нетерпением ожидают его уже за два месяца до рождества. Раньше праздник
справляли у дедушки, но теперь дедушка состарился, бабушка тоже состарилась
и прихварывает, они уже не ведут своего хозяйства, а живут вместе с дядей
Джорджем. Итак, праздник теперь справляют в доме дяди Джорджа, но бабушка
все равно заказывает большую часть лакомств, а дедушка непременно всякий раз
ковыляет до самого Ньюгетского рынка, где покупает индейку, которая
торжественно доставляется на дом специально нанятым для этого случая
носильщиком. По настоянию дедушки носильщика всегда угощают сверх
условленной платы - рюмкою спиртного, которую он выпивает с пожеланием
веселого рождества и счастливого Нового года супруге дяди Джорджа. А бабушка
та еще за два или за три дня до праздника напускает на себя необычайную
таинственность, что, однако, не мешает распространяться слухам, будто ею
приобретены прелестные чепчики с розовыми лентами для служанок, а также
всевозможные книжки, перочинные ножики и пеналы для юных отпрысков
семейства, не говоря уже о том, что в добавление к заказам жены дяди Джорджа
кондитеру бабушка по секрету велела испечь к обеду лишнюю дюжину сладких
пирожков и большой пирог со сливами для детей.
духа. Она заставляет детей целый день чистить сливы, а потом, неизменно из
года в год, велит дяде Джорджу спуститься на кухню, снять сюртук и не менее
получаса мешать пудинг, что дядя Джордж послушно проделывает к шумному
восторгу детей и прислуги. Вечер заканчивается развеселой игрой в жмурки.
причем еще в самом начале игры дедушка изо всех сил старается, чтобы его
поймали и тем дали ему возможность тоже показать свое проворство.
какое умещается на церковной скамье, торжественно отправляются в божий храм.
Дома остаются дядя Джордж и тетя. Она протирает графины и накладывает в
судки горчицу и хрен, а он носит в столовую бутылки, требует, чтоб ему
подали штопор, и путается у всех под ногами.
омелы и заставляет мальчиков целовать под нею своих маленьких кузин. Эта
процедура, доставляющая безграничное удовольствие мальчуганам и старому
джентльмену, но несколько оскорбляющая бабушкины понятия о нравственности,
продолжается до тех пор, пока дедушка не начинает рассказывать, что, когда
ему было всего тринадцать лет и три месяца, он тоже поцеловал бабушку под
веткою омелы. Услыхав этот рассказ, дети хлопают в ладоши и весело смеются,
дядя Джордж и тетя смеются тоже, а бабушка с довольным видом и с добродушной
улыбкой заявляет, что дедушка был ужасный повеса. При этих словах дети
смеются пуще прежнего, а дедушка громче всех.
чепце и темно-сером шелковом платье, а дедушка в пышном гофрированном жабо и
белом шейном платке в ожидании гостей занимают свои места в гостиной возле
камина, усадив перед собою детей дяди Джорджа вместе с бесчисленными
маленькими кузинами и кузенами. Внезапно раздается стук подъезжающей к дому
извозчичьей кареты; дядя Джордж, который глядел в окно, восклицает: "Джейн
приехала!" Дети бросаются к дверям и кубарем скатываются по лестнице, и вот
уже дядя Роберт, тетя Джейн, их прелестный малютка и кормилица поднимаются
наверх, сопровождаемые восторженными возгласами детворы и предостережениями
кормилицы, беспрестанно повторяющей: "Не ушибите ребенка!" Дедушка берет на
руки младенца, бабушка целует свою дочь, и не успел еще улечься шум,
вызванный прибытием первых гостей, как уже появляются остальные дяди и тети
с новой партией кузенов и кузин. Взрослые кузены ухаживают за своими
кузинами, младшие следуют примеру старших, и смех и разговоры - все
сливается в беспорядочный веселый гул.
это?" - спрашивают все; дети. стоявшие у окна, шепотом говорят: "Это бедная
тетя Маргарет"; дядя Джордж выходит из комнаты встречать гостью, а у бабушки
на лице появляется неестественное высокомерное выражение - ведь Маргарет без
согласия матери вышла замуж за бедняка, и, поскольку нищета была
недостаточно тяжкой карой за этот проступок, друзья от нее отвернулись, а
ближайшие родственники изгнали ее из лона семьи. Но вот наступило рождество,
и недружелюбие, которое целый год боролось с более добрыми чувствами,
растаяло под его живительным влиянием, подобно тому как тает первый тонкий
лед под лучами утреннего солнца. Матери в минуту гнева не трудно осудить
непокорную дочь, но совсем другое дело - среди общего веселья и
доброжелательства оттолкнуть ее от очага, у которого она столько раз сидела
в этот праздничный день, с годами превращаясь из ребенка в девушку, и вдруг
незаметно расцвела в молодую женщину. Напускное выражение оскорбленной
добродетели и холодного всепрощения совсем не к лицу старой леди, и когда
сестра вводит бедняжку - бледную и безутешную - не от нищеты (нищету она
могла бы вынести), но от сознания несправедливости и незаслуженной обиды, -
легко убедиться, насколько это выражение притворно. Наступает минутная
пауза... Молодая женщина внезапно вырывается из объятий сестры и,
всхлипывая. бросается на шею матери. Отец поспешно выходит вперед и
протягивает руку ее мужу. Друзья теснятся вокруг с сердечными
поздравлениями, и в семье вновь воцаряется согласие и счастье.
все пребывают в наилучшем расположении духа, стараясь ублаготворить себя и
других. Дедушка обстоятельнейшим образом описывает покупку индейки, делая
небольшие отступления на тему о том, как приобретались другие рождественские
индейки в предшествующие годы, а бабушка подтверждает его рассказ вплоть до
мельчайших подробностей. Дядя Джордж рассказывает анекдоты, разрезает дичь,
пьет вино, шутит с детьми, сидящими за приставным столом, подмигивает
влюбленным кузинам и кузенам и умиляет всех своим радушием и веселостью.
Когда же, наконец, в комнату входит толстая служанка, едва удерживая в руках
гигантский пудинг, на макушке которого красуется ветка остролистника, то
поднимается такой невообразимый крик и смех, дети так хлопают пухлыми
ручонками и топают коротенькими толстыми ножками, что весь этот шум можно
сравнить лишь с восторженными аплодисментами, которыми юные гости встречают
поразительное зрелище, когда в сладкие пирожки вливается, зажженный ром. А
десерт! А вино! А сколько смеха! Какие произносятся превосходные речи! И что
за песни поет муж тети Маргарет, оказавшийся весьма приятным молодым
человеком и таким внимательным к бабушке! Что касается дедушки, то он не
только с необыкновенным подъемом исполняет свою обычную песню, за что в
соответствии с ежегодным ритуалом награждается единогласным "бис!", но даже
выступает с новою песенкой, которой никому, кроме бабушки, еще не
приходилось слышать, а юный проказник-кузен, которого дедушка и бабушка не
слишком жаловали за некий тяжкие грехи - пренебрежение визитами и чрезмерное
пристрастие к бэртонскому элю*, - до колик смешит всех презабавными
комическими куплетами.
присутствующих больше любви к ближнему и укрепляя их сердечное расположение
друг к другу на целый год сильнее, чем добрая половина проповедей,
сочиненная доброй половиной всех священнослужителей на свете.
событием канун нового года. Правда, существует унылая порода людей, которые
полагают, что встречать новый год необходимо с постными лицами, точно их
пригласили быть плакальщиками на похоронах старого года. А нам кажется, что
куда любезнее - как по отношению к уходящему старому году, так и к только
что забрезжившему новому - провожать одного и встречать другого с веселием и
ликованием.
такого, о чем вспоминаешь с теплой улыбкой, а то и с чувством живой
благодарности. Что же касается нового года, то и закон и простая
справедливость велят нам относиться к нему как к честному малому, покуда он
своим поведением сам не докажет, что недостоин оказанного ему доверия.
уважение к старому году, от которого с каждым нашим словом остается все
меньше и меньше, в последние часы сего, тысяча восемьсот тридцать шестого
года мы сидим подле камина и пишем эту нашу статеечку с самым развеселым
лицом, словно ничего угрожающего нашему спокойствию не случилось и не должно
вот-вот случиться.
собственные и наемные. Все они, разумеется, везут своих нарядных седоков на
многолюдные веселые сборища; раздающийся поминутно громкий стук дверного
молотка в доме с зелеными шторами через дорогу от нас возвещает на всю
улицу, что там-то уж во всяком случае готовится большой бал; а перед этим,
днем, сквозь оконное стекло и туман - покуда он не сделался таким густым,
что пришлось потребовать свечи и задернуть занавески, - мы наблюдали, как
приказчики от кондитера, со своими зелеными лотками на голове, спешили в те
многочисленные дома, где ежегодно справляется это торжество, и как туда же
направлялись фургоны, груженные взятыми напрокат плетеными стульями и
французскими лампами*.
словно это мы сами, одетые по всей форме, во фраке и в бальных туфлях, стоим
сейчас у дверей гостиной и слышим, как лакей выкрикивает пашу фамилию.
это знаем, потому что нынче утром, когда мы еще сидели и завтракали, мы
видели, как слуга сворачивал ковер в гостиной, выходящей окнами на улицу; а
если одной улики мало и если говорить все начистоту, то мы еще подсмотрели
только что, как одна из барышень причесывала другую возле окна спальни и при
этом соорудила ей прическу такого неслыханного великолепия, что уже всякий
сказал бы: быть кадрили!
Шломо Вульф
Афанасьев Роман
Русанов Владислав
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Лукин Евгений