свинцового стекла, они проходят так долго. Ялко сжимал его локоть крепко,
до боли, но и боль эта не мешала, была даже приятной, успокаивала... Они
все шли и шли в темноте. Шли до тех пор, пока темень не стала редеть,
исчезать, незаметно превращаться в сероватую мглу. Мгла становилась
белесой, а затем такой, каким бывает небо в раскаленный полдень. И полдень
настал. Постепенно заголубел над головой яркий купол. Искристый, словно
сотканный из мириад звезд, пылающих и днем. Пылающих и не палящих зелень.
Удивительно свежую, мягкую, видневшуюся везде - и под ногами, и дальше,
вплоть до отлогих, спокойных холмов.
приветливой травы, при каждом глотке воздуха, пахнущего цветочной пыльцой
и росинками ночи. Хотелось броситься на эту ласковую, упругую траву, но и
хотелось идти дальше, к заманчивым рощам, к синеющим вдали озерам, к
горам, кокетливо прикрытым сиреневой дымкой... И они шли. Долго.
Бесконечно долго, нигде не встречая укатанных дорог, прокопченных зданий,
машин и реклам. Шли, валялись в траве, и обрывали фиолетовые листки с
кустов, и пили прозрачную воду из чистых, что-то нашептывающих ручьев.
Взбирались на холмы и весело скатывались в долины, не похожие одна на
другую... Шли и шли, не уставая. Шли, как на звонком празднике. Вдыхали
ароматы неведомого мира, впитывали его умиротворяющую сущность и, не
встречая никого, не чувствовали себя одинокими в этом живом мире. Мир
странный, но не пугающий, таинственный и не чуждый, оказался приветливым,
не вызывал опасений, представлялся радостным и вселял радость. Казалось:
он мыслит, существует осмысленно.
чтобы ощутить самого себя, но невозможно было нарушить царивший вокруг
покой, боязно было сказать хотя бы слово, никогда еще не звучавшее здесь,
еще никем не произнесенное и, как знать, вероятно, разрушившее бы прелесть
всего увиденного. Насытиться созерцанием открывшегося мира было
невозможно. Хотелось без конца бродить и смотреть, впитывать никогда еще
не виданные краски, незнакомые запахи, хотелось новых встреч с
неизведанным...
Неистово-голубой купол над ними мгновенно померк, дневное сияние
обратилось в свет ночных звезд, и, хотя все их окружавшее не исчезло, а
только помрачнело, стало тревожно, почти страшно.
четырехсантиметрового стекла, а через услужливо раздвинутые кем-то двери.
Ялко поспешил к пульту. Крэл оглянулся назад. Огромные стекла были на
своем месте, чернели, поблескивали, отражая разноцветные лампочки
приборов, и за толстыми стеклами балкона, нависшего над давным-давно
потухшим вулканом, продолжали свою загадочную деятельность протоксенусы.
почему-то удержался и поспешил разыскать Инсу. Она была в своей
лаборатории. Радостно возбужденная от ощущения кипящей вокруг нее работы,
окруженная помощниками, она кивнула Крэлу, бросила нетерпеливо "подожди
минутку" и вновь склонилась над прибором.
общество, по обыкновению, собралось на нижних террасках. Здесь
устраивались кто как мог - в шезлонгах, за маленькими столиками или на
низких парапетах, огораживавших крутые склоны. Вокруг говор, болтовня,
шутки - словом, привычное оживление, и Крэл, хотя и сидел с Инсой за
отдельным столиком, никак не мог начать говорить о недавно случившемся.
сотрудник?
за чем-нибудь или каким-то другим способом на время удалить из пультовой?
Крэл рассказал Инсе о путешествии, совершенном вместе с Ялко.
ты!..
виду, что они с Крэлом замышляют что-то недозволенное. Проделала она все
это быстро, почти шаловливо, но, как только дежурный ушел, встревожилась:
вернемся оттуда?
я не пойду.
шли быстро, уверенно и... больно стукнулись о стекло.
взгляда Крэла. Он стоял, упершись лбом в холодное стекло, и молчал. Стоял,
пока Инса не потянула его за рукав.
на него пытливо, тревожась за него. Ялко давно казался ей странным. Его
контакты с протоксенусами, его тяга к ним, такая же, как в свое время у
Лейжа, даже, пожалуй, большая, пугала, вызывала мысли о его нервной
неустойчивости, болезненном состоянии. А вот теперь Крэл...
случится, Крэл!.. Никому не говори. Никому, даже деду. Особенно Хуку...
Ваматру. Как и предполагала Инса, ничего, кроме конфуза, из этого не
вышло. Ваматр шумел, нес нечто невразумительное и из одной крайности
впадал в другую. То он с восторгом кричал о достигнутом наконец прорыве
через Пространство, подчеркивая, что произошло это благодаря мгновенно
полученной Информации, то с издевкой говорил о Ялко, намекая на его
неуравновешенность.
бы я знать? В отпуск! Распорядитесь тотчас же отправить Ялко в Европу. Он
зарабатывает у нас неплохо, холостяк. Куда он деньги девает? Впрочем, это
его дело. Пусть сегодня же едет в... Я не знаю, куда в таких случаях надо
ехать. Все равно пусть едет... А вы, Крэл... Господи, такой
здравомыслящий, трезвый, человек и вдруг поддались гипнотическому
внушению. Я вот... Никому-то я не поддаюсь, а ведь так хорошо было бы
побывать там, в этом очаровательном мире!..
ведь никому не удержать, расскажет всем. Начнут смеяться над нами. Пошли и
стукнулись лбами.
которым мы столкнулись, сложное, загадочное, оно еще непостижимо для нас.
Все надо фиксировать, записывать, обсуждать. Не упускать из поля
наблюдения даже то, что сегодня может казаться странным, что не вяжется с
нынешними представлениями о привычном мире. Многое, не понятое нами,
станет понятным для тех, кто придет после нас. Мы ищем истину, и истина
должна стать достоянием всех ученых.
Инса обозлилась. - Забыл, что ему самому чудилось на острове и даже в
собственной лаборатории. Лимоксенусы, видите ли, его хотели съесть! - Инса
постучала своим крепким кулачком о ладонь. - А деду я еще покажу. Устрою
ему... Хуку тоже!
больше.
сменилось настороженностью.
появляться изображения. Теперь это уже были не отдельные предметы, вроде
курительной трубки, а множество изображений, в которых так же трудно было
разобраться, как и несколько месяцев назад в беспрерывно чередовавшихся
цветных пятнах и полосах. Контуры самых различных предметов, словно в
киноленте, отснятой наплывом, постоянно накладывались друг на друга. Вот
показались очертания какой-то металлической конструкции, но не успели
наблюдатели сообразить, что это за конструкция, как на ее фоне стала
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Майер Стефани
Посняков Андрей
Апраксина Татьяна