Чтение 55–й страницы книги ~Сорок лет Чанчжоэ~

душой!.. Сам садюга, и меня туда же! Ишь ты, кур убиваю не ради мести, а
ради поддержки своих мыслей! Это надо же такое удумать!.. Все-таки как
хорошо живется лосям!

Джером ускорил шаг.

- Видать, полковник поверил этому ублюдку, что он гений свой питает
кровью!

Ладно, мы с этим разберемся!" - решил Джером и отправился к чанчжоэйскому
храму пострелять кур.

Второе убийство вызвало гораздо меньший ажиотаж среди городского
населения. И хотя все газеты поместили сообщение о жуткой смерти
воспитанника интерната имени Графа Оплаксина, погибшего в боях за
собственную совесть, Герани Бибикова, сына героя, куриная эпидемия куда
больше занимала воображение чанчжоэйцев. Они посчитали так: в городе
объявился маньяк, ничуть не хуже Потрошителя, а потому можно заняться
другими проблемами. Следствие идет, шериф работает, выискивая чудовище, а
невиданная болезнь касается всех лично.

Ежедневно доктор Струве принимал в своем кабинете до ста пятидесяти
пациентов.

Бегло осмотрев перья больного, тратя на всю процедуру не более минуты, он
смело ставил диагноз - куриная болезнь.

На вопрос пациента: - А что мне с ними делать?" - врач обычно давал два
совета:

- Хотите брейте, хотите так ходите!

- И это все? - спрашивали больные.

- А что еще?

По подсчетам эскулапа к этому дню девяносто пять процентов городского
населения страдали куриной болезнью, а надежды на скорое изобретение вакцины
не было.

Ночи напролет, единственное свободное время от приема, доктор Струве
проводил в своей лаборатории, где безжалостно препарировал кур, сливая из
них кровь, на основе которой пытался создать вакцину. С чем только он ее не
мешал: и с блюминицилом, и со щелочным фустицином, прибавлял ко всему этому
муравьиную кислоту, но все было тщетно. Влитая в вену добровольца жидкость
лишь горячила кровь, но от перьев не избавляла.

Доктору даже не удалось выяснить, каким образом болезнь передается
другим.

Переносится ли зараза воздушно-капельным путем или еще как - все это было
неизвестно.

Сам Струве каждое утро трогал свой затылок, но, к удивлению своему,
перьев на нем не обнаруживал.

- Что же это я не заболеваю? - думал эскулап. - Намного легче бы стало
экспериментировать с вакциной на себе!" Но болезнь не приходила.

Ежедневно во всех вечерних газетах публиковался короткий отчет об
изысканиях медицины, о всей тщетности которых с неудовольствием читал народ.

То и дело возникали стихийные митинги возле здания городского совета.

Митингующие требовали от властей немедленного решения проблемы, а иначе
они примут свои меры.

Успокаивать демонстрантов удавалось лишь одним способом: члены городского
совета поочередно выходили на балкон и демонстрировали собравшимся свои
затылки, украшенные точно такими же, как и у собравшихся, перьями.

Народ успокаивался, раздумывая, что если и у сильных мира сего на головах
растут крылья, то чего уж говорить о них, о смердах.

- Так что же, господа, будем делать? - спросил губернатор Контата у
собравшихся. Он стоял возле зеленой гардины и, слегка отодвинув ее,
разглядывал через окно копошащийся внизу народ. - Ну-с, что же вы молчите,
господа?

Все члены городского совета молча жевали бутерброды и запивали их кто
чаем, кто кофе. Каждый из них уже множество раз передумал про себя, как
решить создавшуюся проблему, и бесполезность этих попыток была написана у
всех на лице.

- Как вам удается производить такую вкусную ветчину? - спросил г-н Персик
у г-на Туманяна. - В каких только городах и весях я не едал ветчины, но ваша
самая превосходная! Этакая жирненькая, розовая!.. - Г-н Персик взял с
подноса еще бутербродик и с наслаждением откусил от него кусочек.

Скотопромышленник Туманян натянуто улыбнулся и, поднявшись со своего
места, сказал:

- Надо нам принять в члены городского совета кого-нибудь из народа!

Все с удивлением посмотрели на него, и каждый отметил, что у
скотопромышленника по-прежнему красивые глаза.

- Это успокоит население, - пояснил он. - Разрядит наэлектризовавшуюся
обстановку.

- У нас уже есть представитель народа! - заметил г-н Мясников. - Г-н
Персик...

Если только заменить его!..

- Свинская шутка! - возмутился представитель обывателей. - И достаточно
жлобская!

- Кто же шутит!.. Вы, господин Персик, дорого обходитесь казне! Я
заметил, что вы уже съели шестнадцать бутербродов сегодня! - сказал г-н
Мясников. - Объявим народу, что вы растратчик, и переизберем вас!
Налогоплательщики любят, когда низвергаются авторитеты!

- Да вы!.. Да знаете что!.. Я вам!.. - От возмущения г-н Персик заверещал
что-то нечленораздельное, но по-прежнему держал в руке надкусанный сандвич.

- Господа, господа! - недовольным голосом попросил Ерофей Контата. -
Прошу вас, прекратите!.. Вы в самом деле как малые дети!.. Надо решить
серьезный вопрос! Так давайте его решать!

- А мне, например, нравятся мои перья! - сказал г-н Бакстер. - И жене
моей они по вкусу. Все лучше, чем лысина! - Он сделал большой глоток из
чашки с кофе. - Да и мне интересно перебирать перышки супруги. Все-таки хоть
какое-то чувство новизны!

- Скажите, ваше преосвященство, что нам нужно делать в этой ситуации? -
спросил Контата, закрываясь зеленой гардиной от улицы. - Мы нуждаемся в
вашем совете.

Митрополит Ловохишвили позвякивал четками и, казалось, не слышал вопроса
губернатора. Он сидел, склонив голову, уткнувшись густой бородой в колени, -
этакий мыслитель, - и присутствующие подумали, что наместник Папы отыскал
выход в сложном лабиринте и сейчас возглаголет истину.

- На все воля Божья! - рек митрополит. - Отдадимся промыслу Божьему и
потечем в потоке его воли. Река всегда впадает в еще большую реку, а та в
свою очередь оплодотворяет своими водами океан!

После высказывания Ловохишвили все присутствующие притихли. Сам
митрополит с удвоенной силой защелкал четками.

- Знаете, - не выдержал г-н Бакстер, - иногда кто-нибудь скажет
что-нибудь эдакое, умное, так что оскомина на зубах, как будто лимон целиком
сожрал! И в харю хочется такому умнику дать!..

- Все!!! - вскричал митрополит, вскакивая со своего места. - Больше я не
могу этого терпеть! - И принял боксерскую стойку. - В харю мне хотите дать?!

Извольте попробовать!

Господин Бакстер тоже вскочил со своего кресла, но его полная фигура на
взгляд проигрывала внушительной конституции Ловохишвили.

- Нуте-с! - шипел наместник Божий. - Вот моя харя! Дайте по ней! Ну же!..

- Как-то рука не поднимается бить попа! - ответствовал г-н Бакстер,
отступая к окну. - Вот когда Папа Римский даст вам пинка под зад!..

- Это я поп!!! - заорал в бешенстве митрополит. - Да я тебе, жирный
ублюдок, все перья повыщипываю! - И, раскинув руки, стал надвигаться на
противника.

- Давай-давай! - подзуживал Бакстер, готовясь провести борцовский прием,
виденный им когда-то в заезжем цирке. - А я воткну твои перья тебе же в зад!

Все остальные члены городского совета с огромным интересом наблюдали, чем
кончится этот долгожданный поединок. Лишь губернатор Контата, сознавая свою
ответственность перед судьбами мирскими, решительно шагнул на середину залы,
вставая между коллегами.

- Прекратите! - оглушительно сказал он, так что зазвенели хрусталем
подвески на люстре. - Всем сесть!

- Ну уж нет! - процедил сквозь зубы митрополит. - Сначала дело закончим,
а потом уже сядем!

И вот на этом самом интересном месте дверь в залу неожиданно открылась и
в нее вбежал запыхавшийся юноша-курьер.

- Там это!.. Там кур!.. - никак не мог выговорить курьер. - Ух!..

- Что там? - переспросил губернатор. - Вы что врываетесь во время
заседания?

Вы в своем уме?!

- Да там!.. Там такое!..

- Говорите яснее, черт побери!

- Там кур уничтожают! - сформулировал наконец юноша.

- То есть как уничтожают?!

- А так!.. Убивают их по всему городу! Головы отрывают! Жгут огнем и
автомобилями давят!

- Вот это да! - протянул г-н Персик.

- Бунт, что ли? - спросил г-н Туманян.

- Ага! - радостно подтвердил курьер. - Народный бунт!

- Проваливайте отсюда! - заорал Ерофей Контата.

- Что? - не понял юноша.

- Вон отсюда! - завопил губернатор.

В ту же секунду курьер исчез. Митрополит Ловохишвили и г-н Бакстер
расселись по своим местам. Все члены городского совета выглядели