ложатся и на ветки сада, и на облик той, кого с дитем на руках Художник
рисовал с молчаливым упорством.
колдует у Романова садка, поглядывая на восток. Велит Надьке выйти из-под
ветвей, ставит ее лицом к пламенеющему небосклону, быстро настроит
мольберт, взмахнет кистью в сторону зари, и цвет из нее раз, раз! на
полотно, на тот туго натянутый домотканый лоскут. Так это выглядело в
клятвенно удостоверенных рассказах Клима Подового. Совсем недолго работает
Художник, солнце еще и росу не выпило, а колдовство уже кончилось, иди
себе, Надежда, гуляй до завтрашней зари, а сам он тоже пойдет колодец с
журавлем рисовать или на пасеку поглядеть, как там Роман с пчелами
начинает день.
своей сокровенной жизни. Рай! Медом и солнцем на пасеке пахнет все лето.
День только начался, а пчелы уже одна за одной отправляются в свои степные
странствия. К самым дальним цветам летят, к медоносным росам, нектарам.
Даже из чертополоха извлекают медовую росиночку и с тихим золотым гулом
понесут ее над степью в свою пчелиную слободу.
всего, что окрашивает своими корнями, листьями и плодами, Художнику для
его еще не открытых, времени не поддающихся красок, нужен был, как уже
говорилось, воск самый лучший, ярый, благодаря именно ему да каким-то
другим пчелиным веществам краски будто бы и становятся вечными. А если за
воском, то к кому же?
того, что по просьбе Романа окрасил его ульи в цвет светло-синий, якобы
приятный пчеле, брал кистью лазурь просто от неба и красил: "Век не
слиняют - небо же не линяет". А на одном улье появился еще и остроусый
Мамай-казак, который, как известно, никогда не спит и способен оградить
пасоку от злого глаза.
строго отбирал себе натуру, весьма разборчивым был относительно тех, кого
бы он хотел увековечить на лоскутке крепкого своего полотна. В заказах
недостатка не было, но принимал он их как-то нехотя, с хмурой миной на
лице. Однажды на храмовом празднике попадья озерянская, пышная молодица в
корсетке, в дукатах на шее, немалую плату предлагала этому привереднику,
лишь бы изобразил ее, как есть, во всей красе, целый червонец сулила, если
намалюет, однако Художник не прельстился ее дарами, сославшись на то, что
сегодня он бесплатно будет качели рисовать. Нелегко его было склонить и
сундуки размалевывать невестам в приданое, хотя это неплохо у него
получалось, и от заказчиц отбоя не было.
нее и небольшая получилась, размером с иконку, однако труда не жалел, все
старался, не пропустил, кажется, ни одной утренней зорьки. По этой причине
даже Мину Омельковича стала зависть заедать, и он, зная слабость
Художника, как-то принялся соблазнять его только что взятой в лавке
четвертинкой, которую наготове держал в руке:
руке, сургучом запечатанный предмет искушения, тяжко отвернулся от
четвертинки.- Мог бы, но не хочу.
Некоторых, кто сподобился, рисует даже бесплатно, недавно писал маслом
деда Бобрика, человека, который всю жизнь занимался шорничеством, а теперь
зачах, одряхлел, больше охал да причитал над своими хомутами:
меньший сделать, чтоб лошаденке шею не разбивал и получалось ладно, а вот
закончить, кажется, не успею...
видите ли, краски нашлись, а для Мины... Нот, отказывается он понимать
капризы таких людей, хоть и обладают они талантом.
любителей сцены - вот эту заслугу, едва ли не единственную, Мина за ним
признает.
мешковиной и, разостлав на всю ригу, пригласили умельца: нарисуйте
декорации! Три дня топтался он по том полотнам со своей щеткой, весь
обрызганный краской, недовольный всеми, надвинув на самый нос свою измятую
итальянскую шляпу, зато уж потом Терповщина таяла от восторга, когда
однажды вечером клубная сцена открылась глазам невиданной живописью кулис:
вербы, пруд и перелаз, луна и звезды в небе - все как живое!..
кистью, и к жалкому кусту Климовой сирени был он небезразличен,-порой
просто удивлял своим интересом к пустякам. Но больше всего души живописец
вложил именно в то, чтобы нарисовать Надьку с дитсм, а почему - об этом мы
узнаем от него лишь со временем, уже в Козельске: считал, что ничего нет
выше и достойней, как передать кистью красоту материнства.
бывал, куда бы ни направлялся, а завернет к Роману. Чем-то сошлись они -
хозяин и странник. Сядут вдвоем в тени па завалинке, и потечет
неторопливая беседа о самом разном, а чаще всего о пчелах, об удивительно
мудром устройстве их жизни, о строгих пчелиных законах и обычаях, долго
будут приятели рас - суждать о смысле странного танца, который пчелы порой
устраивают возле улья после полета, и что означает тот их пчелиный танец?
Может, то знак, куда другим пчелам лететь за нектаром, на каком расстоянии
искать обильные медоносы, а может, другое что кроется в нем? Загадкой для
обоих, Пчеловода и Художника, остается также и то, каким образом пчелы в
полнейшей темноте улья создают столь удивительное строение (имеются в виду
восковые засекисоты для меда и цветочной пыльцы, где форма постройки
прямо-таки идеально соответствует ее назначению). Эти архитектурные
сооружения, возводимые пчелами, озадачивают Художника, ведь они даже
математиков поражают своим совершенством.
Откуда это у них?
просини летней ночи, сад стоит тишиной завороженный, ни один листик не
шелохнется, мироздание словно вслушивается в себя, уходя своими тайнами в
запредельное. И эти двое людей, допоздна засидевшись, при мерцании звезд,
будут вновь и вновь возвращаться к загадкам бытия, вслух размышляя о
безграничности звездных просторов, как бы лишенных движения, хотя сегодня
каждый из нас почти реально ощущает неудержимый полет своей планеты,
куда-то несущейся среди других небесных тел.
тайн,- размышляет Художник.- Некоторые говорят: человек - это пучок
мускулов... Допустим, но разве это все? Не лучше ли было бы сказать: пучок
мускулов, полведра крови да еще безмерность души...
небосклон, он уже стоит у яблони на своем излюбленном месте и отблески
зари кистью - на полотно, на полотно! На щечки младенцу и его матери, и на
росистые яблоки, свисающие над ними венком,- даже на мокрых листьях
отблески зари - Художник осторожно накладывает их, едва кистью касаясь...
Именно так, по сведениям Клима-фантазера, и совершался творческий процесс
у живописующего нашего чудодея: глядь на ту, что под яблоней, глядь на
пламенеющий заревом восход, кистью раз! раз!
получалось? Никому работы своей не показывал, один лишь Клим Подовой и
удостоился чести, везде потом трезвонил, какое дивное творение узрел он на
той дерюжке:
играют свежо и ярко, излучают свет: роса на яблоках, и цвет утренней зари,
и улыбка матери - все в едином образе предстало глазам изумленного Клима,
который уверял, взволнованный, что ни в Козельске, ни даже в Полтаве,
среди тамошних святых не видел он ничего подобного! Юная мать из-под ветки
яблони смотрит на свое дитя с лаской и любовью безграничной, смотрит,
улыбаясь лишь уголками губ, но вот - ей-же-ей! - не всегда она улыбается,
а лишь изредка, в минуты особые, в зависимости... даже неизвестно от чего!
О тех ее то исчезающих, то вновь наплывающих улыбках Клим-звонарь
присочинял каждый раз что-нибудь новое, он трезвонил о своих наблюдениях
по всей округе, а всякие подобные выдумки фантазерские о колдовство, как
известно, возбуждают любопытство, и немало нашлось таких, особенно среди
женщин, пожелавших собственными глазами поглядеть на эту, рождавшуюся в
Ромаповом саду, картину,- но, увы! - Художник никому не желал показывать,