Чтение 56–й страницы книги ~Монументальная пропаганда~

в руке.

Она заглянула за его плечо и спросила:

- А где остальные?

- Кто? - не понял пришедший.

- Вы сказали, что вы... - она замялась, не желая произносить слово,
которого в своей речи все-таки избегала.

- Жердык, - представился пришедший. - Александр Петрович Жердык,
секретарь райкома партии.

- Какой партии? - настороженно поинтересовалась Аглая.

- Разумеется, коммунистической, Аглая Степановна, - внушительно сказал
Жердык.

- А разве еще есть коммунистическая партия? - спросила она.

- Конечно, есть, - сообщил Жердык. - Она растет и крепнет. Разрешите
войти?

Она прошла в гостиную, и он за ней. Ей было неловко за беспорядок.

При виде Сталина гость не остолбенел, как это бывало с другими, а
осмотрел статую уважительно, слегка поклонился ей, повернулся и поклонился
Аглае: - Спасибо, - сказал он тихо, но от души. - Спасибо. Скоро мы вернем
товарища Сталина на его законное место.

Даже эти слова не произвели на нее никакого впечатления. Он сел на
валик дивана и, растягивая шляпу на колене, начал смущенно:

- Аглая Степановна, мы все о вас знаем.

Она и на это не отозвалась.

- Мы знаем все о вашем героическом прошлом, о вашей принципиальности,
несгибаемости...

- Ага, - сказала она, кивая.

- Ну, сейчас вы, может быть, немного и согнулись, но вы в этом не
виноваты, - горячо сказал Жердык. - Такие времена. Кого угодно согнут и
поколеблют уверенность. Чуждые России люди захватили власть. Выхватили у нас
из рук то, за что вы всю вашу жизнь боролись. И что же нам делать?

- И что же нам делать? - повторила Аглая.

- Нам есть что делать, Аглая Степановна, - убежденно сказал Жердык, -
нам очень есть что делать. Посмотрите сами. Когда мы были у власти, люди нас
не любили. А теперь они сравнивают и видят, что было при коммунистах и что
есть сегодня. Нищета, проституция, безработица, разоренная армия, бастующие
шахтеры, голодные учителя. Воровство, коррупция, горячие точки и терроризм.
Народ возвращается к нам, Аглая Степановна.

- Хорошо, - отозвалась она равнодушно.

- Но нам нужна ваша помощь.

- Моя? - вяло удивилась она.

- Ваша, Аглая Степановна! Ваша помощь. Ваш громадный жизненный и
политический опыт, неукротимая энергия.

- Энергия? - возразила она. - Откуда? Я старуха. Древняя, слабая. -
Посмотрела гостю в глаза, подумала и призналась: - Пьяница.

Жердык покивал головой печально.

- Да. Слышал. Немного злоупотребляете. Но мы вас вылечим. Правда, тут
понадобится ваша собственная воля к победе. - Жердык вскочил на ноги,
отбежал к Сталину и стал говорить из-под него, как бы и его привлекши в
союзники. - Аглая Степановна, опомнитесь. Отряхните с себя оцепенение и
становитесь в строй. Родина, партия ждут вас!

- А что я должна делать? - спросила она без интереса.

- Выступать перед трудовыми коллективами, участвовать в митингах,
демонстрациях... Пошлем вас в Москву для участия в акциях всероссийского
масштаба, в пикетах, уличных шествиях. Согласны?

- Не знаю, - замялась Аглая. - Как-то неожиданно. А за это... за это не
посадят?

- Что? - переспросил удивленно Жердык. - Аглая Степановна, вы же
партизанка! Отважная женщина! Да и о чем вы? Посадить заслуженного человека,
извините, вашего возраста... За что? У нас ведь все-таки демократия.

- Демократия? - Она посмотрела на него с сомнением. - И что? И никого
не сажают?

- Аглая Степановна, - улыбнулся Жердык, - так это же гнилая демократия.

Глава 4

16 апреля 1995 года доктор Плешаков записал у себя в книге регистрации
пациентов: "Ревкина Аглая Степановна, 80 лет, обратилась по поводу
хронического алкоголизма. Жалуется на общую слабость, головные боли, боли в
области печени, также на кислый вкус во рту, отсутствие аппетита,
галлюцинации и потерю интереса к жизни. Ввиду преклонного возраста принято
решение о психотерапевтическом лечении. Проведено ложное купирование с
введением внутривенно физиологического раствора. Больная предупреждена, что
в течение ближайшего года прием даже незначительной порции алкоголя может
привести к летальному исходу".

Результатом посещения доктора Плешакова было то, что Аглая бросила
пить. А заодно и курить. Совершенно бросила и то, и другое - и сама
удивлялась, как легко ей это далось. И уже через несколько дней заметила,
что в трезвой жизни есть много хорошего. Сознание прояснилось. Перестали
посещать ее тараканы, мыши и мелкие члены Политбюро. Стала ориентироваться
во времени и пространстве. Появилось ощущение смысла жизни и желание что-то
делать, вернулось чувство нужности партии, Родине и народу. И с новой силой
полюбила она Сталина, с новой силой возненавидела тех, кого ненавидела
раньше.

Радуясь своему новому состоянию, она старалась регулярно питаться,
совершала получасовые прогулки перед завтраком и после обеда, принимала
прохладный душ. И наладилась ездить по призыву и за счет партии в Москву,
участвовать в митингах, демонстрациях, пикетах, где неизменно появлялась с
портретом Сталина. Не с тем, что стоял у нее в комнате. С цветным. Где
Сталин в фуражке, в кителе с погонами и орденами.

Можно сказать, это было ее второе рождение.

Глава 5

Вечерело, когда к дому 1-а по Комсомольскому тупику подошел неприметный
в сумерках господин в мышином пальто и шапке из меха "пыжик натуральный,
артикул 4/6", держа в руках "дипломат" с двумя цифровыми замками.

- Бабули, не здесь ли проживает Иван Георгиевич Жуков? - обратился он к
старухам на лавочке.

- Иван Георгиевич? - переспросила одна из старух. - Это
Ванька-бомбешник, что ли?

- Бомбешник? - поднял брови господин. - А что, все знают, что он
бомбешник?

- А как же не знать, - сказала старуха, - ведь мы же здесь все живем,
соседи, чай. Все друг про дружку знаем.

- Да? - удивился он. - От ваших знаний, бабули, кому-то могла быть
большая польза.

- Чего? - Вторая старуха приложила кривую ладонь к тугому уху.

- Я спрашиваю, - повысил голос пришедший, - где же он проживает, ваш
бомбешник?

Прежде, чем ответить на вопрос, старухи тут же, перебивая друг дружку,
объяснили пришедшему, что проживает Ванька в полуподвале, как спустишься,
сразу направо, и попутно изложили пришедшему всю Ванькину биографию. Когда и
при каких обстоятельствах родился и у каких родителей, какой был красивый
мальчик до армии и какой стал некрасивый после. И про родителей его
рассказали, и про бабку, которая за ним ухаживает: и готовит ему, и стирает,
и по делам его с большими сумками куда-то все ездит и привозит ему какие-то,
как они сказали, запчасти.

- Значит, бабка там тоже с ним? - спросил пришедший.

- Бабки нет, - сказала первая старуха, - бабка-то в Москву поехала за
запчастями. Уж три дня как поехала, и все нету.

- И что же, теперь за ним никто не ухаживает? - спросил пришедший.

- Ну почему ж, - отвечала та же старуха. - Мы ухаживаем, в магазин
ходим, стираем, он нам плотит за это.

- Богатый? - спросил приезжий.

- Да уж не бедный. Он за эти за бомбы-то хорошо получает. К нему ж
клиенты-то подъезжают на этих, как их...

- На сердимесах, - подсказала вторая старуха.

- Не на сердимесах, а на мердисесах.

- Что в лоб, что по лбу, - отозвалась вторая старуха.

- И на джинах, и на каляках, - уточнила первая старуха, имея в виду
джипы и кадиллаки, и тем поставила вторую старуху на место.

Пришедший поблагодарил бабушек за подробную информацию и пошел дальше.
Ступени в полуподвал были кривые, скользкие, лампочка отсутствовала,
пришедший спускался осторожно, держась рукой за сырую шершавую стену.

Спустился, нащупал обитую рваным войлоком дверь, но прежде, чем
постучать, переложил портфель из правой руки в левую, а правой придержав
шапку, приткнул глаз к замочной скважине.

Впрочем, ничего интересного он не узрел, кроме сырой узкой комнаты с
ободранными обоями, стола, освещенного лампой с низко опущенным оранжевым
абажуром, сутулой спины в сером свитере и седой головы.

Не отрывая глаза от скважины, господин постучал два раза, потом три,
потом один раз и, увидев, что сидевший за столом развернулся и едет в
коляске ему навстречу, отпрянул от двери.

При виде Ваньки всего, как он есть, пришедший испытал желание
попятиться, но его учили владеть собой во всех обстоятельствах, и он собой
овладел.

Наставив на гостя пластмассовую ногу, Жуков мерцал одним глазом, и в
мерцании этом таилось сомнение.