сделанной из коры, подняли жалобный вой и принялись прыгать как безумные на
крепко державших их ремнях оленьей кожи.
еще более резкий, чем первый.
убедившись, что пришел не чужой, вернулись в конуру.
приблизился к двери хижины, быстро открыл запоры и вошел, притворив за собой
дверь.
никогда не ступала нога человека; лишь из поселка за озером доносились не
смолкая приглушенные удары молотков.
и ласково окликнул собак. Те тотчас вышли на звук хорошо знакомого им
голоса. Подруга Гектора бросилась к Эдвардсу, визжа и лая, словно умоляла,
чтобы ее сняли с привязи, но старый Гектор вдруг потянул носом, принюхиваясь
к воздуху, и завыл протяжно и громко, так, что его можно было слышать за
милю.
зверь, то зверь смелый, раз так близко подошел к жилью, а если человек, то
дерзкий.
спустился с пригорка, защищавшего хижину от ветров с южной стороны, и
увидел, как угловатая фигура Хайрема Дулитла мелькнула и тут же исчезла в
кустах с невероятным для этого джентльмена проворством.
Вероятно, это просто любопытство, которым так одержимы здешние жители. Но я
буду начеку, если собакам вдруг понравится его богомерзкая физиономия и они
дадут ему пройти".
цепочку и закрепив ее замком.
врываться в чужой дом!" И, вернувшись к озеру, Эдвардс спустил лодку на
воду, взялся за весла и поплыл обратно.
окуни. Одно из них находилось как раз напротив хижины охотника, а другое,
где окуней было еще больше, - в полутора милях от первого, под навесом скалы
и на том же краю озера. Оливер Эдвардс повел свой ялик к первому месту и с
минуту сидел, подняв весла: он колебался, не зная, остаться ли здесь и не
спускать глаз с двери хижины или же ехать дальше, туда, где улов обещал быть
богаче. Но тут он заметил на воде светлую пирогу и в ней двоих людей, в
которых немедленно узнал могиканина и Кожаного Чулка. Это решило вопрос.
Через несколько минут юноша присоединился к своим друзьям, занятым рыбной
ловлей, и тотчас привязал свой ялик к пироге индейца.
переменили позы. Оливер так же молча насадил наживку на свой крючок и
забросил удочку.
ничего, дверь я запер крепко, и к тому же он слишком большой трус и не
решится подойти к собакам.
вытянул окуня и вновь насадил наживку на крючок. - Ему до страсти хочется
сунуть нос в мой дом. Всякий раз, как встретимся, он чуть ли не прямо просит
меня об этом. Но я отвожу разговор в сторону, и мистер Дулитл с чем был, с
тем и остается. Видно, слишком много развелось законов, коли поручают
толковать их таким вот людишкам, вроде Хайрема.
вертит этим простаком шерифом, как ему вздумается. Дерзкое любопытство
наглеца может принести нам неприятности.
просто-напросто пристрелю его, - спокойно заявил Кожаный Чулок.
беду, и это будет тяжким горем для всех нас.
явным интересом. - В тебе, мой мальчик, течет настоящая, горячая кровь. И я
готов сказать это в лицо судье Темплу и любому другому судье на свете. Как
ты полагаешь, Джон, верно я говорю, что Оливер надежный друг, своих не
предаст?
станет вождем. И никакой беды не произойдет.
больше говорить об этом, друзья мои. Если даже я и не обладаю теми
достоинствами, которыми наделило меня ваше пристрастное ко мне отношение,
можете быть уверены, что я с вами на всю жизнь, и в беде и в удаче.
видно, лишь для того, чтобы нарушить молчание: он чувствовал, что именно ему
надо возобновить разговор. - Доводилось ли тебе, Натти, когда-либо видеть
его таким спокойным и безмятежным?
могу сказать, что во всей стране не сыщешь более чистых ручьев и лучшей
рыбы, чем здесь. Когда-то здесь не было хозяев, да-да! И как же привольно
жилось тогда Натти Бампо! Дичи было сколько душе угодно. И никто не посягал
на эту землю, никого здесь, кроме меня, и не было, разве что иной раз
пройдет через горы отряд охотников-делаваров или проберется сквозь чащу
разбойник-ирокез с ружьем. Там, в долине, к западу отсюда, обосновались два
или три француза - они женились на индейских женщинах, - еще иногда
приезжали из Вишневой долины шотландцы и ирландцы, одалживали у меня пирогу
половить окуней или форель. И никто меня не трогал, уж такая была благодать!
Да еще Джон заходил. Джон знает, как было здесь в те времена.
рукой, обозначавший у него согласие, ответил на делаварском наречии:
отдать ее моему брату, Пожирателю Огня. А то, что отдают делавары, то отдано
навечно, как вечно течет вода. На совете и Соколиный Глаз курил трубку,
потому что мы любили его.
ничего не смыслю, да и кожа у меня белая. Но охотиться в здешних краях было
славно, мой мальчик, и так оно осталось бы и по ею пору, кабы не толстый
карман Мармадьюка Темпла да кривые пути закона.
бороздить воды этого прекрасного озера, - проговорил Эдвардс, обводя
взглядом берега и сверкающие золотым колосом поля, то здесь, то там
оживлявшие поросшие лесами холмы. - Разве не тосковал ты здесь, не имея
поблизости никого, с кем можно было бы перекинуться словом, рассеять
печаль?
Чулок. - Когда деревья начинали покрываться листвой и с озера сходил лед,
здесь было как в раю. Я пятьдесят три года хожу по этим лесам, и больше
сорока лет живу в них, и за всю свою жизнь нашел лишь одно место, которое
пришлось мне еще больше по душе, да и то только для глаза, а не для охоты и
рыбной ловли.
шкурами волков и медведей. А однажды получил заказ сделать чучело дикой
кошки, так что мне приходилось там бывать. И есть в тех горах одно место,
куда я забирался, когда мне хотелось поглядеть на широкий божий мир, и, уж
поверьте, это стоило затраченных трудов, изодранных мокасин и расцарапанных
коленей! Ты ведь знаешь, что такое горы Кэтскилл, ты должен был видеть их
слева от себя, когда плыл сюда по реке из Нью-Йорка. Они совсем голубые, как
само небо, а над их верхушками плывут облака - ну вот как плывет дым над
головой индейского вождя, когда он курит трубку у Костра Совета. Так вот,
есть там Высокий Утес и Круглая Скала, они возвышаются над всеми остальными
горами и стоят, словно отец и мать среди своих детей. Но то место, о котором
я хочу рассказать, ближе к реке, на верхушке горы, что стоит чуть поодаль от
остальных. Высотой она футов в пятьдесят, но вся из уступов, и, когда стоишь
наверху, думается, ничего не стоит спрыгнуть с нее, будто она и не так уж
высока.
в воду и обведя рукой широкий круг. - Я стоял там в тот день, когда Воган
сжигал "Сопус". Я видел, как по Гудзону шли суда, видел так же ясно, как вон
ту барку на Саскуиханне, хотя они были от меня на расстоянии в двадцать раз
большем, чем эта барка от нас. Реку было видно на семьдесят миль, сверху
казалось, что это вьется узкая стружка, а ведь ширина реки добрых восемь
миль. Я видел холмы на землях Хэмпшира, гористые берега Гудзона - все
созданное творцом и все сделанное руками человека, все видел, насколько
хватало глаз, а глаз у меня зоркий, ты знаешь, как прозвали меня за то
индейцы. Я часто различал место, где стоит Олбани, а в тот день, когда
королевские войска сжигали "Сопус", мне чудилось, что дым оттуда доходит до
меня и я слышу вопли женщин.
столь великолепная картина.
дома и фермы где-то внизу, и реки, словно ленты, и высокие холмы, кажущиеся
стогами сена, то советую ему побывать там. Такое зрелище - отрада для глаз,
могу это смело сказать. Когда я впервые поселился в здешних лесах, на меня
иной раз нападала тоска, мне было одиноко. И вот тогда я поднимался на
Шилова Юлия
Панов Вадим
Ларссон Стиг
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Андреев Николай