к нему прикладывался.
Стеша толкнула Багрецова к лесенке и, подобрав шумящую юбку, прильнула к
занавесу. Через щелку она принялась разглядывать публику.
Собрались все, кто только мог ходить. Даже старый Кузьмич - дед с бородой,
похожей на седой курчавый мох, - притащился в клуб и теперь, опираясь на
палку, сидел в первом ряду, моргая слезящимися глазами. Ребятишки легли у
его ног на сухой траве. Ну, прямо хоть сейчас снимай на карточку. Стеша
вспомнила, что точно так же она и ее товарищи фотографировались, когда
кончали школу. Смешная тогда получилась фотография; у всех оказались
выпученные круглые глаза.
Девушка всматривалась в темноту. Там, за первыми рядами, смутно белели
неизвестно чьи лица. Лампу выключили, и теперь ничего вдали не разберешь.
Кто там сидит на бревнах? Говорили, что приедут гости из Дергачева -
"партизанцы"; может, они запоздали? Стеша их не видала. Но не только гостей
из соседнего колхоза искала глазами девушка. Неужели все-таки не придет
посмотреть на ее игру Тимофей Васильевич?
* * * * * * * * * *
Вадим незаметно проскользнул в зрительный зал и сел в ложу. Он узнал
впереди себя Васютина., но не мог различить, кто еще, кроме него, находился
в правой ложе.
Желтоватый свет рампы, как золотой дымок, поднимался вверх. Колыхался
занавес, надуваясь, как парус.
Местный художник нарисовал на занавесе свою мечту. Нет, конечно, не только
свою, а, пожалуй, мечту всех, кто сидит в этом зале.
Представьте себе девичьеполянскую главную улицу. Она уходит далеко-далеко,
туда, где синеют поля. Яркий, до боли в глазах, солнечный день. По обеим
сторонам Комсомольской улицы - колхозные дома. Вот здесь слева, правление
колхоза, чуть подальше клуб - двухэтажный, с каменной лестницей у входа и с
колоннами:
Такова мечта. И художник, и все ребята из ОКБ, и все колхозники знают, что
такой будет Девичья поляна через три года. В один город соединятся несколько
колхозных деревень. Однако какая же это мечта? Это просто общий вид будущего
агрогорода.
Смотрит Багрецов на этот занавес, и хочется ему выйти из ложи и, затаив
дыхание, ступить на асфальтовый тротуар этой завтрашней солнечной улицы.
Дома - с огромными окнами, кирпичные, оштукатуренные и выкрашенные в светлые
цвета. Художник не постеснялся на переднем плане нарисовать угол дома, у
которого чуть облупилась штукатурка. Это нужно было ему только затем, чтобы
показать кирпичную кладку, - нельзя же вводить в заблуждение дотошного
колхозного зрителя, которому все известно о строительстве будущего города.
Он очень хорошо знает, что дома будут каменные, так как по предложению
Никифора Карповича уже строится свой колхозный кирпичный завод. За домами.
вдалеке, виднеется его красная труба. А с правой стороны, на окраине
деревня, стоят какие-то башни: Москвич принял их за досужую фантазию
художника, хотя трудно предположить, что он нарисовал их зря. Багрецов хотел
было спросить у Никифора Карповича об этих сооружениях, но вдруг вся картина
поплыла вверх.
На мгновение мелькнули лакированные каблучки донны Анны - Стеша едва
успела убежать до открытия занавеса.
:Привычно, не торопясь, словно на очередном уроке у семиклассников,
Алевтина Максимовна рассказывала о Пушкине. Она не старалась подыскивать
самые простые слова, потому что не впервые выступала на собрании полянских
колхозников. Докладчик хорошо знал свою аудиторию.
Багрецов смотрел то на сцену, где медленно ходила учительница (по
привычке, будто между парт), то следил за Никифором Карповичем. Тот, как
казалось Вадиму, изучал каждого из колхозников, всех, кто сидит в этом зале.
Он знал своих односельчан до тонкости. Знал их привычки, желания, мечты,
каждую мелочь в их жизни. Однако Васютин никогда не упускал случая еще раз
проверить себя, не ошибается ли он в том или другом человеке. И вот сейчас,
как представлял себе Вадим, Васютин снова смотрит на своих товарищей, и
будто видит на их лицах как-то по-особенному живые слова, что слышат они со
сцены.
"Прекрасно говорит учительница, чудесно и слушают", - размышлял Багрецов,
смотря на темные ряды с белеющими лицами. Не в первый раз представлялось
ему, что иные слова по-настоящему светятся, они летят со сцены или трибуны,
и свет их падает на лица. А лица бывают всякие, иные - как чистое зеркало, в
них отражается все. Метнется луч со сцены и солнечным зайчиком, светлой
благодарной улыбкой возвратится обратно, падая к ногам. Спасибо!.. Тусклым,
давно нечищеным самоваром кажется иное лицо. Отраженный свет в нем
становится мутным и неживым. Он прячется в зеленой грязной пленке. И, может
быть, тут нужны особые, горячие слова, чтобы жарким пламенем до самого
сердца растопить позеленевший металл: Тогда заблестит он сам и будет долго
сохранять чудесный свет.
Восторженно глядит мечтатель Багрецов на зрителей. Кажется ему, что
светится весь зал. Вон только у левой ложи пропадает свет. Будто закрыл свое
лицо черной повязкой непонятный, не наш человек. Кто это? Может быть,
Кругляков или Лукьяничев? Или это Макаркина? Какими словами заставить ее
улыбнуться? Как снять повязку с ее лица?..
Вадим почувствовал легкое прикосновение руки и от неожиданности вздрогнул.
В темноте белело лицо Ольги. Ока только что пришла и села позади
Багрецова.
- Вы не думали о записке? - шепотом спросила Шульгина. - Тетеркин очень
занятно расшифровал ее.
- Кузьма?
Ольга почему-то смутилась. Нервно откинула волосы.
- Нет, Сергей. Тише! - прошептала она.
Опять перед глазами Багрецова выплыл темный провал, куда с грохотом падает
ручей из Степановой балки: Шум становится все сильнее и сильнее, словно это
не ручей, а полноводная река низвергается вниз клокочущим водопадом.
Вадим открыл глаза. Над головой уже горела лампа, зрители аплодировали.
Так шумит вода, падая с высоты.
Ольга ушла.
Занавес рывками опустился вниз. Вновь Багрецов увидел колхозную мечту.
Сейчас она была освещена уже не бледным светом рампы, робко плывущим
откуда-то снизу, а ярким, все обнажающим светом тысячеваттной лампы. Он
падал прямо на занавес, и все нарисованное на нем стало точным и реальным,
как на чертеже.
Вадиму вдруг представилось, что внизу занавеса он увидит знакомые по
институту пометки. Они всегда бывают на чертежах: "конструировал",
"утвердил", четким шрифтом вычерчивается в маленьких квадратиках. Какие же
подписи можно поставить в этих графах? Конечно: конструктор ОКБ, а утвердил
Васютин. Нет, не совсем так: Никифор Карпович прежде всего составил общий
проект, дал комсомольцам на разработку, утвердил вместе со всеми
колхозниками, а потом и в городе.
Даже привстал Багрецов, чтобы увидеть эти несуществующие подписи, но тут
же от неожиданности сел.
Только сейчас он заметил холм с искусственным озером. Оно было нарисовано
вдали. Тонкие линии каналов тянулись по полям и скрывались за горизонтом.
Значит, и он, Багрецов, тоже участвовал в этом проекте? Но:
От неприятных воспоминаний Вадим поежился и опустил голову.
- Насчет этого нам скажет главный инженер, - услышал он голос Васютина. -
Вадим Сергеевич, - обратился инструктор к юноше, - тут у нас спор зашел с
председателем. В наших делах сомневается Анна Егоровна.
- Не то чтобы сомневаюсь, - поправила его Кудряшова и повернула свое
круглое улыбающееся лицо к технику, - но я не очень понимаю в ваших мудреных
"киловаттах" или чем вы там электричество меряете?
- Пока мерить-то нечего, Анна Егоровна, - с горечью проговорил Вадим. -
Все остается по-старому. От ветерка здешнее электричество зависит. Сегодня
подул - спектакль играете, а нет его - по домам бы пошли либо керосиновую
лампу повесили. Планы-то у нас хорошие, - он вздохнул и снова потупился, -
да вот не получается ничего.
Анна Егоровна мягко провела рукой по курчавым волосам огорченного техника,
затем бережно взяла его за подбородок.
- Ты что это, сынок? - Она по-матерински тепло заглянула ему в глаза. - К
чему такая кручина? Коль за дело большое взялся - отступать не гоже. Да не
верю я, чтобы так уж и все пропало!
- Особенно после того, как мы твою затею в наги генеральный план включили,
- добавил Васюткин, блеснув глазами из-под выгоревших на солнце бровей. -
Смотри, - указал си на занавес, - что это там светится на бугре?
- Озеро, - подавив вздох, ответил Вадим. - Только пока еще сухое.
- Не горюй, Вадим Сергеевич, - мы его скоро наполним водой, завертится
новый генератор, вода побежит на поля, а ток - в Девичью поляну.
- Так вот насчет этого самого электричества, - перебила его Анна Егоровна.
- Если по-хозяйски к делу подойти, сколько, ты говоришь, оно человека может
заменить?
- Я рассказывал председательнице, - Васютин всем корпусом повернулся к
Багрецову, - что в сельском хозяйстве один киловатт электроэнергии заменяет
семь человек. Значит, выходит, если показать на примере, что энергия,
которую забирает эта лампа, - он взглянул на большую стеклянную грушу, -
равна физической энергии семи колхозников. Есть над чем призадуматься? Будь
у нас достаточно электричества, сколько бы мы могли людей освободить от
тяжелого труда.
- Но ведь для этого нашей станции не хватит? - робко заметил Вадим, и ему
стало уже совсем не по себе: слишком большие планы у колхозников.
- А почему вы думаете, Вадим Сергеевич, - с ласковой усмешкой спросил
Васютин, - что мы только на эту сравнительно маленькую станцию рассчитываем?
Во всяком хорошем хозяйстве есть строительства первой очереди, второй,
третьей. Ветряк мы построили в первую очередь, теперь работаем по вашему
проекту, а дальше займемся и более мощной межколхозной электростанцией. Все
то, что нам здесь нарисовал Копытин, требует немало электроэнергии.
Орловский Гай Юлий
Маккефри Энн
Посняков Андрей
Ковальчук Вера
Пехов Алексей
Сертаков Виталий