тихо, скромно, порядок. Открыть его было самое время, а то старая Дженни и
Негра без конкуренции совсем бы завшивели. Они, конечно, развопились, но я
им сказал то же, что тебе сейчас. Самое время, говорю, встряхнуть вас
конкуренцией.
досказать или нет?
и думал, оказалась женщина достойная и порядочная. Знаешь, чего больше всего
на свете боятся хозяйки тихих приличных борделей? К примеру, сбежит
взбалмошная шалая бабенка от мужа и наймется в заведение. А муженек отыщет
ее и затеет громкий скандал. В эту заварушку сует нос церковь, потом
начинают визжать добродетельные дамы, и очень скоро этот бордель уже
костерят на всех углах, и нам приходится его закрыть. Понимаешь?
уже сам догадался. Короче говоря, в воскресенье вечером Фей прислала мне
записку. Что, мол, появилась у нее новая девочка, и она никак не может ее
раскусить. Фей смущало, что девица эта вроде бы похожа на беглянку, но
клиентов обслуживает, как опытная шлюха высшего разряда. Bce знает, все
умеет. Ну, я сходил, поглядел на эту птичку. Она, как водится, наплела мне с
три короба разной ерунды, но придраться ни к чему не могу. Совершеннолетняя,
жалоб и заявлений насчет нее ко мне не поступало. - Он развел руками.
воскресенье вечером.
лучше подам в отставку. Шериф уставился в пустоту.
же она его околпачила, стерва!
Нет, ей-богу, я ему сказать не смогу - пусть кто-нибудь другой.
молчали.
рассказать, весь этот чертов округ дерьмом захлебнется.
свете - она сама, ты и я. С ней я поговорю и предупрежу, что, если она
проболтается, я вышибу ее из округа в ту же минуту и дам такого пенделя, что
у нее из задницы дым пойдет. И вот что, Гораций, если у тебя вдруг зачешется
язык, ты прежде, чем сказать хоть слово кому угодно, даже собственной жене,
хорошенько подумай, каково будет этим малышам, когда они узнают, что их мать
- шлюха.
3
закреплена повязкой, чтобы он не двигал плечом. С крыльца спустился с
бельевой корзиной Ли. Поставил корзину возле Адама и ушел в дом.
вверх, туда, где ветер шевелил листья. Сухой дубовый лист слетел с ветки и,
кружась, упал в корзину. Адам нагнулся и вынул его оттуда.
лошадь прямо перед ним, но Ли заметил Самюэла еще издали. Он вынес ему стул,
взял Акафиста под уздцы и повел к сараю.
слишком часто, но и не отворачивался. Ветер, колыхавший верхушки дубов,
посвежел и, задев крылом Самюэла, разворошил ему волосы.
сказал Самюэл.
мне не нужны. Я заплачу вам сколько должен.
близнецов, и крохотные пальчики цепко сомкнулись.
привычки, - сказал он.
роль, Адам.
временем, хотя и очень нескоро, вы действительно оживете. - Зачем это мне?
Самюэл глядел на близнецов.
равно что-то после себя оставите, передадите дальше. Вы можете забыть о
себе, уподобиться заброшенной земле, но и на этом пустыре что-нибудь да
вырастет - хотя бы репей или полынь. Что-то вырастет обязательно,
буду приезжать к вам часто. Входите в роль, Адам.
седло.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
1
приходят открыватели - сильные, отважные и по-детски простоватые. Борьба с
глушью и дичью им по плечу, а вот в борьбе житейской они наивны и
беспомощны; потому, возможно, и уходили они с насиженных мест на Запад.
Когда край уже пообжит, являются дельцы и юристы, чтоб упорядочить
землевладение, что достигается у них обычно устранением соблазнов - себе в
карман. И, наконец, приходит культура, то есть развлечение, отдых, передышка
от горестей и болей жизни. А культура эта может быть - и бывает - самых
различных уровней.
ужаснула бы та мысль, что они лишь разные грани одного явления. Ведь
нацелены они на одно и то же: песнопенья, набожное рвение, поэзия церквей
позволяют на время забыть унылость быта; и для того же назначены публичные
дома. Церковные секты и вероучения являлись петушась - самоуверенно,
размашисто и шумно. Знать не желая законов займа и уплаты, они возводили
храмы, за которые и во сто лет не расплатиться. Они сражались со злом - не
отрицаю, - однако и друг с другом они сражались весьма рьяно. За каждую
букву доктрины шла драка. И каждое из этих учений радостно верило, что все
остальные прямиком ведут в геенну. И в основе каждого, несмотря на весь их
шум и спесь, лежало все то же Писание, на котором зиждется наша
нравственность, ноше искусство, поэзия, наши взаимоотношения. Мудрец был
тот, кто разбирался, в чем разница между этими сектами, но общее видел
каждый. И они несли с собою музыку, пусть и не первосортную, но все же
знакомили с ее формой и пробуждали чувство музыки. И с совестью знакомили -
вернее, будили дремлющую совесть. Чистота в них содержалась лишь
потенциально, как в заношенной белой рубашке. Но каждый мог в сердце своем
отмыть ту рубашку добела. Пусть его преподобие проповедник Биллинг на
поверку оказался вором, прелюбодеем, развратником и скотоложцем; но все же
он преподал кое-что хорошее множеству восприимчивых людей, и от втого никуда
не денешься. Биллинг сел в тюрьму, но добро, им посеянное, сажать под арест
не пришлось. И не так уж важно, что мотивы Биллинга не были чисты. Семена он
сеял добрые, и не все они погибли. Биллинга я взял в качестве крайнего
примера. У честных проповедников были энергия и рвение. Они сражались с
дьяволом свирепо, с применением всех приемов, вплоть до пинания каблуками и
выдавливания глаз. Допустим, что они вопили об истине и красоте немного на
манер того, как морской лев в цирке исполняет государственный гимн,
поочередно сдавливая челюстями резиновые груши рожков, расположенных в ряд.
Но что-то от истины и красоты все же оставалось, и мотив гимна можно было
разобрать, И, сверх того, секты создали в долине Салинас-Валли структуру
людского общения. Церковный пикник - это ведь дедушка загородных клубов,
точно так же как чтения стихов по четвергам в подвальном помещении под
ризницей породили любительский театр.
лошадь с пивоварни, что везет бочки с весенним темным пивом, горделиво
выступая и потрубливая задом; а в это время брат ее, несущий радость и
облегчение телу, втирался втихомолку, нагнув голову, пряча лицо.
танцев - на мишурном Западе фильмов, - и, возможно, где-нибудь такие дворцы
и существовали, но только не в долине Салинас-Валли, У нас бордели были
тихие, приличные, чинные. Если бы, послушав экстатические вопли
новообращенных грешниц-климактеричек под буханье мелодеона, вы потом
постояли под окном борделя, внимая благопристойным и негромким голосам, то,
пожалуй, перепутали бы, где чему происходит служение. Бордель, допущенный,
но не признанный, был скромен.
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Андреев Николай
Перумов Ник
Свержин Владимир
Каргалов Вадим