ной книжке и запечатлевшуюся в ее мозгу, та сказала, что ровно ничего в
ней не понимает, хотя дословно эта фраза и значит: Обиженный да покло-
нится тебе!"
себя, считая, что их обидели, принимая за сумасшедших: ведь они-то счи-
тают себя единственными разумными людьми на свете. Но стоит ли доиски-
ваться смысла в речах безумного? Знаете, этот Зденко занимает ваше вооб-
ражение гораздо больше, чем он того заслуживает.
что сумасшедшие бывают одарены высшей прозорливостью, недоступной холод-
ному, положительному уму. Я вправе иметь предрассудки моего сословия и
не могу поверить, чтобы он говорил эти непонятные для нас слова случай-
но.
всяких местных народных изречений, старинных и нынешних. Быть может, он
объяснит нам и это.
Зденко.
могли услышать такое богохульство?
Амелия, - вот почему я жду вашего перевода.
лили сейчас сказать, баронесса: "Обиженный да поклонится тебе!" Но если
вам угодно знать, что значит эта фраза в устах того идолопоклонника, ко-
торый ее произнес, она значит... я едва решаюсь даже выговорить: "Да бу-
дет дьявол с тобой!"
подхватила Амелия. - Нечего сказать, - продолжала она, - очень любезно!
Вот на что можно нарваться, милая Нина, ведя разговоры с сумасшедшими!
Вы не ожидали, что Зденко со своей приветливой улыбкой и веселыми грима-
сами способен поднести вам столь мало учтивое пожелание?
жалкого идиота? Ну, слава богу, а я, признаться, дрожал, боясь, не дру-
гой ли кто... И совершенно напрасно... Это могло выйти только из головы
Зденко, начиненной гнусностями старинной ереси. Откуда только черпает он
все эти забытые теперь, никому не известные вещи? Лишь нечистая сила мо-
жет внушать ему подобное.
го народа всех национальностей, - возразила Амелия, - и католики в дан-
ном случае не составляют исключения.
шего это вовсе не проклятие. Напротив: это дань почтения, благословение
- вот что преступно! Эта мерзость идет от лоллардов, отвратительной сек-
ты, породившей, в свою очередь, секту вальденцев, от которой произошли
гуситы...
напуская на себя серьезность, чтобы поиздеваться над добрым священником.
- Но объясните же нам, господин капеллан, - продолжала она, - каким об-
разом, посылая ближнего к дьяволу, можно оказать ему любезность?
кого, а напротив, был его покровителем и заступником. Они изображали его
жертвой несправедливости и зависти. По их верованиям, архангел Михаил и
другие небесные властители, низвергнувшие сатану в бездну, были истинны-
ми демонами, а Вельзевул, Люцифер, Астарот, Астарта и прочие исчадия ада
- это сама невинность и свет. Лолларды верили, что могущество Михаила и
его славного воинства скоро кончится и что сатана со своими проклятыми
приспешниками будет восстановлен в своих правах и водворен обратно на
небо. Словом, у них был настоящий нечестивый культ сатаны, и при встрече
они приветствовали друг друга вот этой фразой: "Обиженный да поклонится
тебе! ", то есть: "Тот, которого отвергли и несправедливо осудили, пусть
покровительствует и помогает тебе".
рогая Нина находится под чудесным покровительством, и я не удивлюсь, ес-
ли нам скоро придется прибегнуть к заклинаниям, чтобы уничтожить в ней
действие чар Зденко.
дьявол - плод воображения, а ад - поэтическая басня. Возможно, негодова-
ние и страх капеллана произвели бы на нее большее впечатление, если бы
тот, выведенный из себя громким хохотом Амелии, не был в эту минуту так
смешон.
безверием других, что в этот вечер с трудом могла прочитать полагающиеся
молитвы. В верования ее детских лет вкрались сомнения. До сих пор она
относилась к религии без критики, теперь же ее встревоженный ум уже не
довольствовался одними религиозными догматами, а стремился постичь их
смысл.
есть два вида набожности: одна - у монахов, монахинь и народа, заходя-
щая, быть может, даже слишком далеко и приводящая к тому, что наряду с
верой в таинства в них уживаются разные суеверия, ничего общего с этими
таинствами не имеющие: верят они в какого-то Орко (беса лагун), в ведьм
Маламокко - искательниц золота, в гороскопы, в обеты святым по поводу
дел не только не благочестивых, но иногда даже нечестных; другая - на-
божность высшего духовенства и аристократии, представляющая собой сплош-
ное лицемерие, потому что люди эти посещают церковь, как театр, - чтобы
послушать музыку, себя показать и на других посмотреть; они над всем
смеются и не задумываются ни над какими религиозными вопросами, так как
уверены, что в религии нет ничего серьезного, что она ни к чему не обя-
зывает и что все сводится к внешней форме и обычаю. Андзолето совершенно
не был религиозен. Это было одним из моих огорчений, и я вижу теперь,
что права была, боясь его неверия. А мой учитель Порпора... во что он
верит? Не знаю... Он никогда не открывал мне этого, но в самые горестные
и самые торжественные минуты моей жизни он говорил мне о боге и о бо-
жественных вещах. Слова его производили на меня сильное впечатление, но
оставляли лишь страх и неуверенность. Казалось, он веровал в бога ревни-
вого и самовластного, дарующего гениальность и вдохновение только тем
людям, которые, в силу своей гордости, отстраняют от себя горести и ра-
дости себе подобных. Сердце мое не признает такой суровой религии, и я
не могу любить бога, запрещающего мне любить. Какой же бог есть истинный
бог? Кто научит меня этому? Моя бедная мать была набожна, но сколько ре-
бяческого идолопоклонства было в ее вере! Во что же верить и что думать?
Скажу ли я вместе с беззаботной Амелией, что разум есть единственный
бог? Но ей неизвестен даже и этот бог, чему же может она научить меня?
Ведь трудно найти человека, менее разумного, чем она. Можно ли жить без
религии? Тогда зачем же жить? Ради чего стану я работать? Для чего мне,
одинокой во всей вселенной, иметь сострадание, доброту, совесть, велико-
душие, мужество, если во вселенной нет высшего существа, разумного, пол-
ного любви, которое взвешивает мои поступки, одобряет меня, помогает
мне, охраняет и благословляет меня? Откуда же черпать в жизни силы и
упоение тем людям, у которых нет надежды, нет любви, стоящей выше всех
человеческих заблуждений и человеческого непостоянства?"
формулы молитвы. - Научи меня, что я должна делать. О высшая любовь! На-
учи меня, что я должна любить! О высшее знание! Научи меня, чему я долж-
на верить!"
время, и было уже далеко за полночь, когда, собираясь лечь в постель,
она выглянула в окно на залитую лунным светом окрестность. Горизонт,
открывавшийся из ее окон, был неширок из-за надвинувшихся гор, но мест-
ность была очень живописна. На дне узкой извилистой долины несся горный
поток. Обрамлявшие долину холмы разной высоты, поросшие у подножья луго-
вой травой и замыкавшие горизонт, в нескольких местах как бы расступа-
лись, образуя ущелья, сквозь которые виднелись другие ущелья и другие
горы, более крутые, сплошь покрытые темными елями. Позади этих пе-
чальных, суровых гор светила луна на ущербе, но вся окрестность с вечно-
зелеными хвойными лесами, и воды потока, бегущего в крутых берегах, и
скалы, поросшие мхом и плющом, - все было погружено во мрак.
времена своего детства, Консуэло вдруг подумала (эта мысль не приходила
ей в голову прежде), что природа, которая была сейчас перед ее глазами,
не представляет для нее ничего нового - потому ли, что она когда-то бы-
вала в этой части Богемии, или потому, что эти места были чрезвычайно
похожи на что-то виденное ею раньше.
если я уже и бывала здесь, - думала она. - У меня сохранилось ясное вос-
поминание о Дрездене и о Вене. Вполне возможно, что, направляясь из од-
ной столицы в другую, мы проходили и через Богемию. Что, если нас прию-
тили тогда в одном из сараев именно этого замка, где теперь меня прини-
мают, как важную синьору; что, если в ту пору нам за наше пение подавали
кусок хлеба в тех самых хижинах, у дверей которых Зденко протягивает те-
перь руку, распевая свои старинные песни? В сущности, этот Зденко, хоть
он и потерял человеческий облик, - бродячий артист, мой собрат и ровня".
лась над более близкими горами, и ей показалось, будто это зловещее мес-
то окружено красноватым светом, слегка окрашивавшим и прозрачную лазурь
неба. Она стала пристально смотреть туда и увидела, что этот неясный
отблеск, то потухая, то разгораясь, стал наконец таким отчетливым и яр-
ким, что его уже никак нельзя было принять за обман чувств. Быть может,