висела сизая, холодная полумгла. А сейчас все окутано было зеленым
дымом весны. И ярким, хотя немного печальным блеском отражали невы-
сокое солнце тысячи стекол...
Журка.
сделался. Я помню, я на тебя снизу смотрела, вон оттуда. Стоишь, ру-
ки с палками расставил, а на груди будто красный бант. Это у тебя
варежки были за пазухой засунуты...
меня вообще такая память, это, наверно, в папу...
числа и адреса не полюю, зато краски всякие запоминаю. И кто как
одет был, какое выражение лица. И что вокруг было. В общем, как
цветная фотография... И какой ты был первый раз, когда познакоми-
лись, тоже помню...
чуточку больше круглолицый. И губы помягче, ты их тогда не сжимал
так...
черту и куснула нижнюю губу.
нижнюю - там, где под кожицей затаился твердый невидимый рубчик. А
Иринка вдруг улыбнулась:
подросла... Да ты чего огорчаешься? Это у нас впереди.
летом заново обшивала...
ла, верно?
жу, а ты стоишь у окна весь такой... желтенький, как свежая лучин-
ка... Папа потом сказал: "Будто тонкую кисточку до самой верхушки
обмакнули в солнечную краску..."
вздувшаяся штора с голубой тенью, серые обои и ты - будто яркой жел-
той кисточкой мазнули сверху вниз. Светлая такая полоска...
ранная фирма, но ведь рубашка-то дома сшита... Я потом все хотела
спросить, что это за ленточка, да боялась: вдруг это тайна какая-ни-
будь.
ва-облака.- Но это было давно... Мы с Ромкой прочитали в журнале про
бригантину "Роза ветров", которая обошла вокруг света, и стали в нее
играть. Модель пускали в Каменке... А мама нам сшила одинаковые ру-
башки и ленточки вот эти сделала с названием бригантины. А потом с
рубашек на рубашки их перешивала, всегда на одинаковые... Только ту,
желтую, она уже шила одну...
гая, эта ленточка.
ка.- Вот приду такой же, как тогда, "желтенький" , чтобы все было,
будто первый раз, отпорю ее от кармана и отдам... Пусть. Ромка не
обиделся бы..."
щеку, освещенную отблеском вечерних облаков, вздрагивающие от ветер-
ка волосы, весь ее курносый профиль с печально приоткрытыми губами.
И тут же Иринка повернулась к нежу. И глаза у нее были жалобные и
беззащитные. "Стоим тут, разговариваем о пустяках, будто ничего не
случилось. А на самом деле... Что же делать?"
внешне бодро и спокойно:
вый раз, облазим весь парк. Ладно?
ченной солнцем травы.
разошлись. А через десять шагов Журка остановился. Как перед стен-
кой. Остановился от резкого и холодного ощущения вины. Будто он в
чем-то обманул Иринку. Обманул, и она знает об этом, а он уходит с
фальшивой беззаботностью.
какая-то вина. Не сегодняшняя, а вообще. Журка не мог объяснить сло-
вами, но чувствовал: было что-то не так. Словно до сих пор у них бы-
ла еще не дружба, а предисловие к настоящей дружбе.
гу все свои тайны. И радостные, и горькие... Только... если Иринка
доверяла, он разве всегда понимал их до конца? Может, и понимал, но
сколько раз говорил себе: "А может, все обойдется. Может, все еще
будет хорошо..."
всего один день...
вслед. И тогда Журка пошел назад. И она пошла - ему навстречу. И
вдруг легко вскочила на бетонный брус, который отгораживал асфальт
от газона. Журка со сбившимся, застукавшим сердцем тоже встал на по-
ребрик. И они сошлись на этой узкой бетонной балке, взяли друг друга
за руки, смущенно глянули исподлобья, осторожно коснулись друг друга
лбами.
спрыгнули с поребрика.
знал еще толком, о чем скажет.
выл мотор, и КамАЗ летел по кольцевой дороге, как тяжелый спутник по
орбите. И Журка, подавшись к ветровому стеклу, каждой клеточкой,
каждой жилкой рвался вперед.
зыскали прошлогоднюю одежду, в которой он был с Иринкой на качелях,
на картине "Летний день". Пускай будет все-все, как прошлым хорошим
летом. (Только старенькие кроссовки оказались малы, и пришлось на-
деть новые сандалеты.) Журка положил в нагрудный кармашек завернутое
бритвенное лезвие. Потом повел глазами по полкам. Какую книжку пода-
рить вместе с ленточкой Иринке? Наверно, "Олаудаха". Они с Иринкой
столько вечеров сидели над этой книгой, придумывали рассказ для сбо-
ра...
совесть: а Горька?
к Иринке один. Горька - он тоже их друг. Но... если будет Горька,
разве с Иринкой поговоришь о важном? Разве побродишь спокойно по тем
парковым закоулкам, где бродили в первый день знакомства? Разве по-
молчишь, если захочется помолчать о чем-то знакомом и понятном?
Горька хороший. Но он будет болтать, неуклюже шутить - специально,
чтобы разогнать печаль прощания. А ее не надо разгонять. Ни к чему.
Просто нельзя...
успокоил совесть (не совсем успокоил, но приглушил) тем, что сначала
пойдет к Иринке один, а под вечер они вместе зайдут к Горьке.
бом.
Самойлова Елена
Ильин Андрей
Гуль Роман Борисович
Контровский Владимир
Муркок Майкл
Корнев Павел