парень знает военное дело не хуже лорда, который двадцать лет прослужил
королю, то беседа с ним может быть очень поучительной, ты не находишь?
о каком военном деле вы собрались рассуждать на ночь глядя. Но он ни
сказал ни слова, потому что слово вызвало бы у ватаги ненужный интерес. Он
только посмотрел, отвернулся и улегся спать.
мельницы, к лесу.
все-таки зовут? Ты действительно Робин Гуд, или все-таки Томас Тернер?
Только не обижайся, я ведь из далеких краев. О ватаге Шервудского леса мы
только всякие истории слышали.
сарацинские земли, вроде Греции или Византии, для него как бы не
существовали, во всяким случае, с их мнением он не считался.
И даже не знаю, жив ли он. Понимаешь, мы, стрелки, не засиживаемся в лесу
до старости. Зачем обременять собой ватагу? Возможно, Робин Гуд
почувствовал, что старость подступила, отдал рожок и лук со стрелами
кому-нибудь помоложе, а сам удалился на покой. Ушел подальше, где его в
лицо не знают, и стал себе жить... Или вон - в обители за рекой, думаешь,
мало нашего брата?
рожок! Других таких нет. Если меня подстрелят, я их передам Черному Джеку.
под тонкой замшей топорщился сигнальный рожок.
всегда при мне. А может, Робина подстрелили слуги короля, или люди шерифа,
или его выдал какой-нибудь предатель. А то и женщина...
и не знают, кто из нас жив, кто помер, а кто состарился и ушел. И они
считают - раз сорок лет назад ватагу водил Робин Гуд, то он и теперь -
самый меткий стрелок и самый выносливый бегун. Пускай зовут! Если Робин
Гуд был таким замечательным стрелком и таким лихим вожаком, то для меня
носить его имя - честь, правда?
схватках, то о засадах, то об оружии...
о нежных чувствах я не стану. Спасибо, твое мнение о себе я уже слышала.
Том. - По мне, это все равно, что с мальчишкой обниматься. Пусть итальянцы
своих мальчишек любят! У нас этому их пороку не место. Но вот смотрю на
тебя - и сам не понимаю, что меня к тебе вдруг потянуло. Или наконец-то я
разглядел тебя?
ковриги, ни бедер в три обхвата, ни задницы как круп графской кобылы!
всего этого у тебя нет и не предвидится, и все же моя тяга к тебе все
сильнее... А ведь вроде и выпил немного... Что ты со мной сделала? Может,
ты действительно ведьма?
услышала шорох веток и шаги.
чтобы видели, как мы с тобой обнимаемся!
затаиться. Но Люс с такой запланированной неловкостью присела за кустом
шиповника и потянула за собой вожака, что он сразу же растянулся на траве,
а Люс совершенно естественно прилегла рядом с ним.
стрелков. Закутанный в зеленый плащ до ушей стрелок соловьем разливался, а
она отвечала коротко, потому что еле начала осваивать язык, и по ее голосу
Люс поняла, что сумасбродная певица еще ничего не решила, а ухажеру грозит
суровый конфуз. Свирель искала в этой жизни не любви, а победи, и
удивительно, что Люс слишком поздно поняла основной элемент ее характера.
локте. - Хочешь, я подстелю тебе свой плащ?
простудишься.
усмехнулся Том и расправил знаменитый зеленый плащ.
язвить Люс, - как это ты можешь обнимать тощую женщину? Уму непостижимо!
Тебя же ватага засмеет! Или сердце все-таки не считается с глазами? А
может, ты и вовсе поумнел?
стягивающую ворот грубой рубахи. - Я будто пьян... Хотя пил только эль! И
то немного, кувшина два всего. Должен же хоть кто-то в ватаге всегда
оставаться трезвым. И проповедовать молодцам воздержание я тоже не могу, я
не отец настоятель, а Шервудский лес - не обитель...
сопротивляться бесполезно. У тебя бывают такие тяжелые сны?
узлом тесемки и положила руку на грудь вожаку. Сильное, крепкое и горячее
тело, которое она ощутила под рубашкой, вызвало-таки в ней прежнюю бурю
эмоций, но был во всем этом какой-то странный привкус - не приятный и
возбуждающий, как солоноватость пота на гладкой коже, которая дразнила ей
язык и губы при поцелуях, которая разжигала жажду, а совсем другое...
возвращало их вдвойне, а рассудок как будто молотил крохотными кулачками в
запертую дверь, вопя, что все это - неправда!
Широкие, мощные пласты мускулов на груди, и невесомые, щекочущие,
шелковистые волоски на самой ее середине, с которыми хотелось играть
губами, и атласная кожа плеч, и крепкий подтянутый живот, и руки, на
которых красиво круглились бицепсы, трицепсы и мелкая мускулатура
предплечья, - все это, несомненно, было бы просто ослепительным при
дневном свете. Но когда Люс ласкала это тело в полном мраке, ей вполне
хватало осязания, и она жалела лишь о том, что их кожа не может
расплавиться, как будто только это мешало полному слиянию тел...
Томаса-Робина и стала водить ею по своему телу - потому что он, как ни
странно, не слишком опытный, еще не знал тех законов, по которым волнуется
и радуется женское тело.
стал понимать тайны ее тела, Люс совсем потеряла голову и, целуя его руки,
мысленно умоляла, чтобы он поскорее приблизился к ней так, что теснее не
бывает...
нем, хотя было непонятно, кто их разбудил, Люс или индуктор. Люс даже
удивилась - она ждала бури и натиска, прекрасной мужской ярости, а этот
красавец-атлет целовал ее ноги, зарывался лицом в ее еще сомкнутые бедра и
шептал такие слова, что сердце Люс замирало и вдруг начинало биться с
сумасшедшей скоростью.
внезапно забылись напрочь, а ей хотелось услышать его голос... его
признание!..
поднимая голову и откидывая спутавшиеся длинные волосы. - Люблю, но как
будто наперекор себе. Когда я целую твою грудь... твою упругую грудь...
мои пальцы ищут чего-то еще... Прости, со мной творится что-то странное...
спросила Люс.
сквозь камзол и рубаху прокусила. Хуже овода... Да что мы о всякой
чепухе?.. Какая ты тонкая... Тебя можно охватить пальцами одной руки...
не ты, твоя грудь, твоя кожа, твои волосы, твой запах - а черт знает что
на молекулярном уровне!
рассудок. - Ладно, я умолкаю, а ты - как знаешь.
не так-то просто будет от него избавиться.
Твои волосы светятся!
штуки говорил ей совсем недавно юный лорд - будущее угрызение ее совести
на ближайшие две недели.
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Майер Стефани
Шилова Юлия