самых корней, и ветви их яростно заметались, сталкиваясь друг с другом.
Вбивая колышки как можно чаще и куда попало, Оук дюйм за дюймом укрывал это
внушавшее тревогу олицетворение семисот фунтов. Дождь все расходился, и
вскоре Оук почувствовал, как холодные ручейки сбегают по его липкой от пота
спине. Под конец он стал чем-то вроде глыбы мокрой глины, одежда его
полиняла, и цветные струйки стекали с нее, образуя лужицу у подножья
лестницы. Косой дождь прорезал мглистый воздух длинными текучими иглами,
которые вылетали из облаков и вонзались остриями в его тело.
так же отчаянно боролся с огнем, как сейчас с водой, - и все это из-за
безнадежной любви ко все той же женщине. А она... Но преданный и
великодушный Оук отогнал эти мысли.
стога и воскликнул со вздохом облегчения:
сильнее печали, и его радовало сознание, что он успешно закончил важное
дело.
дверей выходили поодиночке и по двое человеческие фигуры и брели,
пошатываясь, со смущенным видом; только самый передний, на котором была
красная куртка, шагал, засунув руки в карманы и посвистывая. Все остальные
уныло плелись за ним, и чувствовалось, что их терзает совесть; процессия эта
смахивала на вереницу теней с рисунка Флаксмена, направляющихся в
преисподнюю под предводительством Меркурия. Угловатые фигуры потянулись к
селению, а их вождь, Трой, вошел в двери особняка. Никто из них не оглянулся
в сторону гумна, - как видно, в эту минуту им не было дела до стогов.
тускло блестевшей от воды дороги, он увидел человека под зонтом, который
шагал еще медленнее его. Человек обернулся и заметно вздрогнул: то был
Болдвуд.
вас, превосходно.
своего спутника.
взяли?
все.
Мне все нипочем.
справиться. Сроду так каторжно не трудился. Ваши-то, конечно, в сохранности,
сэр?
спросили, Оук?
передать, как трагически воспринял Оук слова фермера в этот момент. Всю ночь
он трудился, сознавая, что оплошность, которую он старается исправить,
явление ненормальное, исключительное и совершенно беспримерное во всей
округе. И вот в это же самое время, в том же самом приходе погибает огромное
количество зерна, а хозяину и горя мало. Несколько месяцев назад Болдвуду
было так же невозможно забыть о своих хозяйственных делах, как матросу
забыть, что он находится на корабле. Оуку подумалось, что хотя он сам тяжело
пережил замужество Батшебы, но этот бедняга пережил еще тяжелее. Внезапно
Болдвуд заговорил уже совсем по-другому, чувствовалось, что он жаждет излить
душу.
в этом признаться. Я собирался прочно устроить свою жизнь, но мои планы,
можно сказать, рухнули.
известно, как глубока любовь Болдвуда, он, конечно, не стал бы касаться его
дел, как решил не касаться своих собственных, крепко взяв себя в руки. - Да
так оно и случается в жизни: нипочем не сбудется то, что нам желанно, -
спокойно прибавил он, как человек закаленный в испытаниях.
Эти слова как-то непроизвольно вырвались у него и были сказаны вымученным,
нарочито небрежным тоном.
Мы с мисс Эвердин вовсе не были помолвлены. Люди уверяют, что были, только
это неправда: она никогда не давала мне слова! - Болдвуд вдруг остановился и
повернул к Оуку искаженное страданьем лицо. - Ах, Габриэль, - продолжал он,
- я жалкий безумец, не знаю, что со мной творится, никак не могу справиться
со своим горем... У меня еще была слабая вера в милосердие божье, пока я не
потерял эту женщину. Да, господь бог повелел вырасти высокому растению,
чтобы я мог укрыться в его тени, - и, подобно пророку, я благодарил его и
радовался. Но на следующий день он создал червя, тот подточил растение, и
оно засохло, и теперь я вижу: уж лучше мне умереть.
которому он поддался на несколько минут, - к нему вернулась его обычная
сдержанность, и он зашагал дальше.
оскал черепа, - все это раздула молва, а на самом-то деле не было ничего
серьезного. По временам я испытываю некоторое сожаление, но до сих пор еще
ни одна женщина не забирала надо мною власти на сколько-нибудь
продолжительный срок. Итак, до свидания. Надеюсь, что все это останется
между нами.
ГЛАВА XXXIX
большак проходит по Иелберийскому холму; это один из длинных крутых
подъемов, какими изобилуют дороги в этой холмистой части Южного Уэссекса.
Возвращаясь с рынка, фермеры и другая сельская знать, разъезжающая в
двуколках, обыкновенно сходят в начале подъема и поднимаются на гору пешком.
всползал вверх по откосу. Она неподвижно сидела на втором месте двуколки, а
рядом шагал стройный, хорошо сложенный молодой человек в одежде, какую носят
фермеры в базарные дни, только на редкость изящного покроя. Он не выпускал
из рук вожжей и временами для развлечения щелкал лошадь по ушам кончиком
кнута. То был ее муж, бывший сержант Трой, который купил себе отпускное
свидетельство на деньги Батшебы и постепенно превращался в фермера, весьма
независимого, самого современного пошиба. Люди консервативного склада,
встречаясь с ним, упорно продолжали называть его "сержантом", впрочем, он
давал к этому повод, так как сохранил красиво подстриженные усики и
солдатскую выправку, неразрывно связанную с мундиром.
сотни, радость моя, - говорил он. - Понимаешь ли, дождь спутал все карты! Я
как-то вычитал в одной книге, что в нашей стране скверная погода - это как
бы само повествование, а ясные дни - лишь редкие эпизоды. Что, разве это не
верно?
для всех и каждого! Отроду не видывал таких скачек, как сегодняшние! Место
открытое, сущий пустырь, невдалеке от прибрежных песков, и перед нами
колыхалось бурое море - этакая мокрая напасть. Ветер и дождь! Великий боже!
А темнота! Было черно, как у меня в шапке, еще до начала последнего заезда.
Было только пять часов, а уже нельзя было разглядеть лошадей, разве что у
самого столба, не говоря о цветах жокеев. Под копытами у лошадей грязь,
тяжелая, как свинец, тут сам черт ногу сломит! Лошадей, жокеев, зрителей
швыряло из стороны в сторону, как корабли в шторм. Три трибуны опрокинулись,
и несчастные люди выкарабкивались из-под них на четвереньках, а по соседнему
полю носилась добрая дюжина шляп. Знаешь, Пимпернель сплоховала в
каких-нибудь шестидесяти ярдах от столба, а я как увидел, что Политика ее
обгоняет, сердце у меня так и заколотилось о ребра, уверяю тебя, радость
моя!
и звонкий прошлым летом, теперь стал глухим и бесцветным, - выходит, что ты
потерял за месяц больше ста фунтов на этих ужасных скачках! Ах, Фрэнк, как
это жестоко! Прямо безумие с твоей стороны так разбрасывать мои деньги! Нам
придется отказаться от фермы - вот чем дело кончится!
Ты верна себе!