Чтение 548–й страницы книги ~Тысяча и одна ночь~

И потом он отвесил Нур-ад-дину пятьдесят дирхемов и сказал: "О дитя
мое, ты - юноша молодой годами, а эта невольница - красивая, и, может
быть, твое сердце привязалось к ней и тебе нелегко ее продать. У тебя
ничего нет на расходы, и эти пятьдесят дирхемов кончатся, и ты придешь
ко мне, и я дам тебе взаймы в первый раз, и во второй раз, и в третий
раз, до десяти раз, а если ты придешь ко мне после этого, я не отвечу
тебе на законное приветствие, и пропадет наша дружба с твоим отцом". И
затем старик дал ему пятьдесят дирхемов, и Нурад-дин взял их и принес
невольнице, и та сказала: "О господин мой, пойди сейчас же на рынок и
принеси нам на двадцать дирхемов цветного шелку пяти цветов, а на ос-
тальные тридцать дирхемов принеси нам мяса, плодов, вина и цветов".

И Нур-ад-дин отправился на рынок, и купил все, что потребовала не-
вольница, и принес это к ней, и девушка в тот же час и минуту поднялась,
и, засучив рукава, состряпала кушанье и приготовила его самым лучшим об-
разом, а потом она подала кушанье Нур-ад-дину, и он стал есть, и она ела
с ним, пока оба не насытились. Потом она подала вино и начала пить с
ним, и она до тех пор поила и развлекала Нур-ад-дина, пока тот не
опьянел и не заснул. И тогда девушка в тот же час и минуту поднялась, и,
вынув из своего узла мешок из таифской кожи, развязала его, и вынула из
него два гвоздя, и потом она села, и принялась за работу и работала, по-
ка не кончила, и шелк превратился в красивый зуннар [630]. И девушка за-
верпула зуннар в тряпицу, сначала почистив его и придав ему блеск, и по-
ложила его под подушку.

А потом она поднялась, оголилась и легла рядом с Нур-ад-дином. Она
начала его растирать, и он пробудился от сна и увидел подле себя девуш-
ку, подобную чистому серебру, мягче шелка и свежее курдюка. Она была За-
метнее, чем знамя, и лучше красных верблюдов - в пять пядей ростом, с
высокой грудью, бровями точно луки для стрел и глазами, как глаза газе-
лей. Щеки ее были точно анемоны, живот у нее был втянутый и со складка-
ми, пупок ее вмещал унцию орехового масла, и бедра походили на подушки,
набитые перьями страусов, а между ними была вещь, которую бессилен опи-
сать язык, и при упоминании ее изливаются слезы. И как будто имел в виду
поэт, говоря такие стихи:

И ночь - из ее волос, заря - из ее чела,

И роза - с ее щеки, вино - из ее слюны.

Сближение с ней - приют, разлука же с ней - огонь.

В устах ее - жемчуга, на лике ее - лупа.

А как прекрасны слова кого-то из поэтов:

Являет луну и гнется она, как ива,

И пахнет амброй и глядит газелью.

И мнится, грусть влюбилась в мое сердце

И в час разлуки с ней вкушает близость.

Ее лицо Плеяды затмевает,

И лба сиянье затмевает месяц.

А кто-то из поэтов сказал также:

Открылись они луной, явились нам месяцем,

Как ветви качаются, как лани глядят на нас.

И есть насурьмленные средь них, столь прекрасные,

Что прахом под ними быть Плеяды хотели бы.

И Нур-ад-дин в тот же час и минуту повернулся к девушке, и прижал ее
к своей груди, и стал сосать ее верхнюю губу, пососав сначала нижнюю, а
затем он метнул язык между ее губ и поднялся к ней, и нашел он, что эта
девушка - жемчужина несверленая и верблюдица, другим не объезженная. И
он уничтожил ее девственность и достиг единения с нею, и завязалась меж
ними любовь неразрывная и бесконечная. И осыпал он щеки ее поцелуями,
точно камешками, что падают в воду, и пронзал ее словно разя копьем при
набеге врассыпную, ибо Нурад-дин любил обнимать черноглазых, сосать ус-
та, распускать волосы, сжимать в объятиях стан, кусать щеки и сидеть на
груди, с движениями каирскими, заигрываниями йеменскими, вскрикиваниями
абиссинскими, истомой индийской и похотью нубийской, жалобами деревенс-
кими, стонами дамиеттскими, жаром саидийскпм и томностью александрийс-
кой. А девушка соединяла в себе все

Эти качества вместе с избыточной красотой и изнеженностью, и сказал о
ней поэт:

Вот та, кого целый век забыть я стремился,

Но все ж не склонялся к тем, кто не был к ней близок,

Подобна она луне во всем своем облике,

Прославлен ее творец, прославлен создатель!

И если свершил я грех великий, любя ее,

То нет на раскаянье мне больше надежды.

Бессонным из-за нее, печальным, больным я стал,

И сердце смущенное о ней размышляет.

Сказала она мне стих (а знает его лишь тот,

Кто рифмы передает и доблестен в этом):

"Известна ведь страсть лишь тем, кто сам испытал ее,

И знает любовь лишь тот, кто сам с ней боролся".

И Нур-ад-дин с девушкой провели ночь до утра в наслаждении и радос-
ти..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот семьдесят пятая ночь

Когда же настала восемьсот семьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Нур-ад-дин с девушкой провели ночь до
утра в наслаждении и радости, одетые в одежды объятий с крепкими застеж-
ками, в безопасности от бедствий ночи и дня, и спали они в наилучшем
состоянии, не боясь при сближении долгих толков и разговоров, как сказал
о них поэт превосходный:

Посещай любимых, и пусть бранят завистники -

Ведь против страсти помочь не может завистливый.

И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,

Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем.

Обнялись они, и покров согласья объемлет их,

А подушку им заменяют плечи и кисти рук.

И когда сердца заключат с любовью союз навек,

По холодному люди бьют железу, узнай, тогда.

О хулящие за любовь влюбленных, возможно ли

Поправленье тех, у кого душа испорчена?

И когда дружит хоть один с тобой - он прекрасный друг.

Проводи же жизнь ты с подобным другом и счастлив будь!

А когда наступило утро и засияло светом и заблистало, Нур-ад-дин про-
будился от сна и увидел, что девушка уже принесла воду. И они с девушкой
умылись, и Нур-ад-дин совершил надлежащие молитвы своему господу, и за-
тем девушка принесла ему то, что было под рукой из съестного и напитков,
и Нур-ад-дин поел и попил. А после этого невольница сунула руку под по-
душку и вытащила зуннар, который она сделала ночью, и подала его
Нур-ад-дину, и сказала: "О господин, возьми этот зуннар". - "Откуда этот
зуннар? - спросил Нур-аддин. И девушка сказала: "О господин, это тот
шелк, который ты купил вчера за двадцать дирхемов. Поднимайся, иди на
рынок персиян и отдай его посреднику, чтобы он покричал о нем, и не про-
давай его меньше, чем за двадцать динаров чистыми деньгами на руки". -
"О владычица красавиц, - сказал Нур-ад-дин, - разве вещь в двадцать дир-
хемов, которая продается за двадцать динаров, делают в одну ночь?" - "О
господин, - ответила девушка, - ты не знаешь цены этого эуннара. Но пой-
ди на рынок и отдай его посреднику, и, когда посредник покричит о нем,
его цена станет тебе ясной".

И тогда Нур-ад-дин взял у невольницы зуннар и пошел с ним на рынок
персиян. Он отдал зуннар посреднику и велел ему кричать о нем, а сам
присел на скамью перед одной из лавок, и посредник скрылся на некоторое
время, а потом пришел к нему и сказал: "О господин, вставай, получи цену
твоего зуннара. Она достигла двадцати динаров чистыми деньгами на руки".
И Нур-ад-дин, услышав слова посредника, до крайности удивился, и затряс-
ся от восторга, и поднялся, чтобы получить свои двадцать динаров, а сам
и верил и не верил. Получив их, он тотчас же пошел и купил на все деньги
разноцветного шелку, чтобы невольница сделала из него всего зуннары.

И затем он вернулся домой, и отдал девушке шелк, и сказал ей: "Сделай
из него всего зуннары и научи меня также, чтобы я работал вместе с то-
бой. Я никогда в жизни не видел ни одного ремесла лучше и больше по за-
работку, чем это ремесло. Клянусь Аллахом, оно лучше торговли в тысячу
раз!" И девушка засмеялась его словам и сказала: "О господин мой
Нур-ад-дин, пойди к твоему приятелю москательщику и займи у него трид-
цать дирхемов, а завтра отдай их из платы за зуннар вместе с пятьюде-
сятью дирхемами, которые ты занял у него раньше".

И Нур-ад-дин поднялся, и пришел к своему приятелю москательщику, и
сказал ему: "О дядюшка, одолжи мне тридцать дирхемов, а завтра, если за-
хочет Аллах, я принесу тебе все восемьдесят дирхемов разом". И старик
москательщик отвесил ему тридцать дирхемов, и Нур-аддин взял их, и пошел
на рынок, и купил на них мяса, хлеба, сухих и свежих плодов и цветов,
как сделал накануне, и принес все это девушке; а имя ее было Мариамку-
шачница. И, взяв мясо, она в тот же час и минуту поднялась и приготовила
роскошное кушанье и поставила его перед своим господином Нур-ад-дином, и
потом она приготовила скатерть с вином и начала пить вместе с юношей. И
она стала наливать и поить его, и Нур-аддин наливал и поил ее. И когда
вино заиграло в их уме, девушке понравилась прекрасная тонкость
Нур-ад-дина и нежность его свойств, и она произнесла такое двустишие:

"Спросила стройного, как поднял чашу,

Что пахнет мускусом его дыханья:

"Из щек ли выжали твоих ту влагу?"

Ответил: "Нет, вино из розы жмут ли?"