привязчивого отца семейства.
того, как гроб опустили в январскую землю, два Роберта несли на себе все
заботы. Они были очень похожи друг на друга: одинаково торжественные,
одинаково блестяще умеющие справляться с маленькими, никчемными делами,
одинаково уверенные, что в гробу доктору Кеннету приятно иметь под головой
чистую мягкую подушечку.
приобрело отвратительное сходство с восковым красавцем из паноптикума.
Нийла резнула догадка, что нарядная отделка гроба, видная в квадратном
прорезе крышки, вероятно, тут и кончается - из соображений экономии, и он
почувствовал, что ненавидит этот мишурный бизнес смерти без хлопот для
родных и знакомых; ненавидит двух шепчущихся Робертов, которые всем своим
важным видом словно говорили: "Не предавайтесь горю - смотрите, как мы
держим себя в руках - цены исключительно низкие - открыто круглые сутки".
не строила из себя героиню даже в этот единственный день, когда имела на
это право. Она покорно выполняла все, что ей диктовали два Роберта. Они
так мужественно опекали ее, так любезны были их неуклюжие попытки снять с
нее бремя скорби, недоступной их пониманию!
мэра Билла Стопла, которые, сняв шляпы, многозначительно поглядывали на
Нийла, точно без слов обещали ему, что на сегодня оставят его в покое.
Нийл мог бы поклясться, что они никогда не видели доктора Кеннета при
жизни, и раскрашенная кукла в гробу, казалось, ждала, и все они, казалось,
ждали чего-то, сидя на взятых напрокат стульях, и в комнате нестерпимо
пахло множеством диковинных цветов, а карандашный портрет доктора Кеннета
был завешен черным покрывалом, наскоро выкроенным из шторы времен
затемнения. Только маисовая трубка доктора Кеннета, которую два Роберта
забыли убрать с пианино, никого не обманывала и ничего не ждала.
поднял руку и повернулся к матери, которая только теперь разрыдалась. Со
смущенным видом, шагая, как автоматы, к гробу подошли четверо мужчин.
Среди них были Седрик Стаубермейер и У.С.Вандер - два соседа, питавшие
особо лютую ненависть к перевоплотившемуся Нийлу.
молча кланялись непроницаемо-вежливой Вестл и взбудораженной Бидди.
крыльца. Нийл только сейчас почувствовал всю бесповоротность смерти.
Последний раз отец спускался по этим ступеням, по которым он столько лет
суетливо и быстро бегал вверх и вниз; и теперь он не мог даже пройти по
ним сам. Его несли, и он не мог напоследок оглянуться на свой дом.
этикета, как будто Смерть - монарх, строго требующий соблюдения чинов и
званий. Элис Уттик Кингсблад и Китти Кингсблад Сэйворд поспорили из-за
того, кому ехать с мамой. Роберт Харт успокоил и примирил их с таким
деловито набожным видом, словно хотел сказать: "Пройдет и это, и вы
удивитесь, какой скромный счет я вам представлю".
процессия. Закон штата гласил, что всякий, кто пересечет ей дорогу,
оскорбит чувства доктора Кеннета и обязан будет заплатить штраф.
где доктор Шелли Бансер в полном облачении дожидался его с таким лицом,
будто он никогда не играл в рамми, но проводил всю жизнь в унылой келье,
размышляя о последнем воскресении. Проповедь его содержала много
утешительных слов, и он обещал всем собравшимся, что скоро они снова
свидятся со своим другом, но казалось, сам он мало этим озабочен.
Кто они такие? Пациенты? Может, некоторые из них знали отца лучше, чем он,
его сын? Ему стало тоскливо, и вдруг его руку ободряюще сжала умная рука
Вестл.
что для половины этих людей он - переодетый негр, которого уличили и скоро
выгонят из города. Потом он увидел в заднем ряду двух неожиданных гостей,
пытавшихся взглядом заверить его в своей крепкой дружбе. То были Ивен
Брустер и дантист Эмерсон Вулкейп - коллега доктора Кеннета, с которым тот
за всю жизнь не сказал ни слова.
поеживаясь, у могилы, напутственные слова доктора Бансера плыли и повисали
в воздухе, как серые снежные хлопья.
есть многое, что ты мог бы сделать для меня и для нашего ребенка. Ты
когда-нибудь думал о том, что она до некоторой степени и твоя дочь и
беззаботностью вся в тебя? Раз ты так обожаешь правду и справедливость,
что решил превратить нас в негров, скажи, пожалуйста, как ты представляешь
себе наше будущее? Ты не спросил моего совета, прежде чем выставить себя
на позор, так что теперь я жду указаний.
грымза Пратт выставит тебя из банка?
41
звонок, Вестл удивилась:
притащился поныть и повздыхать в свое удовольствие. Давай, я пойду открою.
Скажу ему, что мы уже собирались спать.
хохот. Нийл вскочил, готовый к драке, но услышал, как Вестл, голосом,
похожим на чуть резковатую флейту, приглашает:
стороны!
белизны, все с одинаковым злорадным весельем в глазах, - Борус Багдолл из
"Буги-Вуги", Хэк Райли, демобилизованный солдат-негр, девушка-полька по
имени Фэйдис - фамилии ее никто не знал - и черная роза Белфрида Грэй,
которая тотчас же затараторила:
что ж, вот и вошла!
носом, задорно темневшим над ослепительно пестрым галстуком, черный
ястреб, гроза и ужас мелкой птахи, Борус подмигнул Вестл, с насмешкой
глянул на озадаченного Нийла и сказал спокойно:
дошли слухи, что в городе появилась новая смешанная пара, а я в таких
случаях всегда захожу и приглашаю в компанию.
Хэком спелись лучше, и Борус теперь мой кавалер, а я такая же белая, как
вы, может, даже побелее, но своего чернушечку я просто обожаю! Да, да,
Вестл, у меня тоже дружок из цветных, как и у вас, и до чего же мне с ним
хорошо!
но тут прозвучал голос Вестл, отчетливый, тихий, уловимый только для мужа:
красе!
быть, слишком фамильярна?
затею. Борус, знаток светских отношений, стоял в непринужденной позе,
чуть-чуть возвышаясь над Вестл; отдавая ей должное, он сказал:
снобистские замашки, и великодушные порывы, как будто повидал ее и в
вечернем платье и в купальном костюме; и в конце концов под этим взглядом
она покраснела и не выдержала. Она торопливо проговорила:
их.
наизготовку, - и сказал, медленно выговаривая слова в предчувствии
скандала:
Конюшевский Владислав
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Беляев Александр
Плотников Александр
Афанасьев Роман