Слышно было, как он легко взапрыгнул на край, быстро и ловко укладывал ящики, потом соскочил, звякнул борт, зашелестел брезент. Стало темно, как в лисьей норе.
Черт с вами, подумал я обессиленно. Больше не могу и пальцем шелохнуть. Я же не Пифагор, современные ученые спортом только в теннис… Да и то фотографируются с ракетками в руках, а не играют.
Мотор гудел, я чувствовал покачивание, потом меня прижало ящиками, ага, поворачивает, а вот сдает назад, пятится… Зад задирался, ящики заскрежетали и угрожающе задвигались, грозя обрушиться.
– Руки поотбивать тем, кто так складывает, – пробурчал я, торопливо уперся плечом, потом и спиной, ящики двигались и пытались защемить хотя бы клок рубашки, желательно – с мясом.
Затем пол выровнялся, машина некоторое время ползла словно ощупью, наконец остановилась. Сердце еще колотилось, я чувствовал желание выглянуть, где мы, но сил не было шевельнуть и пальцем.
Очень неспешно меня начало прижимать к ящикам, одновременно я словно бы слегка потяжелел. Будь мне восемнадцать, не заметил бы, но сейчас и штаны тяжелые, ломал голову, что бы это значило, машина явно стоит, мотор не гудит, кузов не потряхивает, колеса не стучат…
Дыхание никак не выравнивалось, я ощутил, что дышу даже словно бы чаще, чем в разгар погрузки. В глазах потемнело, пульс участился. И когда едва не потерял сознание, в мозгу промелькнула мысль: летим! Машину загнали в грузовой самолет!
Я лег, кровь равномернее пошла по телу. Я старался дышать ровно, только удивлялся, в самом ли деле самолет поднялся так высоко, не в кислородных же масках сидят летчики, это ж не истребитель… либо я сдаю совсем, скоро без палочки на ступеньку не взберусь.
Невольно вспомнил анекдот про мужика и ступеньки, но запекшиеся губы даже не дрогнули, зато тряхнуло всего, потом еще и еще. Наконец сообразил, что еще и продрог так, что не выговорю четырехсложное слово, разве что трех-, да и то вряд ли. Грудь вздымалась чаще, а глаза закатились, я задыхался, тело начало остывать так стремительно, что уже не продрог, а замерз, заколел, превращаюсь в сосульку, остываю так быстро, что сердце вот-вот остановится.
Сквозь грохот крови в ушах слышал надсадные хрипы. Во рту ощутил теплое и соленое, сглотнул, но кровь пошла еще больше, потекла по подбородку. Похоже, лопаются легочные пузырьки или что-то еще, меня раздувает, как глубоководную рыбу на мелководье, лопну, как пузырь, куда плеснули кружку крови…
Затем сквозь грохот в голове и треск в ушах ощутил, что чуть полегчало. Одновременно пол слегка накренился. Самую малость, но явно самолет неспешно идет на снижение.
Черт с вами, подумал озлобленно. Пусть снова в ваши руки, на миру и смерть красна, все же лучше, чем помирать от удушья, как крыса между ящиками.
Самолет тряхнуло, еще и еще, потом я ощутил ровное подрагивание, явно бежит по бетонной дорожке, а у меня нет сил даже шевельнуться, не то что встать…
– Вставай, – просипел я вслух. – Вставай, скотина… Никто не должен знать, что тебе что-то трудно.
Конечно, для доктора наук, мирового футуролога не так уж и важно, как он выглядит, но я знаю не одного профессора, который гордится стойкой на кистях… или ушах больше, чем своими открытиями. У одного сам присутствовал, когда поздравляли с присуждением премии имени Архимеда, отмахнулся и с гордостью рассказал, что вчера поддался на провокацию подруги его внучки, задрал ей все-таки подол…
Пол подо мной последний раз тряхнуло, затем наступила сравнительная тишина. Со стоном, цепляясь за мужское самолюбие, я поднялся, борт машины качался, как борт яхты, меня мутило, перед глазами из темноты постепенно выступали ящики, потом лязгнуло, сквозь щели неплотно закрытого брезента пробился лучик света. Послышались голоса, неожиданно громко рявкнул мотор. Меня прижало к стенке, грузовик съехал по пандусу резко, промчался, уже сам гремя тугими колесами по бетонному покрытию.
Я не поверил своим ушам: поблизости раздался голос Кречета! Спотыкаясь о ящики, протиснулся вперед, и когда с железным лязгом опустили задний борт, я лишь на миг прикрыл глаза ладонью от яркого света. В десятке шагов Кречет раздает указания группе военных!
Придерживаясь за борт, я тяжело соскочил на землю. От холода трясло, губы стали как оладьи, я не мог выговорить ни слова. Два сержанта, что опустили борт, вытаращили глаза. Я видел, как Кречет немедленно повернулся в нашу сторону. Я приветственно помахал ему рукой:
– Я… передумал… насчет маневров.
Слова давались с трудом. Трое подтянутых солдат в униформе десантников синхронно сдвинулись, закрывая президента со всех сторон. Их глаза пронизывали меня насквозь, а пальцы дергались к коротким тупорылым автоматам.
– Виктор Александрович! – выкрикнул Кречет в ужасе. – Что стряслось?!. Вы в таком виде!
На лбу я чувствовал здоровенную шишку, а пока выбирался из ящиков, задел ссадину, кровь поползла на бровь.
– Это все… ваши… реформы, – выдавил я, сотрясаясь всем телом.
– Но что…
Не отвечая, я повел глазами. Из кабины пилотов к Кречету спешил подтянутый, не узнать, Терещенко. Живот подобрал, грудь как у курского петуха, глазами преданно ел верховного главнокомандующего, из-под каски выбивался, напрашиваясь на орден, кусок окровавленного бинта.
Не сразу в блестящей толпе военных выделил меня. Все видели, как он вздрогнул, будто от меня ударило током. Бледный, как мертвец, рука на миг дернулась к кобуре, но он уже был из современных, когда даже военные не хотят быть героями, да что там героями, воевать не хотят, только бы жалованье да беззащитных солдат побольше в услужение…
Он отдернул руку и сказал быстро-быстро, глотая целые слова:
– Я расскажу!.. я все-все расскажу!.. Я лишь выполнял… я сам ничего!..
Телохранители, еще ничего не поняв, но поддавшись чутью, как собаки, уже закрыли президента со всех сторон, а черные стволы непомерно длинных пистолетов смотрели во все стороны, как иглы гигантского ежа.
Кречет повернулся ко мне. Телохранители косились на меня враждебно и недоверчиво. Я с трудом поднял руку, тяжелую, как бревно, отмахнулся:
– Да можно… и не расспрашивать. Расстреляйте и закопайте как собаку…
Терещенко схватили под руки, он обмяк и начал повизгивать, брюки внизу потемнели, мокрое пятно поползло по штанине. Уверенный, что его в самом деле сейчас расстреляют, он жалобно вопил, закладывал всех и вся, и пока его втаскивали в блиндаж, он клялся, что только исполнял, а сам пальцем не шелохнул…
Один из офицеров, что сопровождали Кречета, исчез на миг, вернулся с теплой шинелью, набросил мне на плечи. Кречет пробежался взглядом по моему лицу:
– А это как?
– Что? – не понял я.
– Лоб разбит, по скуле будто конь врезал.
– А-а-а, – сказал я, мои пальцы бережно ощупали кровоподтек под глазом. – Вы будете смеяться… но это я ударился о дверь.
– О дверь мордой, – повторил Кречет с удовлетворением. – Это хорошо. Но все-таки жаль…
– Что?
– Вот если бы по морде прикладом!
– То что?
– О, видели бы себя тогда!
– Это у вас морда, – огрызнулся я. – А у крупного ученого… Кстати, господин президент, моя работа футуролога все больше принимает какой-то странный оттенок.
– Вы видите свои теории в действии, – сказал он значительно. – И сами принимаете участие в их осуществлении. Разве это не высшее счастье для ученого? Да-да, так сказать, своими руками… гм… творите… разрушая, конечно… Я, честно скажу, недооценивал роль ученых в современном обществе. Но благодаря вам, Виктор Александрович…
Он улыбался, но я видел сдвинутые брови, чувствовал, с каким накалом работает его непростой мозг. И когда подзывал адъютантов, те отбегали с ясными приказами, не оставляющими возможностей толковать иначе.
Терещенко еще не вытаскивали, явно рассказывал с подробностями, чтобы продлить жизнь.
– К сожалению, – сказал я невесело, – в заговоре участвует командующий морскими силами, руководство Таманской дивизии, а также двое-трое из вашего кабинета.
Он отшатнулся:
– Вы что же, побывали на самой базе?
– Да нет, подсел на самолет по дороге.
Он стиснул зубы, телохранители переговаривались негромко, их взгляды в мою сторону стали уважительными. Глаза Кречета быстро пробежали по моему лицу:
– Черт бы побрал эту футурологию… База-то хоть цела?
– В неприкосновенности, – заверил я. – Ну, почти… Я же знаю, на новую денег нет.
Он кивнул в сторону самолета, туда ринулась группа военных. Команду самолета и водителей похватали, бросили лицом вниз, обыскивали, но я понимал, что все бесполезно. Бедолаги скорее всего вовсе не подозревали, что они и есть заговорщики.
Кречет с раздражением отмахнулся от телохранителей, те советовали на время уйти в блиндаж. Повернулся по мне, глаза его уже смотрели с веселым сочувствием:
– По вас, Виктор Александрович, словно колонну танков пропустили. Несмотря на ваш оптимизм, боюсь представить, что от базы осталось… Да знаю я ваше честное слово ученых! Атомную бомбу кто придумал? Господа офицеры, позвольте мне представить вам крупнейшего в мире футуролога. Это он побывал на засекреченной даче генерала Покальчука, с его охраной, сигнализацией…
Один из генералов с великим уважением посмотрел на меня, это был явно первый случай, когда генерал уважительно смотрел на ученого, сказал почтительно:
– Я чувствую, господин президент, эти маневры нам запомнятся!
– Если Виктор Александрович с нами, – согласился Кречет, – эти маневры запомнятся всем.
Лицо его стало жестким, мимо как раз вели под охраной команду самолета, трех водителей грузовиков. Ребята спецназа рылись в машинах, осторожно передавали на землю ящики. Молодцеватый генерал быстро-быстро говорил по сотовому телефону, одним глазом кося на Кречета.
– Их там уже нет, – заметил я.
– Повяжут, – заверил Кречет. – Никуда не денутся.
– Им переждать только эти маневры…
– Что-то учуяли? – насторожился Кречет.
– Только предчувствие, – ответил я с неопределенностью. – Ощущение…
– Тоже мне ученый, – сказал Кречет разочарованно. – Я-то думал, это у гадалок чуйства, а у вас – факты!.. Ладно, Марина уже приготовила крепкий кофе и ваши любимые бутерброды.
Я спросил с упреком:
– А ее зачем привезли? Бедная девушка.
Он отмахнулся:
– Эта бедная девушка к маневрам привыкла больше, чем к кремлевским кабинетам. Знали бы, сколько она повидала гарнизонов!
Мне послышалось в его голосе предостережение. Не то страшился, что я могу заподозрить ее в работе на врага, не то затем, чтобы не путал простую девушку из Перми с московскими княжнами.
Из блиндажа вышел, пригибаясь, грузный генерал, в котором я не сразу узнал Яузова – подтянутый, живот подобрал, двигается четко, без кабинетной лени и замедленности. Один из офицеров что-то на ходу быстро тараторил ему в ухо, указывал в мою сторону.
Яузов подошел, в глазах было великое изумление и еще что-то, что мне очень не понравилось, но назвать одним словом я сразу не мог. Он кивнул, проговорил с великим отвращением:
– Здравствуйте, Виктор Александрович. Не скажу, что счастлив вас видеть. Там одних компьютеров закупили на шесть миллионов долларов!
Кречет спросил с интересом:
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений
Каменистый Артем