заросшее серой шерстью лицо. Глаза прятались под выступающими уступами
надбровий, уши оттопыривались острые, как у волка, но серые неопрятные
волосы падали на плечи чисто по-человечески, а грязная спутанная борода
достигала груди.
вскрикнул тонко, Фарамунд увидел, как в руке молодого воина блеснула искорка
на тонком жале дротика...
шкуру лося, он вроде бы воткнулся, как в дерево, но при движении великана
его сдвинуло, он бессильно повис на шкуре. Похоже, великан даже не понял,
что его царапнуло.
торопливо слез, его ноги тоже погрузились до колен, прорвав зеленую
поверхность мха. Всадники торопливо соскакивали на землю, нестройной толпой
ринулись на великана.
чавкающий удар. Зелень расплескалась широкими волнами, людей забрызгало, на
каждом повисли клочья тины, мха, болотных растений.
кровь вздувает мускулы. Великан отбивался голыми руками. Фарамунд видел, как
ладонь его, огромная, как дверь, смела Унгардлика, тот взлетел в воздух, а в
этот момент Громыхало со всего размаха ударил своим ужасающим молотом
великана по колену.
другой ноги. Болото вздрогнуло от страшного нечеловеческого рева. Великан
зашатался, люди разбежались, как вспугнутые мыши.
грязи. Он пробился к великану, тот пытался подняться. Его меч ударил
великана по шее, по руке. Фарамунд услышал свой крик, а руки безостановочно
рубили, от ударов меча оставались страшные раны. Он прыгнул на тушу
великана, ощутил, как под ногами бьется огромное чудовищное сердце, нанес
тяжелый удар по голове.
каменному валуну. Меч устоял, не переломился как сухая хворостина, и
Фарамунд в боевой ярости рубил толстую шею, а рядом уже появились другие,
сверкало оружие, только к нему не прилипла грязь, тело рубили, кромсали, во
все стороны брызгали потоки горячей крови.
раз, застыла. Вехульд все еще рубил, остальные тяжело дышали, стирали с лиц
грязь.
пнул неподвижное тело, что наполовину погрузилось в болото:
тине, облеплен рыжей грязью, словно великан еще и вдавил его в глинистое
дно. Но юный герой бледно улыбался, выкрикивал:
прикипел к поверженному гиганту. Из широких ран кровь все еще хлестала
потоками, смывая с тела грязь, тину, на много шагов вокруг покрывала болото
тонким красным слоем. Парующим ручейком бежала между зеленых кочек,
впитывалась, превращая их тоже в красные зловещие наросты.
огромным молотом. - Мы победили великана!
ручеек подобрался к подошвам, Фарамунд с трудом отступил. Не хотел ступать в
кровь исполина, хотя руки, грудь и даже лицо в брызгах его крови.
вообще-то дурацкий, но слово уже вылетело.
великан!
их вождь, странные. Словно тот давнишний удар по голове что-то нарушил.
Понятно же, что раз великан - этого уже достаточно. Безобидный народец
холмов и то истребляют так, словно это самые лютые враги на свете...
Глава 22
Фарамунд скривился, махнул рукой: как хотите, его рука уже нетерпеливо
дернула повод, конь пошел рысью.
Чавкающий стук копыт стал сухим, уверенным.
вздрогнул, приходя в себя, оглянулся.
торопливо:
были посечены, и, как показалось Фарамунду, трети отряда недоставало.
рекс! Их там же и оставили, где захватили... А из наших только несколько
человек... поцарапаны стрелами.
еще не добираются проходящие в сторону юга орды готов, герулов, лангобардов,
вандалов - укрываются тысячи и тысячи простых и знатных людей вместе со
скотом и скарбом. Мелкие лесные села и деревни переполнены народом,
доведенным до отчаяния постоянными переездами с места на место под натиском
чужих племен.
обреченные на голодную смерть, нападают поодиночке и отрядами, отнимают
хлеб, скот, гибнут, но такая смерть все же лучше умирания от голода.
объев трупы погибших от голода прямо на дорогах, ходили по улицам,
вламывались в дома, нападали от отощавших хозяев, неспособных уже поднять
даже палку.
такой волк смотрел на человека, у того отнимались руки и холодело сердце.
Волчий вой теперь доносился не только из леса, но даже из деревень: иная
волчья стая безбоязненно оставалась на ночь.
дворцом. Римляне строили на века: немыслимой толщины стены поднимались едва
ли не до облаков, закопченных поперечных балок со свивающими космами паутины
не видно, нет и привычной дыры в крыше, куда уходит дым из очага...
два, второй на той стороне зала, чуть поменьше, но тоже огорожен ажурной
металлической решеткой, а сама стена облицована керамической плиткой.
мочой собак... да и людей тоже, а по непривычно мягким цветным коврам.
страж рыщет сейчас по коридорам и комнатам, проверяет: не спрятался ли кто с
недобрым умыслом, невольно улыбнулся. Да пусть убивают. Ему жизнь уже
опротивела...
очаг, принесли воды, сняли с повелителя одежды.
скоблили, он даже не обратил внимания: женские руки или мужские, угрюмо и
отстранено думал, что Рим слишком огромен и силен, чтобы рухнуть в
одночасье, как рушились некогда великие державы, потрясавшие вселенные:
Персидская, Македонская, Египетская, но все же Рим рушится. Римская мощь
тает, как весенний снег. На замену убитому франку тут же встают двое
отважных бойцов, а если падут эти двое - то на их места с ликованием прыгают
сразу четверо героев, готовые жить и умереть за величие своего племени.
Однако на смену павшему римлянину уже давно не встает римлянин. В лучшем
случае - франк, гот или гепид, взявшийся защищать Рим...
Он поморщился, дух Свена, который не только вышел из моря, но и сохранил
привычки хозяина - бессмертен: ведь бараний жир не дороже рыбьего, но не
коптит, и нет этого смрада.
видеть тебя... или хотя бы постоянно знать, что ты есть... потому что я хочу
жить для тебя и заботиться о тебе!
полуголая и в мокрой одежде, замерла с ведром воды. Глаза у всех были
выпученные, как у безобразных жаб.
испуганные: если хозяин заговаривается, значит - видит духов. А это не к
добру. Скоро и сам к ним отправится...