ящик с письменными принадлежностями, перо и чернила и был очень занят в
течение целого дня. На третий день, когда он уже мог сидеть у себя в
спальне, он отправил своего слугу к мистеру Уордлю и мистеру Трандлю с
приказанием передать им, что они окажут ему большое одолжение, если сог-
ласятся распить у него вечером бутылку вина. Приглашение было принято с
большой охотой; и когда они сидели за стаканами вина, мистер Пиквик, не
раз заливаясь румянцем, предложил их вниманию следующую маленькую по-
весть, которая являла собой обработанную им во время болезни запись бе-
зыскусственного рассказа мистера Уэллера.
циальном городке, на значительном расстоянии от Лондона, жил некогда ма-
ленький человек по имени Натэниел Пипкин, который был приходским клерком
в маленьком городке и жил в маленьком доме на маленькой Хай-стрит, в де-
сяти минутах ходьбы от маленькой церкви, и которого можно было застать
ежедневно от девяти до четырех внедряющих свой маленький Запас знаний в
маленьких мальчиков. Натэниел Пипкин был кротким, безобидным, добродуш-
ным созданием со вздернутым носом и кривыми ногами, слегка косившим и
прихрамывавшим; он делил свое время между церковью и своей школой, иск-
ренне веря, что никогда не существовало на лице земли такого умного че-
ловека, как приходский священник, такого внушительного помещения, как
ризница, или такого упорядоченного учебного заведения, как его собствен-
ное. Только один-единственный раз в жизни Натэниел Пипкин видел епископа
- настоящего епископа, у которого были батистовые рукавчики, а на голове
парик. Он видел, как тот ходил, и он слышал, как тот говорил на конфир-
мации, и когда во время этой величественной церемонии вышеупомянутый
епископ положил руку ему на голову, Натэниел Пипкин был столь преиспол-
нен почтения и благоговейного ужаса, что тут же упал в обморок и был вы-
несен из церкви сторожем.
вика, и оно было единственным, какое замутило тихий поток его спокойного
существования, покуда в один прекрасный день он не отвел в рассеянности
глаза от доски, на которой писал головоломную задачу на правило сложения
для провинившегося шалуна, и его взгляд внезапно не остановился на румя-
ном лице Мерайи Лобс, единственной дочери старого Лобса, важного шорни-
ка, жившего по другую сторону улицы.
Лобс много раз, когда он встречал ее в церкви или где-нибудь в других
местах; но глаза Мерайи Лобс никогда не были такими блестящими, щеки Ме-
райи Лобс никогда не были такими румяными, как в этот именно день. Не
удивительно, что Натэниел Пипкин не мог отвести глаз от лица мисс Лобс;
не удивительно, что мисс Лобс, поймав на себе пристальный взгляд молодо-
го человека, отвернулась от окна, из которого выглядывала, закрыла его и
спустила штору; не удивительно, что Натэниел Пипкин немедленно вслед за
этим набросился на юного шалуна, который раньше провинился, и отшлепал и
отколотил его со всей возможной добросовестностью. Все это было очень
естественно, и удивляться тут совершенно нечему.
вического темперамента, как мистер Натэниел Пипкин, а главное - человек
с такими ничтожными доходами, осмеливался, начиная с этого дня, домо-
гаться руки и сердца единственной дочери вспыльчивого старого Лобса -
старого Лобса, важного шорника, который мог бы купить целую деревню од-
ним росчерком пера и даже не заметить издержек, старого Лобса, который,
как было хорошо известно, имел уйму денег, помещенных в банке ближайшего
базарного городка, старого Лобса, у которого, по слухам, были несметные
и неистощимые сокровища, накопленные в маленьком железном сейфе с
большой Замочной скважиной, находившемся над каминной полкой в задней
комнате, старого Лобса, который, как было хорошо известно, украшал в
праздничные дни свой обеденный стол чайником, молочником и сахарницей из
чистого серебра, каковые - он похвалялся в гордыне сердца своего - долж-
ны были стать собственностью его дочери, когда та найдет себе мужа по
вкусу. Я повторяю, - ибо Это вызывает глубокое изумление и крайнее недо-
умение, - что Натэниел Пипкин имел дерзость скосить глаза в ту сторону.
Но, как известно, любовь слепа, известно также, что Натэниел Пипкин
слегка косил, и, быть может, именно эти два обстоятельства взятые вместе
помешали ему увидеть все дело в настоящем свете.
представление о чувствах Натэниела Пипкина, он бы попросту сровнял школу
с землей, или стер учителя с лица земли, или совершил какой-нибудь дру-
гой оскорбительный и чудовищный поступок, в равной мере жестокий и неис-
товый, ибо он был ужасным стариком, этот Лобс, когда задевали его гор-
дость или в нем вскипала кровь. А ругался он! Такие вереницы проклятий
катились иной раз с грохотом через улицу, когда он обличал леность свое-
го костлявого подмастерья на тонких ногах, что Натэниела Пипкина с ног
до головы охватывала от ужаса дрожь и волосы на головах его учеников
вставали дыбом от страха.
расходились, Натэниел Пипкин садился у окна на улицу и, делая вид, будто
читает книгу, бросал косые взгляды через улицу в надежде увидеть блестя-
щие глазки Мерайи Лобс; и не просидел он таким образом и двух-трех дней,
как в верхнем окне появились блестящие глазки, тоже прикованные, по-ви-
димому, к книге. Это было восхитительно и радовало сердце Натэниела Пип-
кина. Ради этого стоило просиживать здесь часами и смотреть на хоро-
шенькое личико, когда глазки были опущены; но когда Мерайя Лобс начинала
отрывать глаза от книги и бросать лучистые взгляды в сторону Натэниела
Пипкина, его восторг и упоение были буквально безграничны. Однажды,
зная, что старого Лобса нет дома, Натэниел Пипкин дерзнул, наконец, пос-
лать воздушный поцелуй Мерайе Лобс, а Мерайя Лобс, вместо того чтобы
закрыть окно и опустить штору, послала воздушный поцелуй ему и улыбну-
лась. Вот почему Натэниел Пипкин решил - будь что будет, а он откроет
свои чувства без дальнейшего промедления!
более милое личико и хрупкая фигурка, чем у Мерайи Лобс, дочери старого
шорника. В ее блестящих глазках играл плутовской огонек, который воспла-
менил бы сердце, значительно менее чувствительное, чем сердце Натэниела
Пипкипа; и в ее веселом смехе звучала такая радостная нота, что самый
суровый мизантроп должен был улыбнуться, ее услышав. Даже сам старик
Лобс, в минуту крайнего раздражения, не мог противиться ласкам своей хо-
рошенькой дочери; а когда она и ее кузина Кейт - лукавая, очаровательная
маленькая особа с дерзким взглядом - вместе вели атаку на старика, что,
сказать по правде, делали они очень часто, он не мог им отказать ни в
чем, потребуй они даже часть несметных и неистощимых сокровищ, укрытых
от дневного света в железном сейфе.
лазнительную парочку ярдах в ста впереди летним вечером, на том самом
поле, по которому он много раз бродил до наступления темноты, размышляя
о красоте Мерайи Лобс. Но хотя не раз думал он о том, как живо и легко
подойдет к Мерайе Лобс и расскажет ей о своей страсти, если только ему
удастся ее встретить, он почувствовал теперь, когда она неожиданно поя-
вилась перед ним, что вся кровь бросилась ему в лицо, к явному ущербу
для его ног, которые, лишившись своей обычной доли крови, задрожали.
Когда девушки останавливались сорвать цветок или послушать пение птицы,
Натэниел Пипкин также останавливался и делал вид, что погружен в размыш-
ления, и это соответствовало действительности, ибо ни думал о том, что
же ему делать, когда они повернут назад - а это было неизбежно - и
встретятся с ним лицом к лицу. Но хотя ему страшно было их догнать, он
не согласился бы потерять их из виду; вот почему, когда они ускоряли ша-
ги, и он ускорял шаги, когда они замедляли их, и он замедлял, когда они
останавливались, и он останавливался; и так они могли бы продолжать свою
прогулку до наступления темноты, если бы Кейт не оглянулась украдкой и
не поманила ободряюще Натэниела Пипкина. В манерах Кейт было что-то, че-
му нельзя было противостоять, и вот Натэниел Пипкин пошел на зов; Натэ-
ниел Пипкин густо краснел, а коварная маленькая кузина неудержимо смея-
лась; Натэниел Пипкин преклонил колени на покрытой росой траве и объявил
о своем решении остаться коленопреклоненным навеки, если ему не будет
разрешено встать признанным возлюбленным Мерайи Лобс. В ответ на это в
тихом вечернем воздухе зазвенел веселый смех Мерайи Лобс, - впрочем, ни-
мало как будто не потревожив тишины, так приятно он звучал, - коварная
маленькая кузина засмеялась еще безудержнее, а Натэниел Пипкин покраснел
гуще, чем когда бы то ни было. Наконец, Мерайя Лобс, побуждаемая к сме-
лости беззаветной любовью маленького человека, отвернула головку и шепо-
том попросила кузину сказать, - или во всяком случае Кейт сказала, - что
она чувствует себя весьма польщенной вниманием мистера Пипкина, что ее
рукой и сердцем распоряжается ее отец, но что все должны признать досто-
инства мистера Пипкина. Так как все это было сказано с большой серьез-
ностью и так как Натэниел Пипкин возвращался домой с Мерайей Лобс и про-
бовал добиться поцелуя при прощанье, то он лег спать счастливым челове-
ком, и всю ночь ему снилось, что он смягчает сердце старого Лобса, отк-
рывает денежный сундук и женится на Мерайе.
своем старом сером пони, и после многих сигналов, подаваемых из окна ма-
ленькой коварной кузиной, цель и смысл которых он никак не мог понять,
костлявый подмастерье на тонких ногах явился сообщить, что его хозяин не
вернется домой до утра и что леди ждут мистера Пипкина к чаю ровно в
шесть часов. Как проходили в тот день уроки, об этом ни Натэниел Пипкин,
ни его ученики не могли бы сказать больше, чем вы; но так или иначе, а
они кончились, и когда мальчики разошлись, Натэниел Пипкин ровно в шесть
часов оделся, не упустив ни одной мелочи. Нельзя сказать, чтобы он долго
выбирал, какой костюм надеть, ибо никакого выбора ему не представлялось;
но надеть костюм так, чтобы, предварительно вычистив, придать ему блеск,
было делом чрезвычайно трудным и важным.