победно потрясая ружьем, мчится на коне чеченец в черной папахе. И перед
ним, почти на шее лошади, - шестилетний мальчонка, сын Амирбека...
играл ребенок, когда его отец мирно беседовал с Сурмилом у костра. Амирбек
оглянулся на крик сына, бросился к нему, но чеченец огрел его прикладом по
голове, забросил на коня мальчишку, вскочил сам и был таков...
значит, вынужден будет огибать скалу.
Корпусе капитан Пидгорный - о котором я уже рассказывал - был помешан на
одной идее. В войнах с Наполеоном он лично познакомился с действиями
вольтижеров - легкой французской пехоты, действующей в сражениях на флангах
егерских полков. Вольтижеры были обучены вскакивать во время боя на круп
лошади противника и мгновенно вышибать его из седла. Капитан считал, что
вольтижеры необходимы и нашей армии, писал записки на Высочайшее Имя, а в
ожидании ответов беспощадно гонял нас, отрабатывая особые приемы спешивания
противника. Ответов он, насколько мне известно, так и не получил, но
свирепые его тренировки даром для нас не прошли.
мастерстве французских вольтижеров: я просто знал способы, какими можно
спешить любого кавалериста. И когда чеченец появился под скалой, прыгнул
сверху на его лошадь. От вдруг свалившейся тяжести она присела, сбившись с
аллюра, а всадник ничего сообразить так и не успел. Согнув в локте левую
руку, я ухватил его за горло, одновременно заведя вперед обе ноги и
каблуками с силой ударив абрека по носкам его сапог, чтобы вышибить их из
стремян. Тут же упал спиной на круп и обеими руками сбросил чеченца с
собственной груди, а заодно, естественно, и с ло-шади.
успех обеспечивался только стремительной внезапностью. Все было отработано
до мелочей на собственных синяках да шишках, и единственное, чего я боялся,
так того, усидит ли мальчишка в седле...
куда увереннее, чем на стуле. Он насмерть вцепился ручонками в гриву лошади,
я перепрыгнул в седло, на ощупь сунул ноги в стремена, подобрал повод и стал
осторожно придерживать перепуганного аргамака, прочно зажав его шенкелями.
Конь почувствовал их, перестал рвать узду и смирился, перейдя на мягкую
рысь. Сын Амирбека оглянулся, затравленно глянув, но, узнав меня, заулыбался
во весь рот.
папахи на лоб текла струйка крови - видно, ударился о камень, вылетев из
седла, - но он улыбался в черную бороду, поскольку держал в руках ружье, а я
был безоружен.
корежа слова.
разговор были сейчас моим единственным оружием.
мне в грудь, кровь по-прежнему сочилась по его лбу, и он по-прежнему
улыбался в густую черную бороду.
оружия, а Сурмил куда-то подевался. И остановился, когда голова лошади
поравнялась с абреком. А он погладил ее по морде и сказал:
мне в голову.
мальчишку.
чеченцем, и, если бы не ребенок на руках, я, пожалуй, полез бы сейчас в
драку даже безоружным. Уж слишком сильным было напряжение, и я с огромным
трудом удерживал себя от всяческих действий. Видимо, я что-то позабыл из
наставлений капитана Пидгорного, поскольку попался в собственный капкан.
что-то сказал. Абрек рассмеялся:
понимать кавказцев?
твердо. И очень боялся, что он прочитает мой страх на моей спине.
лицом к Беслану.
русских будет меньше.
тоже услышал этот крик, прозвучавший за его спиной, но не обернулся.
стоял, отступя хотя бы на полшага, он, пожалуй, рискнул бы вскочить в седло,
а далее уже можно было надеяться на четыре ноги аргамака. Но сейчас, при
столь неосторожно занятой позиции, оказался практически беспомощным: Сурмил
держал его спину на мушке. А мы продолжали перекрикиваться.
мой напарник, опуская карабин. - Воля твоя, а четвертной мой.
Беслан.
седле. Поскольку оба конца тропинки были заняты нами, он развернул коня
поперек. Спуск был весьма крут, но я знал выучку кавказских лошадей и
искусство их всадников.
помчался вниз по крутому откосу...
Внезапной. Пополнение не подходило, все наступления вдруг замерли, а солдаты
поговаривали, что горцы потеснили нас в Дагестане. Не знаю, так ли это было,
но что-то где-то складывалось явно не по нашему желанию. Я хотел поговорить
об этом с Моллером, а он, словно почувствовав, сам вызвал меня к себе.
против, готовьте статский костюм.
Внезапной старшим воинским начальником, я держал чемодан с цивильной одеждой
при себе. Сурмил разыскал утюг, я самолично отпарил свои статские наряды и с
нетерпением ожидал, когда Моллер сочтет возможным распорядиться о выезде. Но
время шло, мой ротный командир помалкивал, и я начал вертеться у него на
глазах.
субалтерн-офицеров, - несколько виновато признался он, когда я прямо спросил
его, не спрятать ли мне свою статскую одежду в чемодан до лучших времен.
казаков-кубанцев. Я видел, как они прибыли, как подпоручик тотчас же прошел
к Моллеру. И как только казаки подвесили торбы на лошадиные морды, подошел
полюбопытствовать.
усмехнувшись: - Слух такой, что вам, пехота, ружья чистить - самая пора.
важных событиях. Не потому, что солдатские уши и глаза были такими уж
всеслышащими и всевидящими, а по той причине, что ни от вестовых, ни от
рассыльных, ни от писарей из старых солдат, ни тем более от собственных
денщиков никакой офицер отгородиться не мог. Что-то просачивалось,
накапливалось, осмыслялось вечно ждущей только неприятностей солдатской