Чтение 56–й страницы книги ~Механика вечности~

- Ну.

- Сколько время?

- Скоро обед.

- А точнее?

- Зачем тебе? Здесь никуда не торопятся. Выдувая через ноздри остатки
дыма, появился старик.

- Олег!, - позвал я. - Можно тебя?

Он с преувеличенным достоинством подошел к моей кровати, и я, притянув
его за лацкан истончившегося от многих стирок халата, спросил:

- Какое сегодня число?

- Не знаю, - бесхитростно ответил Олег. - Лежи, болей, скоро все равно не
выпишут.

- Ну а месяц-то? Сентябрь или нет?

- Это да, сентябрь, - закивал он, давая понять, что во времени
ориентируется.

Я набрался храбрости и, поднеся губы к его волосатому уху, шепнул:

- А год, Олег? Год сейчас какой?

Старик отстранился и посмотрел на меня с укоризной.

- Молодой, а туда же - потешаться. Женька, что ли, подучил?

- Какой год, Олег? - требовательно повторил я.

- Амнезия? - равнодушно осведомился Женя. - Бывает. Или симулируешь? - Он
оглянулся на дверь и, убедившись, что она закрыта, посоветовал:

- Если решил прикидываться, надо идти до конца.

Я сел на кровати и поискал ногами тапки. Голова немного кружилась - то ли
от травмы, то ли просто от долгого сна. Живот был стянут тугой эластичной
повязкой и привычно побаливал. Я представил себе шрам, посеченный осколками,
- на пузе мог получиться вполне симпатичный узор. Фирсова разорвало пополам,
это я своими глазами видел. Тихона, кажется, тоже убило, остальных - не
помню. Как там появилась граната? С неба свалилась, точнее, с потолка.

Я посмотрел вверх - ничего. Тонкая трещинка на пожелтевшей побелке.

- Какой сейчас год? - снова повторил я.

- Да успокойся ты. Первый. Ну, две тысячи первый. Куда собрался? Ложись,
тебе еще от наркоза отходить.

Подтверждая это, внутренности екнули, и я привалился обратно. Спешить мне
действительно некуда. Передохну.

Неожиданно дверь распахнулась, и в палату вбежал ребенок. Он гулко топал
пятками в полосатых шерстяных носках, ноги путались в вытянутом, потерявшем
форму свитере, а на маленькой головке был по-старушечьи завязан белый платок
с мелкими черными листиками.

- Мальчик, ты мальчик или девочка? - издевательски спросил Олег.

- Мальчик, - гордо ответствовал ребенок.

- А чего в косынке?

- Мамка заставляет, чтоб не простудился. У вас игрушки есть?

- Иди-к сюда, - сказал Женя, шаря по тумбочке свободной от иглы рукой. -
Лепесин хочешь?

- Апельсин, - строго поправил его мальчик. - Давай, если не жалко.

- Сколько ж тебе лет, орелик?

- Три, а тебе?

- А мне сорок, - глупо ответил Женя.

- Ты уже большой, - констатировал мальчик, разглядывая подарок.

- Ты вроде тоже не маленький. Серьезный такой.

- Не, я пока малолетний.

- Скоро станешь взрослым.

- Не, не скоро, - замотал головой ребенок и, крепко держа апельсин,
подбежал ко мне.

- Тот дяденька болеет, - попытался оградить меня Женя от детской
назойливости.

- Да ничего, ничего, - махнул я ладонью. - У тебя здесь, наверное, мама
лежит?

- Лежит.

- Скучно тебе?

- Скучно, - вздохнул мальчик.

- Дома небось игрушки, друзья?

- Нету. Дома тоже скучаю, но не так сильно. Вырасти бы... Тебе тоже сорок
лет?

- Нет, тридцать.

- Тридцать и три - тридцать три, - задумчиво проговорил он. - Хороший
возраст.

- Так ты считать умеешь? Молодец! А сколько будет пять плюс два?

- Ладно, пойду я. Мамке без меня плохо.

- Погоди, мальчик, - остановил его Олег. - На вот тебе бараночек. - Он
высыпал в пухлые ладошки горсть сушек.

- Спасибо, дядя. - Ребенок выбежал из палаты, но в коридоре споткнулся
или на кого-то налетел - было слышно, как баранки зацокали по полу.

- Что ж ты, Тишка, такой неаккуратный? - участливо проговорила невидимая
женщина. - Давай собирать, а то растопчутся. Опять вы? - Обратилась она еще
к кому-то. - Сейчас посмотрим.

В палату заглянула приземистая нянечка.

- Очнулся. Я за врачом схожу, ведь замучаете человека.

- Такого замучаешь! Ему теперь сто лет жить, - сказал какой-то мужчина,
приближаясь к моей койке. Вторую фразу он адресовал не столько ей, сколько
мне. Кроме того, незнакомец приветливо улыбнулся и даже подмигнул - он явно
спешил наладить доверительные отношения.

- Бог троицу любит, - заметил он неизвестно к чему. - Здравствуйте. Я уже
два раза наведывался - вы все не просыпались. Как самочувствие?

- Нормально.

- Прекрасно. Я следователь Михайлов, - представился мужчина. - Можно
Петр.

- Какой следователь?

- В смысле?

- Ну, вы ведь разные бываете, следователи.

- Уголовный розыск, если вас это интересует.

Врет, собака. Четыре человека из ФСБ, включая полковника Фирсова,
размазаны по стенам, а ко мне присылают простого сыскаря с Петровки.

- Только не долго, - с казенной чуткостью потребовал появившийся в
комнате врач. - Им скоро обедать.

- Десять минут, - покладисто отозвался Михайлов.

За доктором вошел санитар и отсоединил Женю от опустевшей бутылки.
Капельница, словно не желая расставаться с теплой рукой, пронзительно
заскрипела всеми четырьмя колесиками. Женя торопливо натянул спортивный
костюм и потащил Олега к выходу. Следователь благодарно кивнул. Он уже
собрался озвучить первый вопрос, когда старик вдруг остановился и, шумно
растерев шершавые ладони, попросил закурить. Михайлов протянул ему пачку, и
Олег, пользуясь моментом, нагло предупредил:

- Я две возьму.

- Берите три, только, пока не выкурите, сюда ни ногой, - раздражаясь,
сказал следователь. - И дверь за собой прикройте. Итак, - молвил он,
возвращая лицу выражение крайней доброжелательности, - начнем с
формальностей: имя, фамилия, отчество, год рождения - ну, сами знаете.
Думаю, анкеты заполнять приходилось.

Усевшись рядом, Михайлов пристроил на коленях хорошую кожаную папку,
постелил на нее лист бумаги и приготовил ручку.

- Вы не поверите...

- Поверю, - пообещал следователь, торопливо заполняя шапку протокола.

- ...но я ничего не помню.

- Как так? - Он оторвался от листка и удивленно воззрился на мой лоб. -
Врачи говорили, череп не пострадал. В животе нашли несколько осколков,
ушибов тоже много, но только на теле.

- Откуда мне знать? Нет, имя-отчество я не забыл, но вам ведь не это
нужно.

- Уже кое-что. Диктуйте.

- Переверзев... Михаил Евграфович.

- Прямо как у Салтыкова-Щедрина, - заметил Михайлов, чему-то усмехаясь. -
Ну вот, видите? Значит, не совсем память отшибло. Сколько вам лет?

- Тридцать, - ответил я.

Дернул же черт с мальчишкой языком трепать! Тридцать мне дома, в две
тысячи шестом, а здесь двадцать пять.

- С семидесятого. Ровесники, выходит.

- Выходит, так, - безвольно подтвердил я.

- Еще что-нибудь сообщить можете? Тогда подытожим: Михаил Евграфович
Салтыков... пардон, Первенцев, тридцать один год. Правильно?

- Нет. Тридцать ровно.

- Подождите. Вы же сказали, семидесятого, - делано растерялся
следователь.

- Это вы сказали, а я согласился.

- Так какого вы года?

- Не помню.

- Сколько лет - помните, а когда родились-нет?

Михайлов выглядел обескураженным, но я уже разгадал его нехитрую тактику.
Жалко, поздновато. Молчать надо было. И фамилию он, кажется, тоже переврал.
Как я первый раз назвался? Уже забыл.

Тьфу, дубина!

- Не помню, - упрямо повторил я.

- Хорошо, вы только не нервничайте, Михаил э-э... ой, у меня такой
почерк, сам прочесть не могу.

- Евграфович! - сказал я резко.

- Да-да. Когда вы познакомились с гражданином Куцаповым?

- А кто это?

- Понятно...

Следователь погрыз ручку и с тоской посмотрел в окно. В его аналитических