Появился перекресток, заваленный грудами темных обломков. Левая гусеница
зацепилась за какие-то тянувшиеся, как паутина, провода, автомобиль
дернулся, и двигатель умолк.
окнам. Вокруг стояли голубоватые великаны, внизу лежала глубокая тень, в
которую свет наших фар врезался двумя желтыми полосами. Эти полосы
упирались в груду щебня, загородившую нам путь. Я запустил двигатель и
начал отводить машину назад. Воя на заднем ходу, автомобиль съехал под
огромную отвесную стену. Свет, исходивший от нее, ударил в окна, и на
секунду в наших шлемах задрожали голубоватые огоньки. Пришлось вернуться и
ехать другой дорогой. По широкой спирали мы поднялись на верхний ярус
улицы. Двигатель работал ровно и тихо; только под звеньями гусениц все
время трескались и разлетались осколки стеклянной массы. Мы ехали метрах в
двадцати над нижним ярусом; с обеих сторон двигались яйцеобразные купола,
иногда попадался плоский диск, стоящий на огромных колоннах и слегка
наклонный, как циферблат апокалиптических солнечных часов, встречались
подковообразные пролеты и снова здания, похожие на книги или с
вертикальными рядами полукруглых выступов, окруженные пучками гладких
труб. Двигатель шумел, мы проезжали улицу за улицей, а картина была все та
же: бесконечный, безмолвный, без конца и края город светился в темноте; в
глухой тишине потрескивал щебень под гусеницами; одни кварталы отступали и
скрывались, а на их место выплывали новые, такие большие и высокие, что
холодный блеск их верхушек прятался в тумане, плывшем с невидимого неба.
на середину площади, окруженной широкой раскинутой анфиладой. Здания,
казавшиеся с высоты верхнего яруса еще более монументальными, вблизи
представляли мрачное зрелище и были покрыты тонкой сеткой трещин. Кое-где
стены осели, как пласты воска, опаленные жаром, и с них свисали толстые
сплетения застывшей стекловидной массы. Миновав площадь, мы попали в узкий
промежуток между двумя крыльями огромного здания, поднимавшегося,
казалось, до облаков. В глубине мелькали хороводы огней, то высоко, то
низко, а мимо нас плыли контуры зданий, все более текучие, одни странно
изуродованные, словно вздутые, другие с сорванными и скрученными в трубки
кусками светящейся массы, сверкавшей, даже будучи раздробленной в мелкую
пыль. Мы заметили, что вращающиеся гусеницы нашего автомобиля тоже начали
светиться.
мимо нас лишь беспорядочное нагромождение самых разнообразных минералов
или образовавшиеся в течение целых эпох залежи гигантских кристаллов,
опаленных вулканическим огнем, потрескавшихся и выветрившихся в ураганах
пустыни. Но вдруг из-под щебня появлялся участок гладкой как стекло
мостовой или мелькал на углу кусок трубы со следами швов на выпуклой
поверхности - несомненное доказательство работы каких-то живых существ.
Тогда я шире открывал глаза и прижимал шлем к стеклу, чтобы увидеть,
наконец, хоть одного из обитателей этого безмолвного, хотя и ярко
освещенного города.
странными и причудливыми. То здесь, то там среди светящихся плит темнели
клубки как бы оборванных щупальцев, змей или кабелей. Потом, когда сверху
дорогу пересек темный силуэт моста, мне показалось, что под опорами лежат
огромные звериные туши, от которых свет отражается серебристыми бликами,
как от громадных рыб. Вблизи я разглядел висячие воздушные конструкции, а
под ними лежащие грудой длинные сплюснутые сигары, словно корпуса ракет
или самолетов, окруженные спиральными поясами, погнутыми и разорванными.
Мы въехали под развалины моста, на миг погрузились в полный мрак, который
фары прорезали надвое желтыми полосами, и вынырнули по другую сторону. Тут
уже не было даже и следа мостовой, а грунт превратился в какую-то
полустеклянную, полушлаковую заскорузлую массу, по которой гусеницы
скользили, ломая тонкую корку, попадали в пустоты и начинали буксовать со
страшным лязгом.
простиралась холмистая пустыня, на которой стояли блоки, словно застывшие
в момент плавания, - исковерканные, переплетенные, как увеличенные в
тысячи раз фестоны, витки и гирлянды, в которые превращается, оплывая,
парафиновая свеча.
стекловидный строительный материал. Они поднимались над грудами развалин,
развороченные, черные, отсвечивающие ржавыми пятнами в свете фар. Ночная
темнота, отгоняемая на улицах к небу высокими зданиями, лежала здесь у
самой земли. Вдруг, когда машина, объезжая неглубокую воронку, повернула
вбок, в полосах света наших фар мелькнули две скрюченные фигуры. Я тотчас
же затормозил и дал задний ход, одновременно направив в ту сторону сноп
света. На тлеющем голубоватом фоне выделялись фигуры двух карликов. Я
усилил свет - это были два обломка столбов, наполовину погрузившихся в
грунт.
отдалении. Неподвижно светясь, они опоясывали пространство широким
кольцом.
сквозь фильтр, светом: фосфоресцирующий шлак был смешан с темным не то
каменным, не то металлическим щебнем. Ехать было все труднее: равнина
переходила в небольшой, но крутой склон. Двигатель захлебывался от рева,
гусеницы, напрягаясь, пронзительно скрежетали, зарываясь временами чуть ли
не по самые оси. Вдруг двигатель взвыл от перегрузки. Мы достигли вершины
склона, и я затормозил.
неровный свет с грязно-фиолетовыми, желтоватыми и зелеными оттенками, как
от гнилья. Дно было гладкое, вогнутое, пустое, но в глубине образующей его
стеклянистой массы маячили какие-то вплавленные в нее, как в янтарь,
жилистые скрюченные тени, корпуса машин, фигуры.
и мне не удалось произнести ни звука. Кто-то коснулся моего плеча и дал
знак повернуть. Я молча кивнул, запустил двигатель, и мы медленно
двинулись вокруг кратера; а за стеклами плыли черные, погрузившиеся в
грунт развалины, словно корпуса огромных машин, слившиеся в бесформенную,
оплывшую массу. Наконец мы вернулись на нижний ярус улицы, где ехать было
легче.
Я стиснул руки на штурвале и, вслушиваясь в шум двигателя, смотрел вперед,
а улицы вились и вились без конца. Сверху отбрасывали отсвет огромные
гладкие стены, закругленные углы, опоры, колонны; над нами проплывали
черные навесы других ярусов. Я не мог оторвать взгляда от этого зрелища -
такого величавого и неподвижного, словно все, что здесь находилось, должно
было стоять вечность, озаряя ночь все тем же голубоватым сиянием. От
обилия впечатлений я был словно в тумане и иногда забывал даже, что рядом
сидят товарищи; мне казалось, будто это путешествие во мраке продолжается
не часы, а целые годы. Случайно обернувшись и увидев, что Райнер с
Арсеньевым записывают показания приборов и сравнивают движения стрелок на
индикаторах излучения, я удивился, как может их занимать еще что-нибудь,
кроме этих безмолвных светящихся контуров, проплывающих за окнами.
до моего плеча, приказывая сворачивать то вправо, то влево; я не сразу
понял, чем он руководствуется в выборе пути, но потом заметил, что он
следит за шкалой индукционного аппарата.
остановиться. Двигатель умолк. Мы инстинктивно плотнее затянули
герметические затворы шлемов и вышли через откидную дверцу. Мостовая была
усыпана мелкими опилками, светившимися так, словно в каждый стеклянный
осколок была вплавлена серебряная искорка. Шум шагов гулко раздавался в
тишине. Иногда ветер гнал по каменным плитам тучи пыли и свистел где-то
поверху, как разрезаемые листы железа.
пучок оборванных проводов толщиной в руку. Дальше из-за плоской стены
блока виднелся дугообразный фасад большого здания. В глубине улица
расходилась на три стороны: две ветви шли вверх, третьей был тоннель,
обращенный к нам огромным светящимся устьем. Внутри он суживался, как
конусообразная, закрученная в виток раковина.
индукционный аппарат, перевесил его через плечо и вызвал нас. Мы собрались
возле него. Последним подошел Солтык: он долго стоял у машины, пытаясь
направить свет фар вглубь винтового тоннеля.
надоедливыми потрескиваниями; и чтобы лучше слышать друг друга, мы должны
были сближать шлемы.
астроном.
обоих, потому что Осватич еще лежит, а Лао Цзу чувствует себя лишь
немногим лучше. - Он взглянул на часы. - Дорога туда и обратно должна
занять не более трех часов, включая время, нужное для погрузки материалов.
двинулась, слегка покачиваюсь. Мы следили за ней глазами: она скрылась за
поворотом, и некоторое время еще слышался громкий рокот двигателя, -
очевидно, машина пробивалась через кучу песка или щебня, - потом все
утихло, только высоко над нами свистел ветер.