остановиться, еще можно повернуть назад, а "демоний" просто вопит:
стой, дурак, стой! Не делай этого, не совершай глупой ошибки, цена
которой - жизнь! Еще можно отмотать назад это кино - потом не
поправишь, подумай дважды и трижды, прежде чем сделать оставшиеся
шаги...
дня, как узнал правду. И что? Еще подумай...
человека, воспитанного в Школе, мои действия более чем неадекватны.
Прости меня, Дима: у тебя будут неприятности, но не за них ты меня
прости, а за то чувство вины и беспомощности, что я тебе оставляю. Ты
ведь не простишь себе моей гибели, ты станешь винить в ней прежде
всего себя, наплюешь на выводы следствия и в мучительном запоздалом
самобичевании припомнишь каждую минуту нашего общения, каждое
несказанное слово, которым ты мог бы меня предостеречь, помешать
нелепой, как тебе покажется, случайности, но не предостерег и не
помешал. И ты придешь к единственному и неизбежному для тебя выводу:
ты виноват. А когда ты узнаешь, что я жив... Впрочем, лучше тебе не
знать.
ближе к тому берегу. Лед тонок, но пока держит мой вес. Пора? Нет, еще
шагов пять. Четыре, три, два, один...
- адское пламя в мозгу, адская боль. Теперь ее не приглушишь, не
обманешь наивной выдумкой: мол, иду по дрова - "демонию" предельно
ясны мои намерения. Еще немного... Знаю: как только я окажусь подо
льдом, боль исчезнет сама собой и "демоний" смирится, потому что уже
ничего нельзя будет изменить...
трещишь!..
цепляясь за края полыньи. Мышцы сработали сами, словно я в самом деле
тону, и это к лучшему: может быть, останутся следы моего цепляния.
Понятен ужас провалившихся в полынью, очень даже понятен! Течение
тянет меня туда - в черное, холодное, жуткое. Холода пока не чувствую,
он скажется потом, не сразу, а пока - жарко... Пора. Еще раз для пробы
вдохнув воздух через загубник, перестаю цепляться...
уползает под лед рюкзак, что зажат у меня в руке. Страшное, наверное,
зрелище - хорошо, что никто не видит...
4
(вот уж садистский инструмент!) подбросил меня на тахте.
только левосторонняя. И очень кстати здесь Ольга, леди моя Белсом. То
есть не она здесь, а я у нее, ввалился внезапно - "чудовище вида
ужасного". Просто поражает, с какой предусмотрительностью вел себя
поганый мой "демоний", если сразу после моего знакомства с "Надеждой"
велел мне приготовить себе нору. Заранее исследовал все возможные
развилки, стелил соломку там, где я мог оступиться в своих шараханьях,
знал, подлец, с кем имеет дело!
марта, а сегодня восемнадцатое. Шесть дней. Вряд ли Кардинал еще не
понял, что я обдурил его, а я, как ни странно, все еще на свободе.
учинил, - истинно детский сад, штаны на лямках... И все в мире детский
сад и шебуршанье. Не придумано еще такого, чему Кардинал поверил бы
безоговорочно.
смирился мой "демоний", сдался, а вернее, успел оценить новую
ситуацию, и теперь наши с ним устремления совпадают: оба мы жаждем
залечь на дно, зарыться в ил и не высовываться. Отрадно, черт подери!
где мои ботинки?
Лежал, в окно смотрел, радовался. Синичка прилетала, сидела на твоем
свитере. Просто сидела и смотрела на меня. А я на нее. Хорошая такая.
осталось ли на свитере конкретных следов пребывания синички. Не
осталось. А когда она вернулась, я как-то сразу понял, что разговор
пойдет иной, что мне от него не отвертеться и что скидок на
болезненность не будет.
неделями, то вдруг являешься черт знает в каком виде - и лечи тебя. Ни
разу никуда не позвонил отсюда. Прячешься, что ли?
всей этой шумихи кое о чем догадывалась... Эпидемия самоубийств, да?
ситуацию?
не знаю сколько времени. Долго. Потом она сходила на кухню и принесла
из холодильника водку. Что ж, рассудила верно. Мы молча выпили по сто
и еще по сто, и только после этого она спросила:
очередь. Об этом в русской литературе столько написано, что не
подумать невозможно. Только я не сужу. Это меня судят. И тебя. И
вообще всех и каждого.
солнцем...
Я ведь сразу поняла, что ты меня используешь. Если бы я была нужна
тебе хотя бы как женщина для постели... А так - не о чем жалеть. Ты
сам сделал все для того, чтобы я не влюбилась в тебя, как кошка.
Спасибо, а только рано или - поздно кому-нибудь из нас это должно было
надоесть первому. Надоело мне. Скажи-ка лучше: я с самого начала была
нужна тебе только для того, чтобы ты мог при случае у меня отлежаться?
мне интересен. Мы квиты. Что еще? Только договориться о том, когда ты
уйдешь. Нет, я тебя не тороплю, ты не думай.
легчайший. - Ну, может, послезавтра.
Она посмотрела на меня с интересом. Почти с таким же любопытством, как
тогда, в День нашего знакомства возле тела ее покалеченного дружка. -
Ты умеешь путешествовать стопом?
нежным настолько, насколько меня на это хватало, а она была то
грубовата и ненасытна, то нежна так, как мне и не снилось, совершенно
невероятной, запредельной нежностью... Сколько у меня после Юлии
перебывало баб - ни с одной я не испытал ничего подобного... Я знал,
что это в последний раз. И она это знала. Уже под утро я понял: она
врала. Врала, говоря, что я ей надоел. Врала, говоря, что мы квиты.
Врала для того, чтобы легче перенести потерю - или для того, чтобы
стало легче мне? А утром меня кольнуло.