уставилась на него; волосы у нее слиплись от пота, глаза выпучились и
странно поблескивали: ?эллиндж?, назвали бы такой взгляд в Сассексе -
чумовой.
привычка.
возвращайся в кровать. Ну куда тебе спешить? Мы помоемся, позавтракаем.
Хороший плотный завтрак, это ж тебе будет в самый раз.
слышал. Отключили, что ли? Эта мелочь почему-то встревожила Хетти.
Булочки и кофе, это совсем недорого.
кроватью, и пригладила растрепанные волосы.
перепихнемся.
простыню. - Иди сюда и пощупай меня, везде, глядишь, и встанет. - Она лежала
в ожидании.
помял пышные, упругие груди. Но даже вся эта несомненная роскошь не
произвела на лысого практически никакого впечатления - он сонно пошевелился,
и не более.
проговорила Хетти, - но если хочешь, я заставлю его встать прямо сейчас.
Connaissez-vous la belle gamahuche?
уже это знал. Она всегда проделывала такое со своими мужчинами и говорила,
что они с ума от этого сходят. Это то, что называется минет, французское
удовольствие.
гиперболический элемент обсценной идиоматики. Возможность физической его
реализации, более того - возможность стать объектом такой реализации,
ошеломляла. Он подергал себя за бороду.
заверила его Хетти, - но ты другое дело, ты мне нравишься.
честное слово, я это совершенно серьезно.
вызвал у Мэллори дрожь блаженного отвращения.
помню как там тебя звать по-настоящему, но точно помню, что видела твой
портрет в газете. Ты - знаменитый ученый, и у тебя уйма денег. Правда ведь,
да?
такой мужик, как ты, может крупно влипнуть. А с Хетти Эдвардес ты в полной
безопасности, потому что я имею дело только с джентльменами и не болтаю
лишнего.
Хеймаркете. Ты придешь на меня посмотреть?
лестнице, он до крови ободрал голень о педаль прикованного к перилам
велосипеда.
же он его узнал. Такое небо не раз вставало перед его внутренним взором -
плоский, низко нависший купол, в край наполненный гремучей смесью пыли и
отвратительных испарений, вернейший предвестник катастрофы.
уже около восьми утра. Рассвет наступил, но не принес с собой дня. Вот такое
же точно небо видел сухопутный левиафан после громового удара Великой
Кометы. Для чешуйчатых исполинов, вся жизнь которых состояла в наполнении
непомерно огромных желудков, для несметных орд, беспрестанно перемещавшихся
по фантастически изобильным джунглям в тщетной надежде утолить свой
неутолимый голод, это небо было небом Армагеддона. Полыхали пожары,
мезозойскую Землю хлестали ураганы, бушующая атмосфера насытилась кометной
пылью и дымом, планету окутал мрак. Гибли лишенные солнечного света
растения, а вслед за ними и могучие динозавры, жестко адаптированные к
рухнувшему, безвозвратно ушедшему в прошлое миру. Но в наступившем Хаосе еще
активнее заработали механизмы эволюции, прошло какое-то время, и
опустошенную Землю заселили новые, странные и неожиданные существа.
глаза. Масштабы бедствия вызывали благоговейный трепет. По мостовой лениво
перекатывались огромные клубы желтого, до рези в глазах едкого тумана,
видимость ограничивалась тремя десятками футов.
нормальные времена - самую оживленную улицу Уайтчепела. Теперь же она
напоминала поле недавней битвы: густо усыпанный битым стеклом асфальт, и -
ни души.
булыжники, выковырянные на боковых улицах, летели направо и налево, как
метеоритный дождь. По ближайшей бакалейной лавке будто прошелся ураган,
оставив на тротуаре грязные сугробы муки и сахара. Мэллори пробирался среди
взлохмаченных кочанов капусты, раздавленных слив, расплющенных жестянок с
консервированными персиками и в хлам разбитых копченых окороков. Сырая,
густо рассыпанная мука сохранила самые разнообразные следы: вот грубые
мужские башмаки, вот босые детские ноги, а здесь прошлись изящные женские
туфельки, и рядом - смутная бороздка, кринолин зацепил за землю.
прилично одетые, все в масках.
Двигались они неторопливым, прогулочным шагом и о чем-то вполголоса
переговаривались.
конфекцион Мейера?, ?Галантерея Петерсона?, ?Парижская пневматическая
прачечная Лагранжа? - везде разбитые витрины и сорванные с петель двери.
Фасады лавок подверглись массированной бомбардировке булыжниками, кирпичами
и сырыми яйцами.
некоторых - нагруженные тележки, хотя никто из них не похож на уличного
торговца. С лицами, закрытыми масками, эти люди казались усталыми, чуть
смущенными и печальными, словно только что похоронили любимую тетю. Около
разграбленной сапожной мастерской они остановились и начали с вялым
энтузиазмом стервятников подбирать разбросанную по мостовой обувь.
распутству, Лондон превратился в средоточие анархии. Ему сейчас следовало
быть дома, в мирном Сассексе, в кругу своей семьи. Вместе с братьями и
сестрами готовиться к свадьбе Маделайн, дышать чистым деревенским воздухом,
есть здоровую домашнюю пищу, пить домашнее пиво. Внезапно его охватил острый
приступ тоски по дому, он спросил себя, какая дикая смесь похоти, амбиций и
обстоятельств забросила его в этот жуткий, насквозь прогнивший город. Он
задумался, что делают сейчас его домашние. Сейчас. А который сейчас час?
сейфе Дворца палеонтологии. Красивые часы, купленные для милой Маделайн,
находились и близко, и почти вне досягаемости. До Дворца - семь миль. Семь
миль бурлящего хаоса.
расстояние. Мэллори задумался, ходят ли хоть какие-нибудь городские поезда
или паробусы. А может, удастся поймать кэб? Да нет, лошади бы задохнулись в
этом гнилом тумане. Придется идти на своих двоих. Все говорило, что попытка
пересечь Лондон - дикая глупость, что было бы гораздо умнее крысой забиться
в какой-нибудь тихий подвал, сидеть там и дрожать в надежде, что катастрофа
пройдет стороной. И все же Мэллори обнаружил, что плечи его расправляются, а
Шекли Роберт
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Соломатина Татьяна