войско, у Радзивилла - несколько тысяч милиции, Потоцкие, Любомирские,
Огинские - что же перед ними фамилия?
округах, - сказал Подбипента. - Князь-воевода слеп и не видит опасности -
развлекается да угощается; гетман стар и слаб... А мы, что стоим за их
плечами, - если они упадут - будем отданы в жертву неприятелю.
бедняки, попадемся.
мог опасаться, как бы Паклевский не преследовал его так, как он когда-то
угнетал других в трибунале, когда имел за собой протекцию.
скрывать и умалчивать... я знаю, что будет. Пан Богуш покачает головой,
князь выстрелит из пистолета и гаркнет во все горло, гетман пожмет
плечами, а на другой день они опять соткут какие-нибудь надежды из паутины
и скажут, что Подбипенте все это приснилось...
долго обдумывал и давал себе выговоры за то, что не был достаточно
терпелив во время переговоров; ему казалось теперь, что надо попытаться
каким-нибудь способом еще попытать счастья; тут он вдруг припомнил отца
Елисея у доминиканцев и, хотя ни разу в жизни не видел его, но решил
воспользоваться своим свойством с ним и выразить ему свое почтение, а в то
же время попробовать - нельзя ли сделать его посредником.
монастырь. Но, когда он попросил провести себя к ксендзу Елисею, пришлось
обратиться за разрешением к настоятелю, так как никто здесь не знал
подкомория. Отец Целестин, расспросив подробно приезжего и дав ему понять,
что святой человек отличается некоторою резкостью и странностями, позволил
ему пройти в его келью. Это был час, когда старец кормил своих воробьев;
увидев входившего к нему незнакомого человека, он закрыл окно и сделал
несколько шагов навстречу гостю.
подкоморий, - если бы не пришел поклониться святому отцу... Я горжусь тем,
что меня связывают с вами кровные узы.
кроме Отца в небе и братьев-доминиканцев на земле.
Елисей, очевидно, поддерживал отношения с Паклевскими и был предубежден
против него.
- я приношу вам жалобу на прием, сделанный мне Паклевскими, от которого у
меня сердце разрывается.
заповедь Божию, я должен был слушаться воеводича как отца; а он не
позволял нам встречаться.
послушании заповеди и родительской власти! Вот-то, верно, болело у вас
сердце!
глаза, я летел сюда как одержимый, чтобы с открытым сердцем протянуть им
руку! И что же? Паклевская приняла меня с презрением, а сын ее - как
чужого. Даже говорить не желал. Я уехал от них в слезах...
- Если они меня не хотят слушать, то, может быть, голос святого
капеллана...
тому же я, как чужой им, могу заблуждаться. Думается мне вот что: Беата,
сестра вашей жены, долгие годы жила в отчуждении от семьи и терпела нужду;
дайте ей доказательство вашей любви - не в словах, а на деле, - это
заставит ее одуматься, она, наверное, ничего от вас не примет, но должна
будет признать, что вы относитесь к ней по-братски.
что для него свет не будет темен; а у меня четверо заморышей, и все такие
худые, несчастные, которым нужно что-нибудь оставить, потому что они сами
ничего не сумеют заработать... Но, в конце концов, дорогой отец, - что
важно? Дело - делом, пусть люди судят, а правительство утверждает
приговор; но ведь мне всего важнее любовь и мир, да добрый пример...
со стыдом, - горячо заговорил Кунасевич, - вот я вернусь домой, жена
придет в отчаяние...
виноваты, - сказал он неторопливо, - но вы дайте мне письменное обещание,
что ни в чем не будете противиться воле покойного.
Scripta manet, отец! Ты хочешь, чтобы я связал себя собственноручной
подписью? Во имя Отца и Сына! Да за кого же вы меня принимаете? Хе, хе!
обнаруживала ясно, что подкоморий совсем не знал отца Елисея и относился к
нему, как к обыкновенному человеку, с которым можно было разговаривать
по-человечески.
родился при Саксонце; полвека с лишком на моих плечах.
- сказал отец Елисей, - но как же ты заботишься, чтобы озолотить этот
остаток жизни, не думая о вечности? Боишься собственноручного заявления,
готов судиться, чтобы урвать что-нибудь для себя и детей, и не побоишься
взвалить тяжесть на душу, лишь бы мошна была полна. Ох, бедный ты мой!
проповеди, а за помощью и советом.
как они сейчас же в драку. Взгляни-ка, сударь. Это совсем как у людей!
начинал понимать, почему настоятель называл старца чудаком.
чуприну, - что я шел к вашему преподобию с приятной надеждой, как к
духовному лицу святой жизни, что вы во имя Христа помирите нас, а вы...
тебе удобнее было укусить! Эге!
Елисей. - Ты пришел ко мне, считая меня добродушным простаком, погруженным
в мысли о небесном, пришел за тем, чтобы с моею помощью опутать невинных.
Разве так хорошо делать? Ведь мы же знаем тебя!
Господь Бог научил меня читать в людских сердцах: дела твои
свидетельствуют о беспокойстве, которое тебя привело ко мне, и о том, что
ты грешен, несправедлив в том, что делаешь, а хочешь, чтобы слуга Божий
помогал тебе и загораживал собой!
грешник! Бог с тобой! Я лучше останусь с воробьями.
пробормотав что-то, он хотел объясниться, потом махнул рукой, оглядел
келью и, не прощаясь, вышел вон.
весело приветствовал его.
сказать!
чудак, но святой человек.
Лукин Евгений
Конюшевский Владислав
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Курылев Олег
Роллинс Джеймс