Чтение 55–й страницы книги ~Три мушкетера~

- Не нужно ли вам денег?

- У меня еще есть пятьдесят пистолей. Полагаю, что этого мне хватит.

- А у ваших спутников?

- Думаю, что у них должны быть деньги. Когда мы выехали из Парижа, у
каждого из нас было в кармане по семидесяти пяти пистолей.

- Увижу ли я вас до вашего отъезда?

- Думаю, что нет, сударь, разве только будет что-нибудь новое.

- В таком случае, - счастливого пути.

- Благодарю вас, сударь.

И Д'Артаньян простился с г-ном де Тревилем, более чем когда-либо
растроганный его отеческой заботой о мушкетерах.

Он по очереди обошел квартиры Атоса, Портоса и Арамиса. Ни один из
них не возвратился. Их слуги также отсутствовали, и ни о тех, ни о дру-
гих не было никаких известий.

Д'Артаньян осведомился бы о молодых людях у их любовниц, но он не
знал ни любовницы Портоса, ни любовницы Арамиса, а что касается Атоса,
то у него любовницы не было.

Проходя мимо гвардейских казарм, он заглянул в конюшню, три лошади из
четырех были уже доставлены. Повергнутый в изумление, Планше как раз
чистил их скребницей, и две из них были уже готовы.

- Ах, сударь, - сказал Планше, увидев д'Артаньяна, - как я рад, что
вас вижу!

- А что такое, Планше? - спросил молодой человек.

- Доверяете вы господину Бонасье, нашему хозяину?

- Я? Ничуть не бывало.

- Вот это хорошо, сударь.

- Но почему ты спрашиваешь об этом?

- Потому что, когда вы разговаривали с ним, я наблюдал за вами, хотя
и не слышал ваших слов, и знаете что, сударь: он два или три раза менял-
ся в лице.

- Да ну?

- Вы этого не заметили, сударь, потому что были заняты мыслями о по-
лученном письме. Я же, напротив, был встревожен странным способом, каким
это письмо попало к нам в дом, и ни на минуту не спускал глаз с его фи-
зиономии.

- И какой же она тебе показалась?

- Физиономией предателя.

- Неужели?

- К тому же, как только вы, сударь, простились с ним и скрылись за
углом, Бонасье схватил шляпу, запер дверь и побежал по улице в противо-
положную сторону.

- В самом деле, Планше, ты прав: все это кажется мне весьма подозри-
тельным. Но будь спокоен: мы не заплатим ему за квартиру до тех пор, по-
ка все не объяснится самым решительным образом.

- Вы все шутите, сударь, но погодите - и увидите сами.

- Что делать, Планше, чему быть, того не миновать!

- Так вы не отменяете своей вечерней прогулки, сударь?

- Напротив, Планше, чем больше я буду сердиться на Бонасье, тем охот-
нее пойду на свидание, назначенное мне в том письме, которое так тебя
беспокоит.

- Ну, сударь, если ваше решение...

- ...непоколебимо, друг мой. Итак, в девять часов будь наготове
здесь, в казарме. Я зайду за тобой.

Видя, что никакой надежды убедить хозяина отказаться от задуманного
предприятия больше нет, Планше глубоко вздохнул и принялся чистить
третью лошадь.

Что касается д'Артаньяна - в сущности говоря, весьма осторожного мо-
лодого человека, - то он, вместо того чтобы воротиться домой, отправился
обедать к тому самому гаскоyскому священнику, который в трудную для чет-
верых друзей минуту угостил их завтраком с шоколадом.

XXIV

ПАВИЛЬОН

В девять часов Д'Артаньян был у гвардейских казарм и нашел Планше в
полной готовности. Четвертая лошадь уже прибыла.

Планше был вооружен своим мушкетом и пистолетом.

У д'Артаньяна была шпага и за поясом два пистолета. Они сели на лоша-
дей и бесшумно отъехали. Было совершенно темно, и их отъезд остался не-
замеченным. Планше ехал сзади, на расстоянии десяти шагов от своего гос-
подина.

Д'Артаньян миновал набережные, выехал через ворота Конферанс и напра-
вился по дороге, ведущей в Сен-Клу, которая в те времена была гораздо
красивее, чем теперь.

Пока они находились в городе, Планше почтительно соблюдал дистанцию,
которую сам для себя установил, но, по мере того как дорога делалась все
более безлюдной b более темной, он постепенно приближался к своему гос-
подину, так что при въезде в Булонский лес естественным образом оказался
рядом с молодым человеком. Мы не станем скрывать, что покачивание высо-
ких деревьев и отблеск луны в темной чаще вызывали у Планше живейшую
тревогу. Д'Артаньян заметил, что с его слугой творится что-то неладное.

- Ну-с, господин Планше, что это с вами? - спросил он.

- Не находите ли вы, сударь, что леса похожи на церкви?

- Чем же это, Планше?

- Да тем, что и тут и там не смеешь говорить громко.

- Почему же ты не смеешь говорить громко, Планше? Потому что боишься?

- Да, сударь, боюсь, что кто-нибудь нас услышит.

- Что кто-нибудь нас услышит! Но ведь в нашем разговоре нет ничего
безнравственного, милейший Планше, и никто не нашел бы в нем ничего пре-
досудительного.

- Ах, сударь! - продолжал Планше, возвращаясь к главной своей мысли.
- Знаете, у этого Бонасье есть в бровях что-то такое хитрое, и он так
противно шевелит губами!

- Какого дьявола ты вспомнил сейчас о Бонасье?

- Сударь, человек вспоминает о том, о чем может, а не о том, о чем
хочет.

- Это оттого, что ты трус, Планше.

- Не надо смешивать осторожность с трусостью, сударь. Осторожность -
это добродетель.

- И ты добродетелен - так ведь, Планше?

- Что это, сударь, блестит там? Похоже на дуло мушкета. Не нагнуть ли
нам голову на всякий случай?

- В самом деле... - пробормотал д'Артаньян, которому пришли на память
наставления де Тревиля, - в самом деле, в конце концов эта скотина наго-
нит страх и на меня.

И он пустил лошадь рысью.

Планше повторил движения своего господина с такой точностью, словно
был его тенью, и сейчас же оказался с ним рядом.

- Что, сударь, мы проездим всю ночь? - спросил он.

- Нет, Планше, потому что ты уже приехал.

- Как это - я приехал? А вы, сударь?

- А я пройду еще несколько шагов.

- И оставите меня здесь одного?

- Ты трусишь, Планше?

- Нет, сударь, но только я хочу заметить вам, что ночь будет очень
прохладная, что холод вызывает ревматизм и что слуга, который болен рев-
матизмом, плохой помощник, особенно для такого проворного господина, как
вы.

- Ну хорошо, Планше, если тебе станет холодно, зайди в один из тех
кабачков, что виднеются вон там, и жди меня у дверей завтра, в шесть ча-
сов утра.

- Сударь, я почтительнейше проел и пропил экю, который вы мне дали
сегодня утром, так что у меня нет в кармане ни гроша на тот случай, если
я замерзну.

- Вот тебе полпистоля. До завтра.

Д'Артаньян сошел с лошади, бросил поводья Планше и быстро удалился,
закутавшись в плащ.

- Господи, до чего мне холодно! - вскричал Планше, как только его хо-
зяин скрылся из виду.

И, торопясь согреться, он немедленно постучался у дверей одного доми-
ка, украшенного всеми внешними признаками пригородного кабачка.

Между тем д'Артаньян, свернувший на узкую проселочную дорогу, продол-
жал свой путь и пришел в Сен-Клу; здесь, однако, он не пошел по главной
улице, а обогнул замок, добрался до маленького уединенного переулка и
вскоре оказался перед указанным в письме павильоном. Павильон стоял в
очень глухом месте. На одной стороне переулка возвышалась высокая стена,
возле которой и находился павильон, а на другой стороне плетень защищал
от прохожих маленький садик, в глубине которого виднелась бедная хижина.

Д'Артаньян явился на место свидания и, так как ему не было сказано,
чтобы он возвестил о своем присутствии каким-либо знаком, стал ждать.

Царила полная тишина - можно было подумать, что находишься в ста лье
от столицы. Осмотревшись по сторонам, д'Артаньян прислонился к плетню.
За этим плетнем, садом, за этой хижиной густой туман окутывал своими
складками необъятное пространство, где спал Париж, пустой, зияющий Париж
- бездна, в которой блестело несколько светлых точек, угрюмых звезд это-
го ада.

Но для д'Артаньяна все видимое облекалось в привлекательные формы,
все мысли улыбались, всякий мрак был прозрачен: скоро должен был насту-
пить час свидания.