овцы на берегу. Верно, отара, пригнанная из степи и ожидающая ножа
мясника. <На заклание!> - подумал Александр, ступая на шаткие скрипучие
мостки. Глухо ударяли о причал, подрагивая и качаясь, суда. Дымно,
вспыхивая и угасая, чадили факелы, выхватывая из темноты то серый разлив
истоптанного песка, то чье-нибудь лицо, спину, мохнатую баранью свиту или
острое лезвие копья. Запахом речной тины и дохлой рыбы, запахами пота и
навоза, запахами скота, грудящегося во тьме и острого кизячного дыма
охватило князя, лишь только он соступил с мостов на берег и стал в
ожидании, когда ему подведут коня.
толмачи, переводя князю и от князя приветственные речи. Шагом поднялись в
гору и под заливистый вой, визг и хрип псов, кидавшихся прямо под копыта
коней, проехали улицей, свернули в другую, из той в третью... Давно не был
здесь Александр! Что и позабылось, что, верно, и переменилось,
расстроилось за протекшие годы! Сам бы он, поди, с трудом и разыскал ныне
тверское подворье!
знакомили с какими-то разряженными в шелка ордынцами. Александр улыбался,
кивал, по-восточному прикладывал руки к сердцу, ел и пил почти через силу.
Сам он хотел сейчас одного - спать. И когда наконец (уже утро отделило
землю от неба холодной зеленью ранней зари) добрался до постели, то словно
нырнул в упруго-скользкое, покрытое полосатым рядном ложе. Тотчас вновь
закачало под ногами, заскрипели мачты под мягким натиском смоленых
парусов, и он на краткие часы уплыл ото всего, что ожидало его теперь с
роковой властностью неизбежности.
Узбека. На третий день князю был назначен прием в ханском дворце.
Парчою, сканым, волоченым и литым золотом залито все. От золотого трона
лучится сияние. У нукеров при входе гнутые лезвия обнаженных сабель тоже
украшены золотым письмом. От пестроты ковров, от чеканного узорочья
светильников и посуды рябит в глазах. Лица эмиров расплываются, тонут
среди великолепия и блеска одежд. Сам Узбек в парчовом халате - словно
золотое изваяние на сверкающем троне. Государь, кесарь, султан, император,
великий шахиншах, ильхан, несравненный столп дома Чингизова - и каких еще
только прозвищ и званий не надавали ему, властителю Золотой Орды!
склоняет голову. Он никому не сказал, что выбросил свиток с заготовленною
для него речью. И не взял второго, который тщетно совали ему в руки перед
самым выходом к хану. В шатер повелителя Александр вступил уже отреченно,
решась на все, заготовленное для него судьбою, и уже плохо слышал, что там
говорили и переговаривали толмачи и послы.
протекшие десять с лишним годов. Кое-где серебро седины тронуло его
тщательно расчесанную бороду. Суше и строже стало лицо, в глазах читалась
усталость, и это слегка ободрило Александра. Больше, чем розданным дарам,
верилось этой усталости монарха. Усталый Узбек, возможно, уже не захочет
мстить!
толмач, расцветив на восточный лад его обращение, перескажет Узбеку
по-татарски слова тверского князя.
придумалось ему на корабле. - Много зла створил, и вот се есмь пред тобою!
князя, перевел на этот раз точно, слово в слово.
твердо закончил Александр. И умолк. И наступила тишина. Узбек глядел на
него, глаза в глаза, разгорающимся взором. Умолкли придворные, затихли
музыканты, не шевелились разряженные, набеленные и насурмленные, словно
куклы, жены. И были они одни в этот миг: усталый от роскоши и своей
обманчивой власти-безвластия повелитель Орды и сын Михаила Тверского,
принесший ему сам наконец, через десять лет ожидания, сюда, к подножию
золотого престола, гордую голову свою и теперь ожидающий от него милости
или казни.
и ждет, как стоял его дед, Александр Невский, перед кааном Бату - Батыем,
как его называют урусуты. И он, Узбек, сейчас равен Бату-хану в воле и
смерти коназа сего! Сейчас он не помнит, кому и за что заплачено русским
серебром! Сейчас он - полновластный повелитель четверти мира на золотом
троне! Этот смиривший гордость свою храбрец-урусут, прямой батыр видом и
статью, подарил ему самый редкий дар из даров, даримых властителю, -
ощущение полноты власти! И Узбек вдруг, нежданно для самого себя, сузив
глаза, начинает смеяться. Он смеется, сидя на золотом троне, а перед ним
стоит упрямый русский коназ, и вот он весь во власти его! И Узбек смеется
мелким тонким смехом, покачивая головой. И ждут визиры, вельможи, нойоны,
стража и палачи, ждут, чем закончит свой смех повелитель. А Узбек смеется.
Ему радостно. И Александр ждет, смущенный загадочным и - кто знает? - быть
может, страшным смехом татарского царя!
готовых ринуть на князя вооруженных нукеров.
жизнь! - Он взглядывает на толмача и повторяет по-русски, для князя, одно
слово, означающее жизнь и прощение: - Живот!
говорит:
никто не мог привести тебя. А нынче пришел ты сам, и я верю тебе, коназ,
жалую тебя отчиною твоей и великим княжением... - Узбек медлит, ибо дать
Александру все великое княжение русское он без совета визиров своих не
волен, медлит и прибавляет: - Великим княжением в землях твоих! Гляди же,
не обмани веры моей! - добавляет Узбек.
текут меж рядами. Александру подносят вино, оглушительно ударяют по
струнам музыканты, волна звуков, как водопад милостей ханских,
обрушивается на него, едва не сбивая с ног. И он сам чует в этот миг, -
миг, когда он, провисев над бездною, счастливо достиг края ее, - как его
разом оставляют силы и как от головного кружения и тьмы в очах он вот-вот
упадет ничью. И он едва справляется с собою, чтобы только устоять, принять
вино, пристойно ответить на ласку и милость Узбека...
шатер-дворец. Сейчас отдохнуть, прийти в себя... Но сейчас-то и начинается
мышиная возня бояр и вельмож, тяжбы послов, уговоры и переговоры. Щедрость
Узбека, особенно слова о великом княжении, порождают настоящую смуту.
Великое княжение может быть только одно, но сторонники Калиты, а их
немало, тотчас подымают свои голоса, и все путается, гибнет и гаснет в
поднявшейся каше разнообразных мнений и воль. В конце концов так и
выходит, что великое княжение Александра - по крайней мере пока, до часу,
до приезда Ивана в Орду - это только право на полную власть в Тверском
княжестве и право самому давать дань и отвечивать перед татарским царем.
Но и этого не мало! Сим устрояются на Руси две независимые власти, а это
не может удоволить ни тех, ни других, ни Москву, ни Тверь, и никого из
русичей, мыслящих о единстве - хотя и под игом татарским - родимой земли.
семье и боярам Александровым, и уже разгорается спор. И кто победит в этом
споре, за коим опять и вновь: быть или не быть Руси Великой? И если
скажется <быть>, то чья в том будет воля и чья власть настоять на своем?
душою. В этом монастыре провел он долгие годы, теперь же, управляя великим
хозяйством митрополии, лишь иногда удавалось ему наезжать к родимому
Богоявленью, погружаясь, как и ныне, в умную беседу с высокочтимым им
старцем, на коего он по-прежнему взирал, яко на наставника своего.
покой. Древние иконы на стене, цареградский крест кипарисовый. На столе
печеная репа, хлеб, квас и глиняный кувшин с водою, да еще выставлена
деревянная тарель яблок - ради гостей, собравшихся ныне к старцу. Хозяин,
высокий, слегка согбенный, добродушно взирает на пришлых, словно на
учеников своих, коим он разрешил поупражняться в красноречии. В келье
сегодня многолюдно. На лавках, потеснив всегдашних слушателей старца,
восседают виднейшие бояре московские. Тут и Феофан Бяконтов с Матвеем и
Константином, с опасливым уважением взирающие на своего входящего в силу
старшего брата; под иконами, заполняя собою весь красный угол, уселись
только что вошедшие отец с сыном и внуком Вельяминовы. Тяжелый, массивный,
уже изрядно заматеревший боярин Василий Протасьич с сыновней бережностью
поддерживает за локоть своего отца, великого тысяцкого Москвы
Протасия-Вельямина, а старик, весь серо-белый, сухой и огромный, трудно
сгибая старые члены свои, усаживается наконец и слегка трясущейся рукою
берет с тарели зеленое яблоко, начинает, крупно откусывая, мерно и трудно
пережевывать его редкими сохранившимися зубами, словно старый конь.
Супротив Вельяминовых сидит у стены отуманенный ликом Михайло Терентьич.
Он ждет вестей из Орды, догадывая уже, что вести грядут недобрые. Рядом с
ним поместился сын давнего врага Вельяминовых, Алексей Петрович
Трубников Александр
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Березин Федор
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий