устремилась ввысь, к подножию невидимого отсюда Успенного леса; похоже было,
что подходили основные силы противника.
- крикнул Харр, запоздало радуясь, что из его людей не полег еще ни один.
остриями, беспорядочно натырканными на добрых двадцать шагов влево и вправо.
Харр рубанул за собой ветви, попрыгал на них, уминая, - не так чтоб очень-то
ладно, но сойдет. И тут же услыхал змеиный шелест; сверху разом слетели,
разворачиваясь, упругие травяные веревки.
скороспешникам! Зависли над водой, оглядывая берег, но мельтешащие вокруг
них пирли не позволили бы им хоть что-то рассмотреть даже тогда, когда вовсю
сияла лихая звезда. Не заметив засады и, видно, предположив, что истошные
крики - следствие переломанных рук и ног, как бывает при неумелом прыжке,
они разом раскачались и по громкому "хэк!" - видно, командир был в первой
партии - попрыгали на светлеющий песчаный берег.
исключив эту ночь из собственных ратных подвигов.
забили беспрепятственно и покидали в воду, на стремнину, благо полноводье
тому способствовало. Следовавшие за ними, услыхав явный шум короткой
схватки, на всякий случай изготовились, но не шибко - не сомневались, что
перевес был на стороне своих. Но и с этими затора не вышло. Беда была только
в том, что забивать-то сыпавшихся сверху налетчиков забивали, да вот новые
копья, взамен поваленных да унесенных водой, заново втыкать не успевали.
Росла и гора тел, заслоняющих острия, и Харр понял, еще немного - и те, что
нескончаемой вереницей скользили по крученым веревкам, будут
беспрепятственно приземляться на гору неубранных тел, как на перину. Тогда,
уловив того, кто миновал поредевшее заграждение, он сшиб своего пленника
наземь, приставил к горлу острие меча и свистящим шепотом пообещал:
засада, мол!
тихрианского веса, набрал полную грудь воздуха и послушно заорал:
что подкоряжник на своем лесном жаргоне сказал, что ведено.
запнулся, приостановив скольжение в смертельную темноту, а затем концы
веревок замотались, поддернулись - и исчезли.
кустарник, угнездившийся в трещинах обрывистого склона.
прижимавший коленом мокрого пленника. - Эй, вонючка подкоряжная, как
думаешь: полезут еще твои в нынешнюю ночь?
исчез, видно, пырнул, опасаясь, как бы все-таки не добили дротиком.
За поворотом выползет, обсохнет - и к нам.
Харру про возможности спуска сверху. - А завтра наймется в лихолетцы, это
как пить дать.
от того будут куски рвать.
поостереглись.
снова наярятся. С другой стороны, амант ваш уже услыхал, поди, что все
стихло, - авось подмену пришлет.
зеленоватого солнышка притопали к воротам; страж, прятавшийся наверху, за
массивным колоколом надвратным, придирчиво их осмотрел и только тогда дал
знак, чтобы отодвигали щитовой заслон. Ворота приоткрылись на совсем
узенькую щелку; Харр пропустил всех вперед, придирчиво оглядывая, нет ли
урона: поцарапаны были четверо, но легко. Последним шел пожилой.
колья да остроги послал ставить засветло, а на большой дороге ловушек
соорудил пару-другую, не менее. А я спать пошел.
недолго. Ежели подкоряжники добрались до Махидиного жилья, то надо еще будет
искать нового пристанища.
потасовок. "Ишь, лихолетец, а распоряжается", - услышал он за спиной шепот
привратного стража. Ворочаться и внушать к себе уважение наиболее доступным
страже образом что-то не хотелось. Он быстро добрался до знакомого проулка,
так и не увидев ни одного валявшегося тела - видно, перехвалил амант своих
наемников, отсиживались они ночью, предпочтя целую шкуру каким-то обещанным
ножевым. Дом Махиды был пуст и нетронут - в самом деле, не мог же Иддс
отпустить девку на ночь глядя, да еще на какую ночь! Ладно, пусть утречком
за счет аманта покормится, а там уж разбираться будем.
ложе и, едва прикрыв чресла ласковой шкуркой, захрапел на добрые десять
дворов.
мясом, обильно приправленным незнакомыми пряностями. Первое, что бросилось
ему в глаза, - ведерный кувшин, стоящий возле постели, и только потом - сама
хозяйка дома, сидящая на пороге, подставив лицо солнышку. Три ряда новеньких
блестящих бус отягчали ее шею.
ластушкой, как заплескались по его телу тревожные ладони - не ласкали, а
бережно выискивали следы недавнего смертоубоища, - Харр почувствовал что-то
новенькое: кажись, перестала она видеть в нем гостя захожего, обнимала как
мил-друга ненаглядного. Повысила в звании, одним словом. Харр запустил
пальцы под туго заплетенные косички, заглянул в чуть косящие лютиковые
глаза:
обжаренный желудь, забавно сморщился:
придет-прибежит, как подрастет чуток... - и запнулась, спохватившись.
же отозвалось в каждой пяди его тела памятью о недавних боевых тяготах; и
тут же, как тень от блеска оружного, из той же самой боли-бремени поднялся
неподвластный разуму черный хмель самой что ни на есть звериной похоти. И
почему это каженный раз после драки вот так разбирает, ну прямо хоть к
ножнам прикладывайся?
под боком, стелилась, шелопутная, точно травушка шелковая...
не ко времени припорхнула Мади:
вон вылетать. Может, и прав был ее сивый дед, что заказал ей дорогу на
блудный двор?
амантовыми подарениями похвастать! Эй, умница, иди, полдничать будем.
привычном месте, глядя сладкоголосому рассказчику в рот - не за угощением
пришла, за сказками.
язычок разомнет.
несметное порубанным по воде спустил, что дары бесценные за то от всех трех
амантов получил...
небывалым богатством, в котором была хоть и малая, но и ее личная и вполне
заслуженная доля. - Держи карман - дары! Горстка грошиков да урыльник с
вином прокисшим...
в куст можно было закинуть, до утрева. Махиду уже понесло, удержаться она не
могла. - А сейчас мы бы их достали - в проулках-то, поди, ни одного поганца
пришибленного не осталось!
нашли вроде, так там несколько старух сцепились...
себе, о чем речь. - На хрен мне дохлые подкоряжники?