ее выгравирует, а Гена добудет подходящую цепь, чтобы преподнести гирю как
медальон.
замирал и с наслаждением слушал доносящиеся из коридора звуки: "ж-ж-ж-ж,
ж-ж, ж-ж". Это Миша драил наждаком гирю, драил часами, с необыкновенным
упорством и добросовестностью.
день рождения, к которому он так усиленно готовился, наступит месяцев через
десять и что он, Миша Полосатов, стал жертвой возмутительного розыгрыша...
и торжественные (на каждый тост -- глоток вина), но на нашем застолье лежит
печать скорого расставания. Вчера я до глубокой ночи беседовал с Гербовичем.
Это был, наверное, прощальный разговор. С подходом "Оби" у начальника
экспедиции не будет ни одной свободной минуты. Впрочем, не только у него:
все миряне раскреплены по отрядам, каждый точно знает, где и когда он будет
занят. Прирожденный организатор, Владислав Иосифович совершенно не выносит
бездельников; если человек не очень любит работать, ему лучше держаться
подальше от экспедиции, которую возглавляет Гербович. Чрезвычайно скупой на
похвалы капитан Купри говорил мне, что ему особенно импонирует четкость и
деловитость, с которыми действуют в самые ответственные моменты разгрузки
кораблей люди Гербовича. В устах капитана, возглавлявшего "Обь" в шести
антарктических экспедициях, это высокая оценка.
Иосифович, -- а я считаю его очень и очень важным. Полярник должен уметь
ждать! Это, между прочим, далеко не простое дело. Уметь ждать -- значит
уметь отдать себя делу и товарищам. Не целиком, нет, полярник -- прежде
всего человек, с вполне понятными и простительными слабостями, но Антарктида
мало подходящее место для того, чтобы проделывать "двадцать тысяч лье вокруг
самого себя". Если бы вы остались с нами на год, то увидели бы, как
полярники умеют ждать... Теоретически это выглядит так. Месяцев семь-восемь
проходят более или менее спокойно, потому что где-то в глубине сознания
каждого из нас таится совершенное убеждение в том, что никакая сила в мире
не поможет тебе покинуть Антарктиду. Но вот наступает момент, когда из
Ленинграда к нашим берегам уходит корабль и полярника покидает спокойствие.
Ведь корабль идет за ним, чтобы забрать его домой! Полярник работает, как и
раньше, ест и спит, но по десять, пятьдесят, сто раз а день думает о том,
что с каждым часом к нему приближается долгожданный, священный миг
возвращения... Всех волнует, с какой скоростью идет корабль, не случится ли
какой непредвиденной задержки в промежуточном порту... Но вот корабль
швартуется, и люди, терпеливо ждавшие его целый год, уже не в состоянии
заставить себя прождать спокойно два-три часа: ведь пришли письма от родных!
Наконец письма розданы, проглочены, прочитаны от корки до корки и выучены
наизусть, и лишь самые волевые и благоразумные растягивают наслаждение:
читают по одному письму в день, испытывая непередаваемое счастье обладания
еще одним нераспечатанным письмом, таящим и себе неведомые тайны. Потом
корабль уходит на Родину, путешествие это долгое, и полярник считает сначала
дни, потом часы и минуты... Впрочем, все это произойдет на ваших глазах,
увидите, что будет твориться на корабле за час и за одну минуту до выхода на
причал...
кают-компанию, и гадаю про себя, кто из них и в какой степени обладает этим
ценнейшим качеством -- умением ждать. Ну Силин, Большаков, Семочкин,
Евграфов -- эти не в счет, они уже видели все, и их ничем не удивишь. А вот
молодежь, впервые попавшая в Антарктиду, как поведет себя она, когда уйдет
последний корабль и за ним солнце? Да, очень жаль, что я этого не увижу
своими главами. Но для себя решаю так: кто пошел в Антарктиду из т щ е с л а
в и я, пошел для того, чтобы ошеломить человечество шикарным фактом из
биографии, -- с теми хлопот будет больше всего. Таких всю зимовку будет
угнетать сознание того, что они заплатили за свою прихоть слишком дорогую
цену. Возвратившись, они долго будут приводить в порядок расшатанные нервы и
навсегда прекратят флиртовать с высокими широтами. Впрочем, работники они
настолько посредственные, что высокие широты скучать по ним не станут.
медленнее. Поэтому самые нетерпеливые люди -- это влюбленные и транзитные
пассажиры. И поэтому же нет для полярника лучшего успокоителя, чем
всепоглощающая работа. Ничто так смертельно не ранит скуку, как работа.
"Пусть год грядущий проходит как месяц, месяц как неделя, а неделя как один
день!" И, поколдовав, веселею.
сегодня, пожалуй, наиболее озадаченный человек. Ибо я попал в положение
Буриданова осла: передо мной две равноценные охапки сена, и я не знаю, на
какую из них наброситься. Мне предоставлена возможность добраться до
Молодежной либо по морю, либо по воздуху. Либо... В том-то и дело, что мне
до зарезу нужно и то и другое!
станция Сева. Так вот, поблизости от этой станции попал в тяжелые льды и
поломал винт японский ледокол "Фудзи". И "Обь", разгрузившись в Мирном,
полным ходом отправится выручать "Фудзи". Ну могу ли я упустить такой
случай?
в Молодежной и, во-вторых, сброшу посылку австралийцам. Эта посылка сейчас
плывет к нам на "Оби". Когда "Обь" находилась в Австралии, капитану Купри
доложили, что у него испрашивает аудиенцию пожилая дама. Разумеется, Купри
ее принял, и дама обратилась к нему с трогательной просьбой: передать
посылку сыну, который зимует в Антарктиде на станции Дейвиса. Дама знает,
что "Обь" идет в Мирный, а в Мирном у русских есть самолеты, которые, может
быть, пролетают мимо станции, где живет ее мальчик. Растроганный Купри,
конечно, взял посылку, хотя и не стал ручаться за ее доставку, так как
планов летчиков он не знал. Но дама сказала, что никаких претензий она не
имеет, горячо поблагодарила и ушла. И что же? Материнская любовь победила:
летчики, узнав об этой истории, согласились сделать крюк, чтобы сбросить
посылку, в которую Гербович затем добавил от нашей экспедиции банку икры и
коробку шоколадных конфет*...
как боюсь, что ответят что-нибудь вроде: "Мне бы ваши заботы, господин
учитель!"
"Оби". И, сняв с себя бремя ответственности, вздохнул с огромным
облегчением.
станцией, из домиков выбежали полярники и приветствовали наш экипаж подъемом
советского флага. Посылка была сброшена австралийцам на парашюте.
полярников, которые любят ее больше всех других кораблей.
снега и льда. С бака бросили концы, и наша швартовая команда надела их на
мертвяки.
им провожать последний корабль, обрывать последнюю живую нить?
долго смотрел в бинокль на тех, кто ступит на родную землю через бесконечно
долгий год.
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
самолет может преодолеть за сутки. "Обь", возьми она курс на Ленинград,
прошла бы это расстояние за месяц с небольшим.
каждой милей удаляясь от дома.
недели будем там разгружаться. Потом нас ждут станции Новолазаревская и
Беллинсгаузена. В результате мы окажемся уже в семнадцати тысячах километров
от Ленинграда.
плану пройдет восемьдесят пять дней. А может быть, даже и больше.
для этого пробиться через припай, что бывает далеко не так просто. Несколько
лет назад "Обь" целый месяц штурмовала двадцать один километр тяжелого
припайного льда у Молодежной, пробилась наконец к барьеру, и... в тот же
день припай унесло! Если и с нами Антарктида сыграет такую же шутку, то
восемьдесят пять дней превратятся в сто пятнадцать. Перспектива, о которой и
подумать страшно! А кто знает, какую встречу "Оби" запланировала природа в
районах Новолазаревской и Беллинсгаузена?
середине, а то и в конце июня. Поэтому сейчас дни лучще не считать. Лишь
тогда, когда мы простимся с островом Ватерлоо и выйдем в пролив Дрейка,
когда будем в бинокли смотреть с кормы на последний айсберг, лишь тогда
можно подойти к капитану и с этакой небрежностью, словно это тебя нисколько
не волнует, между прочим, спросить: "Да, кстати, когда по расчету мы
приходим домой?"
что главная задача ныне -- благополучно пройти вдоль доброй половины всего
антарктического побережья, разгрузиться на трех станциях и сберечь корабль
от опасностей, подстерегающих его на каждой миле пути. И еще -- выручить из
Нортон Андрэ
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Емилина Ника
Сертаков Виталий