Чтение 56–й страницы книги ~Юность командиров~

заметила: лицо его чуть-чуть изменилось. - Валюта, подожди минуту. Я
сейчас, - сказал он и с тем же выражением лица подлез под перила,
приблизился к самому барьеру, встреченный неудовольствием заведующего
тиром:

- Товарищ дорогой артиллерист, тут соблюдать порядок надобно, прошу вас
культурно!..

- Мы вместе, - сказал Алексей. - Все будет как надо.

Была очередь Полукарова, и он уже навалился грудью на барьер,
приготавливаясь стрелять, но, отвлеченный административным замечанием
заведующего тиром, повернул большую свою голову, близоруко щурясь,
проговорил:

- Дмитриев? Ты чего? Откуда ты?

- Дай, Женя, я достреляю твои патроны, устал ждать свою очередь, -
вполголоса сказал Алексей. - Это таким образом можно сделать? - обратился
он к заведующему тиром. - Надеюсь, это не нарушит культурного
обслуживания?

- Это ваше личное дело, за патроны заплачено...

Заведующий с приятностью в лице пожал округлыми плечами; автомобилист
же смерил Алексея заинтересованно-оценивающим взглядом, выплюнул
изжеванную папиросу, одним щелчком мизинца сдвинул фуражку на затылок,
теперь она держалась на его голове лишь чудом, но спросил довольно-таки
безразлично:

- Свежие артиллерийские силы? Или хочешь закрыть грудью амбразуру?

- Попробую. - Алексей отстранил Полукарова, взял ружье, оглядел мишени.
- В какие фигуры можно стрелять?

- На выбор хочешь? - по-прежнему без эмоций удивился автомобилист. -
Давай. В трубу крейсера. В бегущего волка... В крутящуюся мельницу. Даю
пять форы... Начинай!

- Форы не нужно, - ответил Алексей и, наслаждаясь этим моментом
предвкушения, сам зарядил два ружья. - Начнем, - быстро проговорил он и,
тщательно прицелясь, стоя выстрелил. - Раз, - сказал Алексей. - Считай,
автомобилист...

- Ай-яй-яй! - ответил вместо автомобилиста заведующий тиром.

Труба крейсера упала. Алексей тотчас поднял другое ружье - и после
второго звонкого щелчка в глубине тира вращающиеся крылья мельницы
скрипнули и остановились. За спиной было тихо - ни шепота, ни возгласа
одобрения. Автомобилист, по-гусиному вытянув шею в сторону мишеней, резким
жестом надвинул козырек фуражки на брови, но, сдержавшись, протянул с
ленцой в голосе:

- От сотрясений валятся. Хите-ер!

- Правильно, кто-то из артиллеристов тир качает, - согласился Алексей.
- Сколько еще осталось несбитых фигур? Две? Полукаров, дай мне два
патрона.

- Ай-яй-яй, два патрона?

Заведующий тиром с услужливой торопливостью высыпал перед ним кучку
патронов, и Алексей, испытывая прежнее удовольствие от своей веселой
уверенности, опять зарядил два ружья. Затем, поочередно поднимая их,
выстрелил по оставшимся мишеням. Дважды щелкнули пульки будто по возникшей
недоверчивой тишине, и тут первыми разом засвистели, заорали, как на
стадионе, мальчишки, задвигались в толпе, когда он, положив на барьер
ружье, спросил автомобилиста:

- Теперь все?

- Тама! Точно! Ни одной мишени! - подтвердило несколько голосов.

Уже полностью удовлетворенный, Алексей перепрыгнул через перила; и
Валя, поджидая его возле тира, с изумлением увидела, как мальчишки
закипевшим водоворотом закрутились перед ним, дружно крича: "Как фамилия?
Как фамилия? Вы снайпер?" - тогда он сказал им что-то; один из них,
бедового вида, в кепке с пуговкой, ответил "Есть!" - и водоворот этот
двинулся по аллее в сторону набережной.

- Ты хвастунишка! - улыбаясь, заговорила Валя. - Ты же испортил жизнь
автомобилисту, видишь, он куда-то исчез. Он умрет от огорчения... Придет в
училище, ляжет на кровать и умрет от горестных воспоминаний. Ой, не могу!

Она так засмеялась, что слезы выступили на ресницах.

- Как он надвинул козырек на глаза! Словно его кто-то по затылку
ударил!

В это время к ним подошел Полукаров; хмурый, взъерошенный, виновато
щурясь, он хотел что-то сказать Алексею, но не сказал и стал
раскланиваться с подчеркнутой воспитанностью, стесненный, видимо,
присутствием Вали.

- Ладно, Женя, прости, что я тебе помешал, но, кажется, все в порядке,
- проговорил Алексей.

- Он так плохо стреляет? - разочарованно спросила Валя, когда они пошли
по аллее, не выбирая заранее направления.

- Он близорук. Стеснялся надеть очки, наверно.

Валя сказала тихо, взяв его под руку:

- А каков ты, хвастун, а? Правда, ты сумел расположить сердца зрителей
к себе. Я все видела.

Он ответил полушутливо:

- Я этого и хотел. Пусть знают, как стреляют артиллеристы. Это все-таки
марка фирмы.

- На войне тоже была эта марка фирмы?

- Да. Только на войне далеко до хвастовства. Там было дело. Нет, не
дело, а страшная работа.

Над деревьями небо фиолетово вспыхнуло, раскололось фейерверком; они
оба посмотрели туда, и Алексей, проследив за дымными нитями впереди, после
короткого молчания заговорил снова:

- Странно самому - даже вот эти ракеты напоминают ночь на передовой,
хотя я совершенно ясно знаю, что войны нет, что я с тобой в парке и все
отлично... А насчет стрельбы ты не думай, что я стреляю особенно. Правда,
до артиллерии я случайно месяц пробыл в снайперской, но снайпера из меня
не получилось. Кстати, мой друг Толя Дроздов за тридцать шагов попадает из
пистолета в гривенник... Без всякой снайперской школы. Прекрасно стрелял
Борис из автомата. У него очень точный глаз.

Замедляя шаги, Валя прикусила губу, сбоку наблюдая за Алексеем,
спросила:

- А ты наконец можешь мне сказать, что у вас произошло с Борисом? Ведь
что-то произошло? Или это тайна?

- Нет, это не тайна, - ответил Алексей. - Но мне не хочется говорить об
этом. Просто, когда теряешь друга, становишься как-то беднее. Это я понял.

Тут из боковой аллеи с шумом, топотом подбежала к ним группа
запыхавшихся мальчишек, и, как показалось Вале, предводитель их, тот
самый, бедового вида, в клетчатой кепке с пуговкой, возбужденно шмыгнул
носом, выпятил по-военному грудь и, задыхаясь от усердия, выкрикнул:

- Товарищ снайпер, ваши товарищи на набережной. Там много курсантов из
артиллерийского училища! Ваше приказание выполнено!

Валя только повела удивленными смеющимися глазами на Алексея, а он даже
не улыбнулся, приложил руку к козырьку, ответил без тени шутки:

- Спасибо, друзья, можете идти.

- Есть идти! - И мальчишки эти, видимо весьма довольные выполненным
приказанием, гурьбой кинулись назад к боковой аллее в направлении
аттракционов.

А эта дальняя глухая аллея, по которой шли они без направления, была
темноватой, как шалаш, засыпанной кучами давно опавшей листвы, и было
непонятно, как мальчишки нашли здесь Алексея. По-осеннему тут шуршало,
похрустывало под ногами, горел одинокий фонарь в черных ветвях, над
безлюдными скамейками, и везде: в шорохе листьев, в запахе сырости, в
оголенном свете фонаря - был ноябрь.

- Вот видишь, - вдруг сказал Алексей весело, - мальчишки, оказывается,
все знают. Пойдем, познакомлю тебя с друзьями. Они должны тебе
понравиться, я уверен. Толя Дроздов, Саша Гребнин, Миша Луц, Степанов. Ты
их увидишь.

Справа был маленький пруд, в нем отраженно качался у берега искристый
круг фонаря, на середине загорались и гасли отдаленные звезды ракет, а под
обрывом, в густо-темной недвижной воде собрались целые плоты из кленовых и
каштановых листьев, и дуло пронизывающим холодком от этого уже нелетнего
пруда.

- Мальчишки, снайпер... черт знает что! - проговорила Валя и неожиданно
повернулась к нему, взялась за борта шинели, коснулась губами его щеки. -
Ты знаешь... я тебя сегодня особенно люблю.

25

В двенадцать часов дня капитан Мельниченко начал обход дивизиона и
только в половине второго спустился в офицерскую раздевалку, надел шинель,
вышел в главный вестибюль.

Стоял солнечный день в предвременье мороза.

Был час обеденного перерыва, затихший во время занятий училищный корпус
наполнялся жизнью: зазвучали голоса в кубриках батарей, застилались
папиросным дымом курилки, в комнату оружия несли буссоли, прицелы,
артиллерийские круги, планшеты, а на дворе, возле гаража, натруженно
ревели моторы; курсанты, вернувшиеся с полевых учений, отцепляли орудия от
машин, вкатывали их в автопарк. По этажам пронеслась команда дежурного по
дивизиону:

- Приготовиться к обеду!

Мельниченко стоял в главном вестибюле, пропуская мимо себя огневые
взводы, отвечая то и дело на приветствия, - ждал, пока пройдет весь
дивизион. Вот, стуча сапогами, побежали по лестнице курсанты первого
взвода, к которому он относился немного с ревностью, хотя в душе, может