тогда, когда хочешь им стать, а тогда, когда говоришь себе в душе: "Шурик,
ты говно". А уже потом твой внутренний адвокат замечает, что только что
был прокурором.
четвертым, если ты этого не хочешь?
чего-то хочешь, ты уже точно не этот четвертый, а кто-то другой. Потому
что четвертый вообще ничего не хочет. Зачем ему чего-то хотеть, когда
вокруг - вечный кайф?
сказать, кто этот четвертый?
услышали доносящиеся со всех сторон петушиные крики. Если вдуматься, это
было очень странно, потому что кур и петухов в округе не водилось со
времен ХХ съезда. Тем не менее кукареканье раздавалось вновь и вновь, и
эти древние звуки заставляли думать о страшном - не то о колдовстве и
чертовщине, не то о прорвавшихся к Москве конных дудаевцах, мчащихся по
степи со "Стингерами" наперевес и орущих петухами, чтобы пустить военную
разведку по ложному следу. В пользу последнего предположения говорило то,
что крики всегда прилетали по три сразу, а потом наступала короткая пауза.
Это было очень загадочно, очень. Некоторое время все зачарованно
вслушивались в эту забытую музыку, а потом крики не то стихли, не то до
такой степени слились с фоном, что перестали вызывать интерес. Сидящие
вокруг костра, верно, подумали - мало ли чего не бывает под грибами? И
разговор возник вновь.
Чего, не можешь прямо сказать, как им стать?
перлись давно. В том то и дело, что единственный способ стать этим
четвертым - это перестать становиться всеми остальными.
становиться и перестать быть никем, понял? И сразу как вставит, как
попрет! Только ойкнуть успеешь. И навсегда.
как окаменевший. Его рот превратился в неподвижную треугольную дыру, а
глаза, казалось, повернулись вовнутрь.
крыша нужна?
тогда тоже без крыши останешься.
Колян?
прямо перед собой, но, несмотря на то что прямо перед ним сидел Шурик, а
чуть левее - Володин, было ясно, что смотрит он не них, а именно в никуда.
Но самым интересным было не это, а то, что над его головой появился
уходящий далеко ввысь столб света.
как только Шурик с Володиным обратили на него внимание, он вдруг начал
расширяться и становиться все более и более ярким, странным образом
освещая при этом не поляну и сидящих вокруг костра, а только сам себя.
Сначала он стал шириной с голову Коляна. Потом в него попал костер и все
четверо сидевших вокруг. А потом вдруг оказалось, что вокруг - только этот
свет, и ничего больше.
голоса было некое присутствие, которое заявляло о себе таким образом, что
делалось ясно - это Шурик. А смысл этого заявления о себе был таким, что
наиболее точно соответствовал слову "Атас".
знаешь и видишь.
делось?
возбужденно и счастливо продолжал Шурик. - Никогда бы не подумал. Слышь,
Володин, ты даже не отвечай ничего, я сам пойму... Никто не мог бы
подумать... Я тебе сейчас скажу. Просто потому что об этом нельзя
подумать! Никак нельзя подумать! Нельзя подумать никак!
Ну ничего совершенно. Все знаю, все вижу. Что хочешь увидеть могу и
понять. Да вот хотя бы... Ну и ну... Слышь, Колян, зря мы Косого-то
завалили тогда. Он в натуре бабок не брал. Это... Так это ж ты взял,
Колян!
страшно. На самом деле страшно. Володин, слышь, а где свет-то? Володин?
Страшно!
голову и расширившимися глазами посмотрел в пустоту, будто что-то в ней
увидел.
ноги делаем. Быстро!
орал Шурик. - Володин, страшно! Эй, Колян! Отзовись, Колян!
станет. Ты меня видишь, Колян?
делай. Сбор у костра.
назад, действительно был маленькой вселенной, то теперь эта вселенная
прекратила свое существование и все страдания ее обитателей угасли вместе
с ними. Поляна была темна, пуста и безвидна, и только легкий дымок носился
над угасшими углями.
какая-то вспугнутая мелкая живность. Радиотелефон звонил долго, и примерно
на двадцатом гудке эта настойчивость была вознаграждена. Из леса долетел
хруст веток и быстро приближающиеся шаги, смутная тень метнулась через
поляну к машине, и раздался голос:
Да! Да! Нет! Скажи Сереже Монголоиду, чтобы он меня не злил. Никаких
перечислений. Налом без эндээс, а договор порвем. Завтра в десять в
конторе... Не, не в десять, а в двенадцать. Все.
нем канистру и плеснул из нее на остатки костра. Ничего не произошло -
видимо, даже угли успели погаснуть. Тогда Володин чиркнул спичкой, бросил
ее на землю, и вверх взвился яркий клуб красно-желтого огня.
сучья и ветки и кидал их в огонь, и, когда из леса на свет выбрели Шурик с
Коляном, костер уже снова вовсю пылал на том же месте.
выйти на поляну, он почему-то долго сидел в кустах на ее краю, вглядываясь
из-под ладони в огонь. Затем он все же решился, подошел к костру и молча
сел на свое прежнее место. Шурик подошел минут через десять - держа в руке
"ТТ" с длинным глушителем, он выбрел на поляну, оглядел Коляна с Володиным
и спрятал пистолет под свой кашемировый бушлат.
сказал он глухим голосом, - ни за какие бабки. Две обоймы расстрелял, а в
кого - не пойму.