набрать целый год со всеми его временами, потому что у каждого своя
осень и своя весна, и все времена человеческой жизни, потому что в любой
день никто не стар и не молод и всю жизнь можно представить себе как
пламя свечи, так что между рождением и смертью даже одного вздоха не ос-
тается, чтобы ее угасить. Если бы знать точно, куда дальше пойдет твоя
жизнь, можно было бы этой же ночью найти того, с кем уже происходят все
твои будущие дни и ночи: одного - который ест твой завтрашний обед, дру-
гого - который плачет над твоими утратами восьмилетней давности или це-
лует твою будущую жену, третьего - умирающего точно такой смертью, какой
умрешь в свое время и ты. Если бы человек мог набрать большую скорость и
охватить все глубже и шире, он увидел бы, что вся вечность ночи на ог-
ромном пространстве осуществляется уже нынешней ночью. Время, которое
уже истекло в одном городе, в другом только начинается, так что человек
может, путешествуя между этими городами, совершать движение во времени
вперед и назад. В одном городе-самце он может встретить живую женщину,
которая в другом городе-самке уже мертва, и наоборот. Не только от-
дельные жизни, но и все будущие и прошлые времена, все ручейки вечности
уже присутствуют здесь, разъединенные на крошечные кусочки и поделенные
между людьми и их снами. Огромное тело прачеловека Адама ворочается и
дышит во сне. Человечество пережевывает время все сразу и не дожидается
завтрашнего дня. Таким образом, здесь время не существует. Оно надвига-
ется и затопляет этот свет откуда-то с другой стороны...
молчал. Я промолчал потому, что знал - откуда. Время надвигается не с
земли, оно надвигается из-под земли. Время принадлежит Сатане; его, как
клубок, нечестивый носит в своем кармане, разматывая соответственно сво-
ему пониманию экономии, неуловимому для нас, и его приходится себе отво-
евывать. Потому что если от Бога можно потребовать и даже получить веч-
ность, то противоположное вечности - время - мы можем взять только у Са-
таны...
сообщил, что мы покидаем Царьград. Все было уже сказано, были отданы все
распоряжения о приготовлениях к дороге, как вдруг между Никоном и анато-
лийцем Масуди произошла короткая, но бурная ссора, так что Никон, как
птица, стал моргать нижними веками наверх. Разъяренный, он схватил ме-
шок, уже приготовленный Масуди в дорогу (тот самый, с арабским глоссари-
ем, который я уже знал на память), и бросил его в огонь. Масуди и глазом
не моргнул, он только повернулся к киру Авраму и сказал ему:
регородки!
кало и сунул его Никону под нос, как мертвому. Мы сдвинули головы, и
действительно, зеркало показало, что у него в носу не было перегородки
между ноздрями. Так и остальным стало известно то, что я знал уже дав-
но,- мой коллега по ремеслу и протокаллиграф Никон Севаст был не кем
другим, как Сатаной. Впрочем, и он сам этого не отрицал. Но я, в отличие
от всех, смотрел не на его нос. Глядя в зеркало, я обнаружил то, что
всем окружающим должно было быть давно известно. Лицо Никона Севаста,
которое так сильно напоминало мне чье-то другое, уже виденное раньше,
было почти неотличимо от моего лица. Мы шли с ним по свету, как близне-
цы, замешивая Божий хлеб на слезах дьявола.
дремоте, никто вокруг не ожидает, что как-то раз он встрепенется. Так
было и с Никоном. Я не отношусь к числу тех, кто просыпается от страха,
когда их рука во сне, свесившись с кровати, случайно коснется пола, но
Севаста я боялся. Его зубы имели совершенно точное представление о моих
костях. И тем не менее я решился. Я знал, что дьявол всегда на шаг отс-
тает от человека. Поэтому я шел за ним след в след, и он меня не заме-
тил. Я давно знал, что среди книг и бумаг огромной библиотеки кира Авра-
ма Бранковича особое внимание Никона привлекает хазарский глоссарий (это
было что-то вроде словаря), и нам, писарям, было поручено приводить в
порядок содержавшиеся в нем материалы о происхождении и гибели, обычаях
и войнах одного исчезнувшего народа. К этому народу у Аврама Бранковича
был особый интерес; не жалея денег, он скупал их старые документы и пла-
тил людям, которые приводили к нему "языков" - тех, кто что-нибудь знал
о хазарах ?; или же посылал своих слуг охотиться на ловцов снов, ис-
кусство которых восходит к древним хазарским колдунам. Я обратил внима-
ние на эти материалы из-за того, что среди тысяч свитков и рукописей
библиотеки Бранковича именно они больше всего интересовали Никона, я да-
же выучил наизусть весь "Хазарский словарь" и стал следить за тем, что
делает с ним Севаст. Правда, до этого вечера Никон не сделал ничего нео-
бычного. Сейчас же, после описанного случая с зеркалом, он в одиночестве
поднялся на верхний этаж, взял попугая, посадил его на светильник и сел
рядом, приготовившись слушать. Дело в том, что попугай кира Аврама часто
рассказывал стихотворения, которые, как считал наш хозяин, написала ха-
зарская принцесса Атех ?, а нам, писарям, полагалось записывать в ха-
зарский глоссарий кира Аврама каждый звук, вылетевший из клюва птицы.
Однако в тот вечер Севаст ничего не писал. Он просто слушал, а птица го-
ворила вот что:
И мы проносим их сквозь зиму, согревая у себя на груди. А потом приходит
день, и они спасают нас от холода, когда мы оказываемся по ту сторону
окна, где мороз - это не только узор на стекле. Одной такой весне, кото-
рую я ношу на груди уже пошел девятый год, а она все еще меня греет.
Представь теперь, среди этой зимы, две весны, которые, как два луга,
соприкасаются ароматами. Вот, что нам нужно вместо теплого плаща..."
весны в душе, почувствовал страшное одиночество, и единственное, что
проливало какой-то свет на мои воспоминания, была наша общая с Никоном
Севастом молодость. Чудесный свет, подумал я, и в этот момент Никон взял
птицу и ножом отсек ей язык. Потом подошел к "Хазарскому словарю" Аврама
Бранковича и стал бросать в огонь страницу за страницей. Все до одной,
включая последнюю, на которой рукой кира Аврама было написано "Сказание
об Адаме, брате Христа":
Христа и младший брат Сатаны, был сотворен из семи частей. Сотворил его
Сатана: мясо из глины, кости из камня, глаза, скорые на зло, из воды,
кровь из росы, дыхание из ветра, мысли из облаков, а ум из быстроты ан-
гелов. Но создание это не могло сделать ни одного движения, пока в него
не вдохнул душу его настоящий и второй отец, Бог. Когда душа вошла в не-
го, Адам прикоснулся своим правым большим пальцем к левому, мужским к
женскому, и ожил. В двух мирах - невидимом, духовном, созданном Богом, и
видимом, материальном, сотворенном неправедным экономом дьяволом, - лишь
один Адам являет собой чадо обоих творцов и часть обоих миров. Позже Са-
тана заточил в его тело двух падших ангелов, и в них явилась такая по-
хоть, что они до скончания веков не смогут ее насытить и усмирить. Пер-
вого ангела звали Адам, а второго Ева. У Евы вместо взгляда были сети, а
вместо языка - веревка. Выглядела она как большая застежка или как пу-
ты... Адам сразу начал стареть, потому что его душа была перелет ной
птицей, она разделялась и переселялась в другие времена. Вначале Адам
был создан только из двух времен - мужского и женского, в себе самом.
Потом - из четырех (они принадлежали Еве и ее сыновьям - Каину, Авелю и
Сифу). Но потом число частиц времени, заключенных в человеческий облик,
постоянно множилось, и тело Адама росло, пока не превратилось в огромную
державу, похожую на державу природы, правда другого состава. Последний
из смертных всю жизнь обречен блуждать внутри головы Адама в поисках вы-
хода, но он его не найдет, потому что вход в тело Адама и выход из него
нашел один только Христос. Огромное тело Адама лежит не в пространстве,
а во времени, но нелегко обуться в чудо и из слов смастерить лопату. По-
этому не только душа Адама переселяется во все последующие поколения (и
переселение душ - это всегда лишь переселение одной-единственной души -
души Адама), но и все смерти потомков Адама переселяются и возвращаются
в его смерть, созидая таким образом из отдельных ча ну, огромную смерть,
соразмерную его телу и его жизни. Это выглядит так же, как если бы пере-
летные птицы улетали на юг белыми, а возвращались черными. Со смертью
своего последнего потомка умрет и сам Адам, потому что в нем повторяются
смерти всех его детей. И тогда, как в басне о вороне и чужих перьях, со-
берутся Глина, Камень, Вода, Роса, Ветер, Облако и Ангел и каждый забе-
рет назад свою часть Адама. Так они разъединят его, и он исчезнет. Плохо
тогда придется тем, кто отпал от тела Адама, от тела праотца человека,
потому что они не смогут умереть вместе с ним и как он. Они станут
чем-то другим, но не людьми.
тавляют они свои словари, глоссарии и алфабетиконы. Правда, следует
иметь в виду, что снами хазары называют совсем не то, что мы. Наши сны
мы помним, лишь покуда не посмотрим в окно: стоит в него выглянуть, и
сны забываются навсегда, разлетаясь в прах. У хазар же по-другому.
резки времени, которые можно уподобить ключам. Поэтому у каждого хазара
был особый посох, на котором в течение всей жизни он вырезал (как будто
делал запись в долговой книге) все, что чувствовал в моменты озарений
или высшей полноты жизни. Каждая из таких отметок получала имя одного из
животных или драгоценных камней. И она называлась сном. Таким образом,
для хазар сон был не просто днем наших ночей, он мог быть и таинственной
звездной ночью наших дней. Ловцами, или толкователями, снов были священ-