Чтение 545–й страницы книги ~Тысяча и одна ночь~

раются его ворота, обитатели его в безопасности, и о нем сказаны такие
стихи:

Сказал однажды я другу,

Чьи речи красноречивы:

"Искандарию опишешь?"

Он молвил: "Дивная крепость!"

Спросил я: "Прожить в ней можно ль?"

Он молвил: "Коль дует ветер",

И сказал кто-то из поэтов:

Искандария - вот крепость,

Где воды так нежны вкусом.

Прекрасна в ней близость милых,

Коль вороны не напали,

И Нур-ад-дин пошел по этому городу и шел до тех пор, пока не пришел
на рынок столяров, а потом пошел на рынок менял, потом - на рынок тор-
говцев сухими плодами, потом - на рынок фруктовщиков, потом - на рынок
москательщиков, и он все дивился этому городу, ибо качества его соот-
ветствовали его имени.

И когда он шел по рынку москательщиков, вдруг один человек, старый
годами, вышел из своей лавки и, пожелав Нур-ад-дину мира, взял его за
руку и пошел с ним в свое жилище. И Нур-ад-дин увидал красивый переулок,
подметенный и политый, и веял в нем ветер, и был приятен, и осеняли его
листья деревьев. В этом переулке было три дома, и в начале его стоял
дом, устои которого утвердились в воде, а стены возвысились до облаков
небесных, и подмели двор перед этим домом, и полили его, и вдыхали запах
цветов те, кто подходил к нему, и встречал их ветерок, точно из садов
блаженства, и начало этого переулка было выметено и полито, а конец -
выложен мрамором.

И старец вошел с Нур-ад-дином в этот дом и предложил ему кое-чего
съестного, и они стали есть, и когда Нур-ад-дин покончил с едой, старец
спросил его: "Когда было прибытие из города Каира в этот город?" - "О
батюшка, сегодня ночью", - ответил Нур-ад-дин. "Как твое имя?" - спросил
старец. И Нур-ад-дин ответил: "Али Нурад-дин". И тогда старец восклик-
нул: "О дитя мое, о Нурад-дин, тройной развод для меня обязателен! Пока
ты Оудешь находиться в этом городе, не расставайся со мной, и я отведу
тебе помещение, в котором ты будешь жить". - "О господин мой шейх, уве-
личь мое знакомство с тобой", - сказал Нур-ад-дин. И старец молвил: "О
дитя мое, знай, что я в каком-то году пришел в Каир с товарами и продал
их там и купил других товаров. И мне понадобилась тысяча динаров и их
отвесил за меня твой отец Тадж-ад-дин, не зная меня, и он не написал о
них свидетельства, и ждал этих денег, пока я не вернулся в этот город и
не отослал их ему с одним из моих слуг, и с ними подарок. Я видел тебя,
когда ты был маленький, и если захочет великий Аллах, я отчасти воздам
тебе за то, что твой отец для меня сделал".

И когда Нур-ад-дин услышал эти слова, он проявил радость и улыбнулся
и, вынув мешок, в котором была тысяча динаров, подал его старику и ска-
зал: "Возьми их к себе на хранение, пока я не куплю на них каких-нибудь
товаров, чтобы торговать ими".

И потом Нур-ад-дин провел в городе Искандарии несколько дней, и он
каждый день гулял по какой-нибудь улице, ел, пил, наслаждался и веселил-
ся, пока не вышла сотня динаров, которую он имел при себе на расходы. И
он пошел к старику москательщику, чтобы взять у него сколько-нибудь из
тысячи динаров и истратить их, и не нашел его в лавке, и тогда он сел в
лавке, ожидая, пока старик вернется. И он начал смотреть на купцов и по-
глядывал направо и налево.

И когда он так сидел, вдруг приехал на рынок персиянин, который сидел
верхом на муле, а сзади него сидела девушка, похожая на чистое серебро,
или на палтус в водоеме, или на газель в пустыне. Ее лицо смущало сияю-
щее солнце, и глаза ее чаровали, а грудь походила на слоновую кость; у
нее были жемчужяые зубы, втянутый живот и ноги, как концы курдюка, и бы-
ла она совершенна по красоте, прелести, тонкости стана и соразмерности,
как сказал о ней кто-то:

И будто сотворена она, как желал бы ты, -

В сиянье красы-не длинной и не короткою.

Краснеет в смущенье роза из-за щеки ее,

И ветви смущает стан с плодами расцветшими.

Как месяц, лицо ее, как мускус, дыхание,

Как ветвь, ее стан, и нет ей равной среди людей.

И кажется, вымыта жемчужной водой она,

И в каждом из ее членов блещет луна красы.

И персиянин сошел с мула и свел на землю девушку, а потом он кликнул
посредника и, когда тот предстал перед ним, сказал ему: "Возьми эту де-
вушку и покричи о ней на рынке". И посредник взял девушку и вывел ее па
середину рынка. Он скрылся на некоторое время и вернулся, неся скамеечку
из черного дерева, украшенную белой слоновой костью, и поставил скамееч-
ку на землю, и посадил на нее девушку, а потом он поднял покрывало с ее
лица, и явилось из-под него лицо, подобное дейлемскому щиту или яркой
звезде, и была эта девушка подобна луне, когда она становится полной в
четырнадцатую ночь, и обладала пределом блестящей красоты, как сказал о
ней поэт:

Соперничал с ней красою месяц по глупости-

Пристыженный он ушел, от гнева расколотый.

А дерево бана, коль со станом сравнять ее,

Пусть руки погибнут той, кто будет дрова носить!

А как хороши слова поэта:

Скажи прекрасной в покрывале с золотом:

"Что ты сделала с мужем праведным и набожным?"

Покрывала блеск и лица сиянье, им скрытого,

Обратили в бегство войска ночей своей яркостью.

И пришел когда мой неслышно взор, чтобы взгляд украсть,

Метнули стражи ланит ее звездой в него.

И посредник спросил купцов: "Сколько вы дадите за жемчужину водолаза
и за газель, ускользнувшую ог ловца?" И один из купцов сказал: "Она моя
за сто динаров!" А другой сказал: "За двести динаров". А третий сказал:
"За триста динаров". И купцы до тех пор пабавляли цену за эту девушку,
пока не довели ее до девятисот и пятидесяти, и продажа задерживалась
только из-за предложения и согласия..." [627]

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот семьдесят первая ночь

Когда же настала восемьсот семьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что купцы набавляли за девушку, пока ее цена
не дошла до девятисот пятидесяти динаров.

И тогда посредник подошел к персиянину, ее господину, и сказал ему:
"Цена за твою невольницу дошла до девятисот пятидесяти динаров. Продашь
ли ты ее, а мы получим для тебя деньги?" - "А девушка согласна на это? -
спросил персиянин. - Мне хочется ее уважить, так как я заболел во время
этого путешествия, и девушка прислуживала мне наилучшим образом. Я пок-
лялся, что продам ее лишь тому, кому она захочет и пожелает, и оставлю
ее продажу в ее руках. Спроси же ее, и если она скажет: "Согласна", про-
дай ее кому она пожелает, а если скажет: "Нет", не продавай.

И посредник подошел к девушке и сказал: "О влады" чица красавиц,
знай, что твой господин оставил дело продажи в твоих руках, а цена за
тебя дошла до девятисот пятидесяти динаров; позволишь ли ты мне тебя
продать?" - "Покажи мне того, кто хочет меня купить, прежде чем заклю-
чать сделку", - сказала девушка посреднику. И тот подвел ее к одному из
купцов, и был это старик, престарелый и дряхлый.

И девушка смотрела на него некоторое время, а потом обернулась к пос-
реднику и сказала: "О посредник, что ты - бесноватый или твой разум по-
ражен?" - "Почему, о владычица красавиц, ты говоришь мне такие слова?" -
спросил посредник. И девушка воскликнула: "Разве дозволяет тебе Аллах
продать меня этому дряхлому старику, о жене которого сказаны такие сти-
хи:

Она говорит, сердясь в изнеженности своей

(А раньше звала меня к тому, что не вышло):

"Не можешь когда сойтись со мною, как муж с женой,

Тогда не брани меня, коль станешь рогатым.

И кажется мне твой айр по мягкости восковым,

И как я ни тру его рукою, он гнется".

И сказано еще об его айре:

Спит мой айр (как презрен он и несчастен!)

Всякий раз как сойтись хочу я с любимым.

А когда я один сижу в моем доме,

Ищет айр мой сражения, ищет боя.

И сказано еще об этом айре:

Мой айр - нехороший, он очень жесток,

И мирно встречает он чтящих его.

Как сплю, он встает, а как встану, он спит.

Аллах, не помилуй того, кто с ним добр!"

И когда старшина купцов услышал от девушки эту безобразную насмешку,
он разгневался великим гневом, больше которого нет, и сказал посреднику:
"О сквернейший из посредников, ты привел к нам на рынок злосчастную не-
вольницу, которая дерзит мне и высмеивает меня среди купцов!" И тогда
посредник взял девушку, и ушел от него, и сказал девушке: "О госпожа, не
будь невежливой: старик, которого ты высмеяла, - старшина рынка и надс-
мотрщик за ценами [628], и купцы советуются с ним". И девушка засмеялась и
произнесла такие стихи:

"Всем судьям в век наш следует истинно -