеводы:
верой-правдой! А что отыскался настоящий спаситель царя, то что ж... А
тебе, Волк, я говорю от имени царя-батюшки: запятнал ты воинскую честь.
Недозволено никому присваивать чужие заслуги. Даже во имя укрепления
царства. Честь дороже. Посему тебе надлежит немедля покинуть царские
палаты и удалиться в... ну, подальше от стольного града. Царь-батюшка
укажет куда. А куда б я тебе указал, сам знаешь.
Всяк смотрел на Волка. Тот всегда был грозен, а воины с ним ходили
матерые, как один рослые, в бронзе, с суровыми лицами, но сейчас Волк был
страшен настолько, что даже его свирепые горцы отступили.
наполненного жаждой крови голоса.-- Это мне покинуть?.. Да ты хоть знаешь,
старик, кому такое пищишь, как жалкая мышь?
спинка царского трона уже не казалась надежной защитой. Воевода бесстрашно
взглянул в грозные очи воителя:
сколько мечей! Но как заставишь замолчать всех... всех!.. кто видел
Хозяйку и слышал, что сказала?
Волка люди опускали головы и пятились.-- Ты помнишь, как ты с сотней
воинов, что шли за тобой радо, с легкостью побил две тысячи ратников
Тюпаря, ибо те шли за ним по нужде?
весь раздулся, воздух вокруг него заструился, задрожал. Затем сквозь
сумасшествие в глазах проглянуло что-то новое. Он оглянулся на своих,
отшатнулся, вгляделся снова. Плечи медленно опустились. Чужим голосом
прохрипел:
смертным часом. Как и других.
поспешностью, что кто-то упал, запутавшись в своих ногах, отползал с пути
грозно шагающего Волка на карачках, но никто не засмеялся.
от горя и тревоги, простонал тоскливо:
человеческое счастье.
не было. Люди неуверенно зашумели. Додон отмахнулся с брезгливостью:
следы прячет, а уж люди... Ладно, сделанного не воротишь. Да, меня спас...
а вернее, вернул, не Волк, а беглый раб и вор. Мое слово неизменно: ему
вручаю руку Светланы, а с нею -- и половину царства. Что, этого хотели?
Гонты, с которым пришел. Все, хоть знатные, хоть челядь, переглядываются,
на лицах облегчение пополам с досадой и тревогой. Облегчением, что власть
не взял в руки Волк, а досада и тревога, что трон зашатался с его уходом.
хвоста уши. С тебя ковшик пива! Нет, даже два.
к несказанному облегчению увидел, что тревога покидает ее глаза. Лохматый
и свирепый с виду разбойник показался не так страшен, чем могучий витязь
Волк!
главе одобрительно шумели. Светлана подняла на него глаза. Кузя уцепилась
за руку Мрака, сжала, вонзив коготки.
чужак в этой стране, но я обучаюсь быстро... И я смогу стать твоим
настоящим защитником!
Разбойники подняли руки, орали весело. Додон недовольно нахмурил брови:
бирючи пусть скачут во все концы Куявии. Пусть на свадьбу царской дочери
с... этим человеком явится всяк, кто пожелает!
В мертвенном бледном прекрасном лице Светланы впервые проступили признаки
жизни. На бледных щеках проступил легкий румянец, но глаза оставались
невеселыми. Мрак стиснул кулаки. Дурак, мечтал как прийдет, разом всех
победит, завоюет ее сердце... Но вот она рядом, вот ее трепетные пальцы,
но что-то не позволяет просто протянуть руку и взять!
светильнику, широкое ложе в углу, стол, две лавки, на полу шкуры, на
стенах рога оленей, лосей, туров, оскаленная кабанья морда. И два окошка
без решеток, белые вышитые занавески.
выскобленному полу. Вымыли перед его приходом, половицы еще влажные,
пахнут свежестью.
легконогого коня, даже ветер доносил запах ее кожи. Потом понимал, что все
чудится, начинал бегать по комнате, но время текло как смола из разбитого
громом дерева: тягуче и почти незримо.
засмеялся.
со смешками содрали с него волчью душегрейку, усадили в горячую воду,
терли, скоблили грязь и пот. Он наконец распустил сведенные напряжением и
неловкостью мышцы, отдался их быстрым пальцам с острыми коготками.
надобно.
Его терли, скоблили и смывали пот, поливали горячей водой и снова терли.
Он чувствовал как усталость бесследно растворяется. Тело снова стало
молодым и сильным. Их пальцы ненадолго задерживались на его шрамах, иногда
в бугорках, иногда в виде рубцов или канавок, там гладили особенно
бережно, а в их голосах он слышал глубокое сочувствие.
пахло свежестью, травами и зеленью, молодой чистой кожей.
которую меняли пять раз, он чувствовал себя странно легко и свободно. Его
облачили в красивые одежды, поднесли огромное бронзовое зеркало.
расшитой петухами и змеями, пояс был красным, портки синие, а сапоги
красные, с загнутыми носками. С пояса свисают пушистые кисти, сафьяновые
сапоги расшиты бисером, волосы приглажены и причесаны.
Он никогда не был красивым, в нем уважали силу и надежность, мужскую
дружбу и верность, честь и достоинство, а наряды и украшения оставлял для
девок, это для них важно как смотрятся, а цена мужчины не во внешности.
благовонными маслами.
привыкая к тяжелым сапогам, дорогому плащу, бархатному панцирю с золотыми
бляхами. Отрок, которого дали в услужение, следил за ним блестящими от
любопытства глазами.
покажу где и что.
но кое-где он здесь уже бывал. Пусть и на четырех лапах.